Ноша избранности (СИ)

- Лагаст, - неожиданный всплеск жалости, заставил Аню заговорить. - Её я могу оставить в фургоне. Пусть спит на полу, а за это моет пол и носит воду.

- Тебе мало одной рабыни?

- Нет, это временно. Пока мы в пути.

- А Ириша?

- Ириша - моя помощница. Она делает перевязки, зашивает раны. Её руки должны быть абсолютно чистыми. А рабыня мне не нужна, но...

Лагаст подумал, кивнул, соглашаясь:

- Хорошо. Твоё заступничество разумно. Пусть эта нетронутая дура моет полы и носит воду. Но если она опять вздумает вякать, - выкидывай её из фургона и пусть, как собака, бежит следом, на привязи.

- А привязь где?

Лагаст усмехнулся и, уже выпрыгивая из повозки, велел:

- Гастас, покажи госпоже Анне где и что здесь лежит, - вместе с командиром, жилище на колёсах покинули и трое других воинов. Оставшийся парень открыл один из сундуков, намертво закреплённых вдоль повозки вплотную к кожаному пологу и использовавшихся и как вместилища для вещей и как широкие, годные для сидения и сна лавки. В одном из отделений лежали гладкие ошейники, цепи, кандалы и ошейник с шипами снаружи и внутри.

- Что это? - удивилась Аня.

- Рогатка, - отозвался юноша равнодушно. - В таком ошейнике раб не может спать. Страшное наказание.

- А ... откуда они здесь?

- Были.

- Были? - С недоумением и отвращением Аня вертит в руках страшную "рогатку", с внутренних шипов которой ещё не слущилась засохшая кровь. - Да уж, "святой человек".

- Надеть её на него?

Аня в задумчивости посмотрела на сивого, трясущегося старика, на его дочку, покачала головой:

- Нет, Гастас, Лагаст не зря оставил этого козла здесь. Он хочет, чтобы я сама наказала его. Командир прав, - она выбрала гладкий ошейник, цепь к нему, медное кольцо, нашла в ящике маленькие, медные клещи. - Я это сделаю.

Старик покорно подставил шею, не пытаясь защититься ничем, кроме жалобного взгляда. Как собаку, за цепь, Гастас выволок его из повозки:

- Я сам привяжу его под повозкой. Отдыхайте, госпожа Анна, отдыхай, Ириша, добрых вам снов.

Оказывается, Аня так устала, что проснулась в движущейся повозке, к полудню, от жары. Кондиционеры в фургоне, разумеется, предусмотрены небыли. Ириша тихонечко изучала содержимое сундуков, безымянная "дочь" смиренно сидела в уголочке, не смея подать какие-либо признаки жизни. На одном из сундуков стояла миска с жирной кашей. После позднего завтрака Ириша отпросилась прокатиться верхом, а Аня занялась подаренными книгами. Вторая книжка поведала ей о влиянии звёзд на человеческие органы. Так, если в созвездие "печень" целилась звезда "жало", пациенту это грозило сплошными огорчениями, а если звезда "сердце" проходит через созвездие "розы", то человек расцветает, как розовый куст. Непонятно только почему это происходит с конкретным человеком, а не с человечеством в целом? Да уж! Как верно заметил Лагаст: "Такое - только на растопку".

Ага! Вот ещё картинка, похожая на анатомический атлас. Нет, это кажется о сотворении мира. Ну, да. Добрые боги убили злого великана (интересно, чем бедняга им не угодил?) и смастерили из его тела весь видимый мир: из костей - камни, из черепа - небо, из глаз - луну и солнце, из кишок - змей с червями, из крови - реки, из дыхания - ветер, из волос - траву. Из чего сделаны рыбы и птицы - не сказано, а вот человеку отведено целых пять последних страниц. Естественно, мудрецы созданы из языка. Ну да. Какой смысл писать откровение, если ты - не "уста Господни"? Из рук - воины, из чресл - земледельцы и ремесленники, из ног, естественно, - рабы. Да! Вместо сердца изображена собака: сама доброта любовь и верность. Даже не детскую сказку не тянет. Расчленёнки многовато.

Что ещё? Книга о превосходстве мужчины над женщиной: мужчина - пахарь, женщина - земля; мужчина - семя, женщина - семя носящее; мужчина - господин, женщина - раба... и в таком духе пятнадцать дощечек.

Ещё трактат. Он посвящён стихиям. Их здесь шесть. Совершенное число, как говорил Сириус: воздух, вода, земля, огонь и эфир. Люди воздуха - легкомысленны, люди воды - непостоянны, люди земли - невежественны, у людей огня страсти подавляют разум. И только мудрецы, как люди эфира, чисты, честны, мудры, бесстрастны и беспорочны. Сплошной сон разума.

- Ириша, как прогулка?

Девочка вернулась на удивление кстати и тут же вываливает ворох новостей:

- Вокруг всё спокойно, госпожа Анна. К вечеру караван должен выйти к реке и воины говорят о возможной засаде.

Малявка права. Степь широка, но все ходят торными дорогами, потому что всё эти дороги куда-то ведут. И засады охотники за чужим добром тоже устраиваю на дорога, да не где попало, а именно там, где можно затаиться перед броском. Все такие места наперечёт. И наёмникам, что не один год ходят одними путями, прекрасно известны.

Ириша тем временем недоумённо крутит головой:

- Почему так жарко? - спрашивает она.

- Ириша, день же. Солнце печёт.

- Значит надо полы помыть.

А ведь Заморыш права. Если в старой повозке, заваленной мешками с крупой даже пола видно не было, то здесь - вот он, под рукой. А мокрые доски, высыхая на сквознячке, освежат воздух. И воды не жаль. Вечером будет река.

- Девица-красавица, - окликает Аня безымянную пленницу, - просыпайся. За работу.

- А?

- Полы помой и сундуки протри тоже.

- А?

- Тряпку в зубы и вперёд! Или сейчас вслед за телегой побежишь, - Аня начинает сердиться. В сущности, она сильно преувеличивает. Езда на волах - процесс очень неспешный. За ними идти - отдыхать устанешь. Но девица испуганно вскидывается, начинает как сомнамбула тыкаться по сторонам. Ириша за руку волочёт её к бурдюку с водой, к ведру, вручает тряпку. Аня объясняет:

- Налей из бурдюка пол ведра воды, намочи тряпку, протри пол.

На лице пленницы выражение такого ужаса, будто ей предложили, по меньшей мере, сеанс группового секса с элементами садо-мазо:

- Я порядочная девушка!

- И что?

- Я не мою пол!

- Почему?

- Я не рабыня!

- Да? - переспрашивает Аня подчёркнуто заинтересованно. - Тогда кто ты?

- Пленница!

- А в чём разница? - Аня даже не заметила, как разозлилась всерьёз. Девушка молчит и Аня задаёт ей следующий вопрос:

- Как тебя зовут?

Девушка с прежним недоумением смотрит на своих мучительниц. Вид у неё такой, будто она всю свою жизнь провела в полусне. И даже сейчас проснуться не может.

- Зовут? Меня? Зачем?

- Как твоё имя? - уточняет Аня.

- Имя?

- Ну, ты блондинка! - Искренне возмущается Аня. - Чисто кукла "Блонди".

- У неё нет имени, - вступается за пленницу Ириша.

- Понятно: "Эй ты, как там тебя". Так вот, если я говорю "Блонди", то я обращаюсь к тебе. Поняла? Повтори: "Блонди". Ты теперь Блонди.

- Я?

- Да. Пока ты едешь здесь - ты будешь отзываться на имя "Блонди".

- А потом?

- Потом я с тобой больше никогда не встречусь. Надеюсь.

Девица хлопает глазами. Даже на "Блондинку" она не тянет: вся блеклая, серая, невнятная. Серо-русые волосы, белёсо-серые глаза. Даже кожа у неё какая-то сероватая, бескровная, нездоровая. Кстати, у Ириши такой же цвет волос, но глаза сияют и румянец во всю щёку. А новоявленная Блонди хлопает ресницами. Она что? Такая тупая? Или просто издевается, по примеру папаши?

- Так вот, Блонди, подними свой зад и подвяжи юбки повыше.

- Что?

- Я не ясно выразилась? Мне тебя ударить? - не сдерживая больше злости, Аня коротко рявкает. - Встать!

Девица медленно и неохотно поднимается.

- Руки подняла! Ириша, подвяжи ей юбки.

Юбки подвязаны через минуту. Пленница с ужасом смотрит на свои белые, голые коленки. Аня продолжает командовать:

- Взяла бурдюк!

Догадливая Ириша подсовывает её под руку прут и на икре Блонди отпечатывается первая, багровая полоса. Изумлённо пискнув, Блонди подхватывает полупустую овечью шкуру для воды.