Драйв Астарты

– Разумеется, да. Вы гражданин Франции, как и я.

– Иначе говоря, – с ещё большим сарказмом сказал Дюги, – вы полагаете, что француза делает французом некий бюрократ, выдающий документы о гражданстве?

– Конечно, нет! – Ответил Арше. – Я имел в виду неформальные признаки гражданина.

– Отлично! Какие именно признаки?

– Очевидные, коллега Гастон, – вмешался Клод Филибер. – В первую очередь язык, на котором мы общаемся. Это французский язык, не так ли?

– О, да, – Дюги кивнул. – Это четкий признак. А вы помните, когда и где планируется завершение миссии экипажа «Каравеллы»?

– Странный вопрос. Конечно, я помню. В первых числах февраля на Гваделупе.

– О, да! На французском острове Гваделупа, населенном гражданами Франции, но не французами по вашему определению. Они говорят на антильском креольском языке.

– Но я не сказал, что это единственный возможный признак, – возразил Филибер. – Вы француз по признаку языка, а например, жители Гваделупы – французы по признаку религии. Там почти все жители – католики, и они пользуются французской библией.

– Это, – добавил Арше, – Лувенская Библия 1550 года, памятник нашей культуры.

– Как интересно… – Дюги вынул из кармана palmtop, – Лувенская библия…

Он пощелкал стилосом по экрану и через полминуты задумчиво произнес.

– Лувенская французская Римско-католическая Библия. Это полное название. Но вот проблема: Рим не во Франции, а в Италии, а Лувен не во Франции, а в Бельгии.

– Но, – заметил Арше, – исторически Рим это центр Вселенского Католицизма.

– Отлично, коллега Пьер. – Дюги изобразил ослепительную улыбку и повернулся к Филиберу, – коллега Клод, сейчас я задам вам длинный содержательный вопрос.

– Задавайте, я весь внимание.

– Вот вопрос. Существует церковь, основанная в Израиле, базирующаяся в Италии, возглавляемая сейчас бразильцем и имеющая главную священную книгу на мертвом латинском языке, переведенную на бельгийский валлонский язык, который, в общем, понятен французу. Это очень интересный пример того, что культурная глобализация началась не в прошлом веке, а гораздо раньше… Но применима ли данная книга для определения принадлежности человека к множеству «граждане Франции»?

– Э… – Филибер покачал головой и развел руками, – Вы сейчас совершили настолько стремительный экскурс в древнюю историю, что у меня закружилась голова. Но мне кажется, не надо так глубоко копать историю. Сейчас эта библия – памятник именно французской культуры, как справедливо сказал коллега Пьер.

– Ну! – Дюги тоже развел руками, – не будем ставить нашего коллегу Пьера в сложное положение! Представим, что я копну историю неглубоко, всего на сто лет…

– Послушайте… – начал Пьер Арше.

Гастон Дюги выразительно выпучил глаза, и прижал палец к губам.

– Тс! Иногда лучше молчать, чем говорить, как учит нас Лао Цзы. Я сделал оговорку: «представим». Представим, а не обсудим, это разница. Я не стремлюсь к спору о роли католицизма в истории Франции. Я атеист, но я отношусь с симпатией к католическим обрядам и праздникам. И мне становится так неуютно, когда эти милые трогательные праздники соприкасаются с политикой. Политика, как известно, грязное дело и очень прилипчивое. Если кто-то объясняет разницу между французом и франко-креолом и привлекает для этого католицизм, то мне становится неспокойно, вы понимаете?

– Понимаю, – Арше с готовностью кивнул. – Это действительно сложная тема и…

– …Очень многогранная, – добавил Филибер, – я понял вашу мысль, коллега Гастон.

– Да, – подхватил Арше. – Слишком многогранная для Новогоднего вечера.

– Коллега Гастон показал, – продолжил Филибер, – что блестяще владеет риторикой и философией, но сейчас, по-моему, важнее, что он также блестяще владеет банджо.

– Вам уже наябедничали? – Весело поинтересовался Дюги.

– Нет, просто прошел слух… Так вы сыграете?

– Я могу попробовать, если здесь найдется банджо…

…

Короткая ироничная пикировка перешла в обсуждение музыкальной программы, и до самой полуночи, а потом ещё примерно час в Таверне «Галлия» царило искреннее, не замутненное серьезными темами веселье. Около часа ночи все начали расходиться.

Уже на улице Лианелла, поймав момент, вклинилась между Доминикой и Гастоном и громким шепотом объявила.

– Я, кстати, догадывалась, а сегодня вы спалились. Нет больше смысла шифроваться.

– Ну, ты совсем отбилась от рук… – начала Доминика.

– Мама, я же хочу, как лучше. Мы бы могли все пойти к нам. Новогодняя ночь…

– Мм… – Доминика повернулась к Дюги, – ты как?

– С удовольствием, – ответил он. – Я даже могу сварить кофе.

– Я отползу спать в мансарду, – добавила Лианелла, – так что вы можете легко…

– Черт! – Доминика хлопнула себя ладонями по бедрам. – Ты точно отбилась от рук.

– Но мама, я просто собираюсь поспать сегодня в мансарде. Можно?

– Можно. Только не надо давать советы и комментарии, договорились?

– Договорились! Я вообще буду белой и пушистой, как ангорский кролик-альбинос.

Играть кролика-альбиноса у Лианеллы не очень получалось. Когда все трое пришли домой, и Доминика отправилась под душ сполоснуться, а Дюги занялся варкой кофе, девушка тут же использовала возможность пообщаться.

– Гастон, а ты классно меня отмазал на счет французов и франко-креолов! Мерси!

– Никаких проблем, принцесса. Это долг каждого странствующего рыцаря.

– Ты тоже прикалываешься на счет принцессы? – Спросила она.

– Справедливо прикалываюсь, – уточнил Дюги. – Между прочим, мы с твоей мамой перенервничали, увидев по TV твое папуасское шоу из японского мультфильма.

– Ну, ладно… – она вздохнула, – я не обижаюсь. А расскажи, как ты так лихо заткнул Филибера и Арше? Я вообще не поняла, как это получилось.

– Есть в риторике такая хитрость, – ответил он. – Когда против тебя двое оппонентов, обязательно найдется что-то, в чём они расходятся. Вот в эту точку и надо бить.

– Но они же оба католические фанаты, – заметила Лианелла.

– Верно. Но Клод Филибер играет за французских католических ура-патриотов, а Пьер Арше работает и на ESA и на Папскую академию, поэтому, играет не за ура-патриотов французского католицизма, а за агрессивную команду Ватикана. Дальше все просто: я намекнул, что могу откопать топор войны между ними, закопанный не так глубоко.

Лианелла задумчиво почесала кончик носа.

– Это что-то, что было сто лет назад?

– Правильно. И если ты хорошо учила историю, то легко найдешь этот топор.

– Гастон, так не честно! Ты обещал мне рассказать, а вместо этого спрашиваешь, как я учусь! И мама так делает! Мир полон несправедливости! Знаешь, как тяжело учиться? Я после 7-го класса парижской школы попала тут в подготовительный класс Колледжа-Политехника, где всё по-другому! Все предметы другие!! А истории вообще нет!!!

– Что за плач Кримгильды из саги о нибелунгах? – Вмешалась Доминика, появляясь из ванной в тонком золотистом халатике, – опять жалобы на загруженность в колледже?

– Мама! Я просто объясняю Гастону, что тут в колледже нет истории.

– Но есть экоистория, не правда ли? А почему, кстати, разговор именно об истории?

– Это я виноват, – сообщил Дюги, – я начал рассказывать, что произошло около ста лет назад между французскими католиками-патриотами и римской штаб-квартирой.

– В смысле, во время Второй мировой войны? – Уточнила Доминика.

– А! – Воскликнула Лианелла. – Во Франции католики были за национал-социалистов, а Римский Папа тогда был за английских пуритан и исламских фундаменталистов!

Доминика тихо застонала и медленно опустилась на табуретку.

– О, Боже! О, боги Галлии, Олимпа и Океании! Где ты этого нахваталась?

– Мама, я что, очень сильно перепутала?

– Хм… – Произнес Дюги, снимая с плитки джезву и разливая кофе в чашечки. – Я не исключаю, что можно было перепутать ещё сильнее… хотя я не уверен. Давай мы вспомним классическую версию истории. В начале 30-х годов у власти в Германии оказались фашисты, а в Италии это произошло даже раньше. В 1939 году Германские войска вторглись во Францию. Папа Римсский Пий XII поддерживал в этой ситуации фашистское германское правительство, оккупантов. Он был в официальном союзе и с итальянскими фашистами. А в 1945-м после разгрома фашистов в Европе он за счет тайных политических сделок избежал обвинения в пособничестве их преступлениям. Участники французского Резистанса возмущались. Они считали, что Пий XII должен угодить под суд в Нюрнберге и на виселицу. Само папство, по их мнению, подлежало ликвидации наравне с фашистскими партиями. Это выглядело бы логично, но…