Редкий дар (ЛП)

Некоторые утверждают, будто существует некий всеобъемлющий замысел, некий узор, складывающийся из всего, что творится в мире, и ничего не происходит без причины или не в свое время. Не берусь утверждать, что эта идея истинна, — слишком много нитей было бессмысленно оборвано у меня на глазах, — но, представьте, в перипетиях своей судьбы я иногда угадывала рисунок, вытканный на станке вечности. Если такой предопределенный узор и существует, вряд ли хоть кому-то среди живущих под силу отдалиться от него на достаточное расстояние, чтобы разглядеть все хитросплетения, но это никак не опровергает его существование. Нет, я не знаю. Но вот вам истинная правда: если бы на той неделе Алкуин не научился ездить верхом, события сложились бы совсем иначе. А если бы Гиацинт не сделал ту ставку… и если бы потом не решил, будто выигрыш обагрен кровью, то Ги не пришлось бы гоняться за нами по всему Городу, и… Ах, что толку гадать? Не стану пересматривать судьбу.

* * * * *

Сдерживая обещание, я помалкивала про свидание Алкуина с Виталем Буваром. Делоне согласился на поступившее предложение, и договор подписали еще до нашего отъезда в Перринвольд. Вечер свидания начался с небольшой путаницы: Бувар прислал экипаж, а наставник собирался отправить Алкуина в своем, — но вопрос легко уладили. Делоне принял любезность Бувара при том условии, что Алкуина будет сопровождать Ги.

Эскорт само собой разумелся и неизменно прописывался в наших договорах, поэтому настояние Делоне не выглядело необычным. Не знаю, привлекло ли это обстоятельство внимание Бувара: в соглашении значилось лишь, что Алкуина сопроводит ливрейный лакей Делоне. Так как у наставника не было земель — как мы тогда думали, — ему не позволялось иметь в подчинении воинов, но Ги никто и никогда не принимал за солдата. Он вел себя незаметно и невозмутимо и ничем не выдавал своих боевых навыков. Многие носят на поясе кинжал — у Ги их было даже два, но по его виду никак нельзя было предположить, что он прошел школу кассилианцев. Зная его много лет, я ни разу не заподозрила ничего подобного, пока он сам не признался.

Разобравшись с экипажем, Делоне благословил Алкуина. Мы никогда не назначали свиданий на одно время, и я провожала товарища. Он надел тот же костюм, что был на нем в вечер дебюта: бежево-коричневые бриджи и белую рубашку; наверное, по просьбе Виталя. Выражение лица Алкуина оставалось спокойным и безмятежным, но руки, когда я взяла их в ладони, оказались холодными как лед. Я притянула к себе его голову, чтобы поцеловать в щеку — он намного перерос меня — и прошептала:

— Все будет хорошо.

Ресницы Алкуина дрогнули, но больше он ничем не выдал, что меня услышал, и затем покинул нас, отправившись в объятия Виталя Бувара.

Алкуин вернулся уже под утро.

Мне чудилось, будто я во власти сновидения, в котором Каспар Тревальон вновь громко и страшно зовет Делоне в нашем дворе. Даже проснувшись, я не сразу опознала голос, потому что до того дня никогда не слышала, чтобы Алкуин кричал. Но поняв, кто вопит, я мигом выбралась из кровати, набросила первую попавшуюся одежду и помчалась вниз.

Половина домочадцев, потрясенных и заспанных, уже толпились во дворе в свете факелов. Делоне, очевидно, одевался с той же поспешностью, что и я: его распахнутую рубашку косо перехватывала перевязь с мечом.

— Что случилось? — воскликнул наставник, когда я выскочила во двор.

Алкуин сидел на одной из упряжных лошадей, плотно обхватив ногами ее бока, и старался не упустить обрезки вожжей. Обезумевшая от страха кобыла бешено брыкалась, мотая головой и раздувая ноздри. Алкуин с мрачным лицом пытался ее утихомирить.

— На экипаж напали! — выпалил он, резко дергая вожжи. Удила впились в губы, кобыла запрокинула голову, брызгая пеной изо рта. В свете факелов белая рубашка Алкуина казалась янтарной, я разглядела растущее темное пятно на ребрах. — У реки. Ги отбивается, но разбойников слишком много. Он обрезал постромки.

Мгновение Делоне смотрел на Алкуина, потом повернулся и подтолкнул ближайшего слугу.

— Приведи моего коня!

В конюшне уже загорались огни. Опомнившись, Делоне схватил узду бунтующей лошади и силой руки и воли заставил ее замереть на месте. Алкуин перебросил ногу через спину кобылы и спешился, сморщившись при столкновении с землей.

— Ты… — Делоне протянул ему руку.

Алкуин шустро отпрянул, пылая от ярости.

— Этого бы не случилось, обучи вы меня обращаться с клинком!

В эту секунду из конюшни выбежал паренек, ведущий оседланного коня. Делоне отвернулся, вскочил в седло и схватил поводья.

— Где? — холодно спросил он.

Прижав руку к боку, Алкуин ответил:

— У вязовой рощи.

Наставник молча пришпорил коня и ускакал, подковы выбивали искры из брусчатки двора. С полувсхлипом-полусмехом Алкуин осел на землю. Туго набитый мешочек на его поясе ударился о камни, и по двору рассыпались золотые. Я поспешила к товарищу.

— Мой туар, Федра, — выдохнул он, когда я отцепила и оттолкнула его несметное богатство. — Похоже, самую большую цену за него заплатит Ги.

— Тс-с. — Я приобняла Алкуина и ловко расстегнула пуговицы рубашки; пусть больше я ни на что не годилась, но избавлять от одежды умела хорошо. Сунула руку ему за пазуху, нащупала рану и прикрыла ее ладонью, стремясь остановить поток вытекающей крови. Слуги с факелами толпились вокруг нас, наклоняясь посмотреть, что происходит. Я пожалела, что мы не в Перринвольде — Элоиза бы точно знала, что делать.

— Приведите врача! — крикнула я. — Ховел, Беви, отправьте кого-нибудь за иешуитским лекарем! Сейчас же!

Не могу сказать, как долго я просидела на холодной брусчатке двора, держа Алкуина, пока вокруг, приглушенно переговариваясь, сновали люди. Казалось, прошли часы. Кровь Алкуина просачивалась между моими пальцами, лицо его все больше бледнело, а я шептала молитвы и исступленно просила прощения у Элуа и всех его Спутников за все свои ревнивые мысли. Когда над Алкуином склонилось серьезное темное лицо лекаря-иешуита, я подумала, что за всю жизнь не видела ничего прекраснее.

— Что делает болящий на холодных камнях? — спросил врач, неодобрительно цокнув языком. — Хочешь, чтобы простуда свела его в могилу, если не убьет рана? Ты… и ты, отнесите его в дом.

Я с благодарностью уступила свою ношу. Пальцы склеились от крови Алкуина. Когда его поднимали, друг глянул в мою сторону с молчаливой благодарностью. Я собрала рассыпавшиеся монеты и последовала за процессией в дом. Алкуина уложили на ближайшую скамью, и доктор сноровисто разрезал его рубашку.

Рана оказалась длинной и глубокой, но не смертельной.

— Ты потерял много крови, — деловито констатировал иешуит, продевая в игольное ушко шелковую нить, — но, думаю, раз уж я здесь, смерть тебе не грозит. — Какое-то время он молча накладывал швы, а Алкуин шипел сквозь зубы. Закончив, лекарь попросил крепкой настойки и промыл рану, затем перевязал ее и вручил мне горшочек с мазью. — Ты ведь не забыла, как пользоваться этим бальзамом? — обратился он ко мне, и я различила иронию в его словах, несмотря на чужеземный акцент. — Скажи лорду Делоне, чтобы послал за мной, если начнется омертвение.

Алкуин сунулся в свой мешочек с золотом и вновь рассыпал монеты. Я подобрала одну с пола и вручила доктору. Приняв плату, он посмотрел на меня, удивленно изогнув брови.

— Тяжелая у вас жизнь. Надеюсь, она того стоит.

На это замечание у меня не нашлось ответа, как, наверное, не нашлось бы и у Алкуина, будь он в силах произнести что-нибудь связное. Лекарь поклонился, и один из слуг молча проводил его до двери.

Та распахнулась прежде, чем иешуит успел выйти. С жутким выражением лица Делоне переступил порог, неся на руках обмякшее тело Ги. Врач остановился и положил руку на шею Ги, нащупывая пульс. Делоне молча смотрел на него. Иешуит покачал головой и тихо произнес:

— Для него уже слишком поздно.

— Знаю, — кивнул Делоне, и на секунду его лицо потемнело, пока он подыскивал вежливое слово. — Спасибо.