Серая магия. Колдовской мир. Паутина колдовского мира

— Но мы не впервые видим это. Все это не может быть результатом приказов одного-двух садистов.

— Верно, поэтому я и думаю, что мы сражаемся с одержимыми.

Одержимые! Симон подумал о старинном значении этого слова в его собственном мире — одержимые злым духом. Что ж, можно понять этого человека после того, что они видели. Одержимые злым духом — и лишенные собственной души! И снова Колдер!

Отныне, хотя это ему и претило, Симон вел записи о таких событиях. Впрочем, ему ни разу не удалось застать преступников за работой. Ему хотелось посоветоваться с волшебницей, но только она ушла с Брайантом в толпе беглецов.

Он потребовал от сети партизанских отрядов регулярной информации, и по вечерам, в очередной штаб-квартире, сравнивал, сводил вместе отдельные факты. Очень мало конкретного, но постепенно Симон все больше убеждался, что командиры Карстенских отрядов действуют не в своей обычной манере и что в армию герцога проникло чье-то чужое влияние.

Чужаки! Несоответствие технических знаний устройству общества, продолжало занимать Симона. Беглецы, которых он расспрашивал, сказали ему, что энергетические машины, которые они всегда знали, пришли «из-за моря» несколько веков назад, машины салкарских моряков, заимствованные у древней расы для освещения и отопления — «из-за моря», фальконеры сами приплыли «из-за моря» и привезли с собой удивительные коммуникационные приспособления для своих соколов. А колдеры ведь тоже «из-за моря». Неясный термин. Похоже, источник всего — там.

Свои сведения он передавал волшебницам в Эсткарп, спрашивая у них в свою очередь новости. Единственное, в чем он был уверен — пока его пополнения приходят из древней расы, ему нечего бояться проникновения чужаков. Помимо способности общаться с землей и ее дикими обитателями, у этих людей была способность чуять чужаков.

Еще три поддельных сокола были обнаружены в горах. Все они были уничтожены при захвате, и Симон мог рассматривать лишь разбитые обломки. Оставалось загадкой, откуда они прилетели и с какой целью.

Ингвальд, помощник Симона, еще раз оглянулся на сцену уничтожения, которую они покидали.

— Главный отряд с добычей уже высоко в горах, капитан. На этот раз мы захватили добычу с определенной целью, а из-за этого огня они даже не будут знать, сколько попало в наши руки! Там четыре ящика стрел и пища.

— Слишком много для легкого отряда, — и Симон нахмурился. Мысли его вернулись к повседневным делам. — Похоже, что Ивьян собирается устроить главную стоянку где-то поблизости и здесь базировать свои отряды. Возможно, он собирается двинуть к границам большие силы.

— Я не понимаю этого, — медленно сказал Ингвальд. — Почему вдруг все выскочило из ничего? Мы не были кровными братьями берегового народа. Они оттеснили нас вглубь, когда приплыли из-за моря. Но десять поколений мы жили с ними в мире, каждый шел своим путем и не мешал другому. Мы не склонны к войне, и нет никаких причин для внезапного нападения на нас. Но когда это началось, то шло так, словно давно готовилось.

— Но возможно, не Ивьяном, — Симон заставил свою лошадь идти рядом с лошадью Ингвальда. — Мне нужен пленник, Ингвальд, один из тех, кто забавлялся там, у фермы.

В темных глазах Инвальда вспыхнули искры.

— Если такого возьмут, капитан, то приведут к вам.

— Живого и способного говорить! — предупредил Симон.

— Живого и способного говорить! — согласился Ингвальд.

— Мы тоже считаем, что у одного из них можно кое-что узнать. Но мы их никогда не находим, только их работу. И, думаю, они оставляют ее сознательно — как предупреждение и угрозу.

— Загадочно, — Симон размышлял вслух, снова обдумывая волнующую его проблему. — По-видимому, кто-то считает, что нас можно запугать жестокостью. Этот кто-то не понимает, что такими методами вызывает как раз противоположную реакцию. Или, — добавил он после долгого молчания, это делается нарочно, чтобы разъярить нас и направить ярость против Ивьяна и всего Карстена, поджечь границу, втянуть Эсткарп в войну, а потом ударить в другом месте.

— Возможно, и то и другое, — предположил Ингвальд. — Я знаю, капитан, что вы ищите чье-то присутствие в войсках Карстена, слышал я и о том, что найдено в Салкаркипе, и о продаже людей в Горм. В этом нам не грозит опасность: мы знаем, когда приходит ненастоящий человек, как всегда знали, что вы из другого мира.

Симон удивленно обернулся и увидел, что его собеседник преспокойно улыбается.

— Да, пришелец из чужого мира, ваш рассказ стал известен, но уже после того, как мы поняли, что вы не наш. В то же время, каким-то странным образом, сродни нам. Нет, колдер не может так легко говорить в наших советах. Не может враг жить и среди фальконеров — соколы чувствуют его присутствие.

— Как это?

— Птица или зверь скорее ощущают присутствие того, кто пришел из другого мира, скорее, чем даже те, кто обладает Силой. И те, кто подобен людям из Горма, обнаружат против себя и птиц, и зверей. Так соколы Соколиного Гнезда служат своим хозяевам вдвойне и обеспечивают безопасность гор.

Но еще до конца дня Симону удалось узнать, что хваленная безопасность границ не более прочна, чем хрупкое птичье тело. Они осмотрели добычу и Симон велел отложить в сторону то, что было предназначено для Соколиного Гнезда, когда услышал крик часового и ответ фальконера. Радуясь возможности отправить сокольничим их долю и тем самым освободить людей, Симон выехал вперед.

Всадник не последовал обычаю. Его птичий шлем был закрыт, как будто он находился среди врагов. И не только это заставило Симона остановиться. Люди его отряда встревожились, собираясь в круг. Симон тоже почувствовал зарождающееся подозрение.

Он подъехал к молчаливому всаднику и, не вступая в разговор, схватил его за оружейный пояс. Он испытал легкое удивление: сокол, сидевший на луке седла, не поднялся на своего хозяина. Симон захватил фальконера врасплох и тот даже не успел выхватить оружие. Но он быстро пришел в себя, всем телом навалился на Симона, увлекая его на землю, где одетые в металл рукавицы потянулись к горлу Симона.

Это было подобно борьбе со стальной машиной, и Симон уже через несколько секунд знал, что пытается совершить невозможное: справиться голыми руками с тем, что находилось под личиной фальконера, невозможно. Но он был не один: другие руки схватили его противника, прижали его к земле, хотя незнакомец яростно отбивался.

Симон, потирая руки, встал на колени.

— Снимите с него шлем! — Ингвальд занялся ремешками шлема и с трудом распутал их.

Они собрались вокруг прижатого к земле незнакомца, который не прекращал сопротивления. У фальконеров были некоторые врожденные черты: рыжеватые волосы и желто-карие глаза, как и у их пернатых слуг. Внешне пленник был настоящим фальконером. Но Симон и все остальные, собравшиеся на поляне, знали, что он не подлинный житель горной страны.

— Крепко свяжите его, — сказал Симон. — Я думаю, Ингвальд, мы нашли то, что искали. — Он подошел к лошади, которая принесла псевдофальконера в их лагерь. Шкура животного блестела от пота, клочья пены свисали с удил: лошадь, должно быть, выдержала изнурительную гонку. Глаза у нее были дикие. Но когда Симон потянулся к узде, она не сделала попытки бежать и стояла с опущенной головой: крупная дрожь пробежала по всему ее телу.

Сокол оставался спокойным, не взмахивал крыльями, не нацеливался на Симона клювом. Симон снял птицу с насеста и в ту же минуту понял, что держит не живое существо.

Держа птицу в руке, он обернулся к Ингвальду.

— Ингвальд, отправьте Латора и Карна, — он назвал двух лучших разведчиков своего отряда, — пусть едут в Соколиное Гнездо. Мы должны знать, как далеко проникла зараза. Если они увидят, что там все нормально, то пусть предупредят. А в доказательство пусть возьмут вот это, — он наклонился и подобрал птичий шлем. — Я думаю, это подлинная работа фальконеров, — он подошел к связанному человеку, на этот раз лежавшего неподвижно, но глядевшего на него с бешеной ненавистью. — Но я не могу поверить в то, что это один из них.