Судьба Убийцы (ЛП)

Ему понадобилась тишина на какое-то время, и я позволил ему хранить ее.

– Они такие умные, – сказал он, наконец. – Боль, которую они причинили моему телу, была лишь воротами для того, что они могли сделать с моим сознанием. Капра должна умереть, Фитц. Четверо должны умереть, чтобы покончить с разложением Белых.

– Ее слугой была Двалия? Та самая Двалия, что похитила Пчелку? – я чувствовал себя плохо.

– Я так думаю. Но могу ошибаться.

Вопрос, который я не хотел задавать, вопрос неразумный, вырвался сам:

– Но после всего... этого, и всего, что ты рассказал мне... ты вернулся с Прилкопом?

– Фитц, я был не в себе. Ты вернул меня из мертвых. Прилкоп был силен и спокоен. Он был так уверен, что сможет вернуть Клеррес на путь надлежащего служения. Он пришел из того времени, когда слово Белого Пророка было приказом для Служителей. Он был так уверен в том, что мы должны делать. И я понятия не имел, что делать с этой неожиданной жизнью, – он горько засмеялся.

– Я вспоминаю подобное время в моей жизни. Баррич принимал все решения за нас.

– Тогда ты понимаешь. Я не мог ни о чем думать. Я просто следовал тому, что он говорил нам делать, – он стиснул зубы, а затем сказал: – И теперь я возвращаюсь в третий раз. И больше всего на свете боюсь, что снова окажусь в их власти, – он внезапно перевел дыхание. Но никак не мог отдышаться. Он начал задыхаться, словно после бега. И едва смог выговорить: – Ничто не может быть хуже этого. Ничто, – обхватив себя руками, он начал раскачиваться. – Но... я... должен... вернуться... я должен... – он дико мотнул головой. – Нужно видеть! – вдруг вскричал он. – Фитц! Где ты! – он хватал ртом воздух все быстрее. – Я не чувствую... Мои руки!

Я опустился на колени рядом с кроватью и обнял его. Он вскрикнул и изо всех сил попытался ударить меня.

– Это я, ты в безопасности. Ты здесь. Дыши, Шут. Дыши, – я не отпускал. Я не был груб, но держал его крепко. – Дыши.

– Я... не могу!

– Дыши. Или ты потеряешь сознание. Но ты можешь себе это позволить. Я здесь. Ты в безопасности.

Неожиданно он обмяк и перестал бороться со мной, и постепенно его дыхание замедлилось. Когда он оттолкнул меня, я отпустил его. Он съежился и обнял колени. Когда он, наконец, заговорил, ему было стыдно.

– Я не хотел, чтобы ты знал, как я боюсь это делать. Фитц, я трус. Я скорее умру, чем позволю им схватить меня.

– Тебе не обязательно возвращаться. Я могу сделать это.

– Я должен вернуться! – он разозлился на меня. – Я должен!

Я тихо сказал:

– Тогда ты это сделаешь, – и с большой неохотой добавил: – Я могу дать тебе кое-что, что ты мог бы нести с собой. Быстрый конец, если думаешь, что ты... предпочтешь это.

Его взгляд блуждал по моему лицу, как будто он мог видеть меня. Он тихо сказал:

– Ты сделаешь это, но не одобришь. И у тебя есть то же самое для себя.

– Это правда, – сказал я и кивнул.

– Почему?

– Я услышал кое-что давным-давно. Это казалось бессмысленным, когда я был моложе, но чем старше я становлюсь, тем мудрее это звучит. Принц Регал говорил с Верити.

– И ты придаешь значение тому, что сказал Регал? Регал хотел, чтобы ты умер. С того момента, как он узнал о твоем существовании, он хотел твоей смерти.

– Верно. Но он цитировал то, что сказал ему король Шрюд, видимо, когда Регал предположил, что убить меня - самое простое решение. Мой дедушка сказал ему: «Не делай ничего, что не сможешь исправить, до тех пор, пока не поймешь, чего ты уже не сможешь сделать, когда сделаешь это».

Медленно улыбка утвердилась на его лице:

– Ах. Это слова моего короля, – улыбка его стала еще шире, и я почувствовал секрет, которым он не собирается делиться.

– Мое убийство положило бы конец всем другим возможностям. И каждый раз в моей жизни, когда я думал, что смерть – это мой единственный выход, или что это неизбежно, и я должен смириться с этим, я оказывался неправ. И каждый раз, несмотря на любой огонь, сквозь который должен был пройти, я находил в своей жизни что-то хорошее.

– Даже сейчас? Когда Молли и Пчелка мертвы?

Я почувствовал себя предателем, но сказал это:

– Даже сейчас. Даже когда я чувствую, что большая часть меня мертва, жизнь иногда пробивается. Еда вкусная. Или что-то в словах Пера заставляет меня смеяться. Горячая чашка чая, когда холодно и сыро. Я думал о прекращении своей жизни, Шут. Я признаю это. Но всегда, независимо от ран, тело пытается продолжать жить. И если это удается, тогда разум следует за ним. В конце концов, независимо от того, что я пытаюсь это отрицать, есть частички моей жизни, которые по-прежнему сладки. Беседа со старым другом. Вещи, которым я до сих пор рад.

Он нащупал меня рукой в перчатке, и я предложил свою. Он перевел руку в воинское пожатие, запястье к запястью. Я сжал в ответ.

– Это верно и для меня. И ты прав. Я бы никогда не подумал признаться в этом, даже для себя, – он отпустил мое запястье и откинулся назад, а затем добавил: – Но все же я взял бы твое спасение, если ты приготовишь его для меня. Потому что, если им удастся схватить меня, я не смогу... – его голос начал дрожать.

– Я могу приготовить кое-что для тебя. Что-то, что можно было бы носить с собой в манжете рубашки.

– Это было бы хорошо. Спасибо.

Из таких веселых разговоров состояли мои вечера.

Я не понимал, что мы находимся в притоке, пока мы не покинули его и не присоединились к яростной Реке Дождевых Чащоб. Бурные воды, которые несли нас теперь, были серыми, с кислотой и илом. Мы больше не черпали воду из реки, а полагались только на наши бочки. Беллин предупредила Персиверанса, что если он упадет за борт, то «твои кости будут единственным, что мы сможем поднять обратно!». Это совсем не охладило его энтузиазма. Он носился по палубе, несмотря на дождь и ветер, и команда хорошо принимала его. У Спарк было куда меньше выносливости для ненастной погоды, но они с Лантом иногда стояли на верхней площадке рубки, укрываясь куском брезента и наблюдая за пейзажами, проплывающими мимо, когда нас несло течение.

Интересно, что их очаровывало – пейзаж был неизменным. Деревья. Много деревьев таких размеров, каких я никогда не мог представить себе, со стволами огромными, словно башни. Деревья из сотен тоненьких стволов, деревья, которые наклонились и бросили вниз лишние стволы с ветвей в болотистый берег реки. Деревья с лианами, взбирающимися по ним, деревья с оборванными лианами, занавесями свисающими вниз. Я никогда не видел столь густой и непроницаемый лес, который мог бы жить в таких влажных условиях. Дальний берег реки отступил в туманную даль. В течение дня мы слышали множество птиц, и мне было очень странно увидеть однажды пронзительно визжащую стаю обезьян.

Все было так не похоже на знакомые пейзажи Бакка. Даже когда я был очарован и жаждал исследовать все вокруг, я тосковал по дому. Мысли часто возвращалась к моей Неттл, беременной первым ребенком. Я бросил ее, когда она еще росла в Молли, подчиняясь срочному вызову моего короля. И теперь я оставил ее вынашивать мою первую внучку в одиночестве, по воле Шута. Как дела у Чейда? Неужели он поддался старению и пошатнувшемуся разуму? Бывали времена, когда месть за умерших казалась слишком высокой ценой за отказ от живых.

Я хранил такие мысли при себе. Мой страх перед использованием Скилла утих. Давление, которое я чувствовал в Кельсингре, уменьшилось, но живой корабль под моими ногами был постоянным гулом сознания у границы моих стен. Скоро, пообещал я себе. Даже краткий Скилл-контакт мог передать гораздо больше, чем крошечные записки на свитках почтовых птиц. Скоро.

Однажды, когда мы пришвартовались на ночь, Скелли встала из-за стола, принесла из каюты экипажа лук и колчан, а затем беззвучно ступила на палубу. Никто не двигался, пока мы не услышали ее крик:

– Речной кабан! Свежая свинина!

Все пришли в движение и скатились с палубы на поиски мертвого животного. Мы разделали его на узком илистом пляже.