Жребий Рилиана Кру

Леди Фрайбанни завершила двадцатую песнь и сделала паузу, чтобы перевести дыхание. Воспользовавшись этим, Друвин с озабоченным видом поинтересовался:

— Мам, а нам действительно надо слушать еще?

— Конечно, мой ягненочек, — ответила Фрайбанни. — Я хочу, чтобы мои дорогие мальчики насладились возвышенными чувствами, пробуждаемыми великим искусством. Я хочу, чтобы они стали культурными, утонченными людьми, тонко чувствующими…

— Так и я о том же, мам, — перебил ее Друвин. — Поэзия — это такая, э-э-э, как ты говоришь, возвышенная штука, что мы можем воспринимать ее только небольшими порциями.

— По чуть-чуть, — поддержал его Прук.

— Иначе, — продолжал Друвин, — она слишком сильно… э-э-э, действует на нас. Прочищает мозги, словно лучами света.

— Или как будто от избытка чувств взрывается сердце, — предложил свой вариант Прук.

— Или словно ты в темной аллее с одной из девок из таверны «Драгоценность», — встрял размечтавшийся Вазм, но тут же замолк под испепеляющими взглядами братьев.

— Как! Я и не подозревала, что мои бесценные малыши так тонко чувствуют поэзию! — Узкое личико Фрайбанни порозовело от удовольствия.

— Да, мам, это так, — заверил ее Прук. — Мы действительно сильно ее чувствуем.

— Чувствуем, чувствуем, мам. Сегодня, мне кажется, я поднялся на новый духовный уровень, — заявил Друвин. — Выше этого сегодня я уже не поднимусь, иначе во мне что-нибудь лопнет. Сами знаете, как это бывает.

— Вот почему сегодня мы больше слушать не можем, — сделал вывод Прук. — Не осмеливаемся. Придется отправиться в город и побыть там, пока волнение не уляжется.

— Наверно, потребуется дня два-три, — высказал предположение Вазм.

— Дражайшие детки, вы уверены…

Беседу прервал звук тяжелых шагов, приближающихся к бельведеру. Фрайбанни и тройняшки обернулись. Из кустов появился Кипроуз Гевайн. Глаза Фрайбанни округлились, а у близнецов отвисли челюсти.

— Дорогой брат, — осмелилась нарушить повисшую тишину Фрайбанни. Она подбирала слова потактичнее. — Дорогой брат, ты не одет…

— Гол, как ощипанный петух, — высказался Друвин.

Вновь прибывший хранил молчание. В его пустых голубых глазах не было ни намека на узнавание или понимание происходящего.

— Дядя, вы купались? — спросил Друвин. За его спиной Прук и Вазм безудержно хихикали.

— Дети! — шикнула на них мать, а затем повернулась и заглянула в слабоумные глаза толстяка:

— Дражайший Кипроуз, ты здоров?

Ответа не последовало.

— Мама, я думаю, он не слышит тебя, — громко прошептал Друвин. — Может, старикан потерял слух?

— Или мозги, — высказался Прук.

— А может, просто напился, — предположил Вазм. — Э-э-э, дядя, вы, кажется, перебрали с утра?

— Тсс, негодный мальчишка! Ты же знаешь, дядя во всем соблюдает умеренность!

— Разве? А как же леденцы?

— Леденцы не отражаются на состоянии рассудка!

— Тогда что же с ним, мам? Чего он так уставился? У меня прямо мурашки по коже от этого взгляда, — пожаловался Прук.

— Не знаю, что с ним произошло, мой милый, но уверена, что ничего серьезн…

Фрайбанни не успела договорить — на полянке возникли еще две фигуры и встали рядом с первой. Две-три секунды Фрайбанни сидела замерев, а потом начала визжать. Вскочив на ноги, она отступила назад, споткнулась о скамейку и растянулась на мозаичном полу. Визг перешел в заунывный вой.

Братья поднялись с пола и молча уставились на стоявшие перед ними фигуры. Три пары абсолютно одинаковых молодых голубых глаз встретились взглядом с тремя парами голубых глаз, похожими на их собственные, но принадлежащими людям среднего возраста. По крайней мере, так казалось, поскольку никто не смог бы догадаться, что паутинка тоненьких морщинок, тени и мешки под глазами трех Кипроузов сформировались совсем недавно. Тройня молча рассматривала тройню, пока у Друвина не вырвалось восклицание:

— Разрази меня гром, старикан распался на троих!

Леди Фрайбанни лежала на животе, спрятав лицо в согнутой руке. Плечи ее сотрясались, завитые кудряшки мелко тряслись. Она продолжала издавать какие-то звуки, но уже не так разрушительно для ушей окружающих. Прук и Вазм подхватили мать под руки и поставили на ноги. Колени Фрайбанни подгибались, и она бессильно повисла на сыновьях.

— Все будет в порядке, мама, — попытался успокоить ее Вазм.

— Дядя — умный человек. Он наверняка найдет способ, как собрать себя опять в одного, — предположил Прук.

Она их не слышала. Взгляд женщины потух, лицо пожелтело, руки судорожно подергивались. Посмотрев через плечо, она узрела молчаливые фигуры и нашла это зрелище невыносимым. Ее крики, которые она как-то подавляла до этого, вырвались наружу с громкостью духовой трубы. Вопль за воплем вонзался в холодный утренний воздух, и в конце концов крики привлекли к себе внимание персон. Все трое двинулись к источнику звука.

Голос леди Фрайбанни начал затихать. Вопли постепенно перешли во всхлипывание. Персоны приближались. Вот они преодолели пологие ступени и вошли в беседку. Фрайбанни спряталась за спины сыновей.

— Мальчики! — слабо молила она.

Тройняшки переглянулись. Помедлив, Друвин неохотно сделал шаг вперед и обратился к персонам:

— Дядя, что-нибудь случилось?

Ответа не последовало.

— Дядя, — собрался с мыслями Друвин, — я не знаю, чего вы хотите, но вы расстраиваете маму.

Упрек не возымел действия.

— Дядя, почему вы не отвечаете? Что это, такая шутка или что-то другое?

Персоны молча глазели, и Друвин занервничал:

— Только без обид, дядя Кипроуз.

Не спуская глаз со всхлипывающей Фрайбанни, персоны сделали шаг вперед. Три мясистые руки зависли в воздухе. Фрайбанни съежилась, а Друвин ударил по ближайшей руке, отбросив ее прочь. Владелец руки перевел непонимающий взгляд с Фрайбанни на руку и обратно. Персоны издали тихое урчание.

— Что бы он ни сделал с собой, мозги его явно не в порядке, — высказал свое мнение Друвин. — Он — полоумный. Все трое.

— Не говори в таких выражениях о своем дяде! — увещевала его Фрайбанни. — Он — величайший гений. Кипроуз, дорогой Кипроуз, ты узнаешь свою сестру?

И вновь сопрано Фрайбанни привлекло внимание персон, они заурчали и двинулись вперед. Леди истошно закричала, а Друвин, пытаясь помочь матери, неразумно решил воспрепятствовать наступлению. Обеими руками он изо всех сил толкнул ближайшего дядю в широкую грудь. Персона, размахивая руками, будто крыльями, сделала несколько неверных шагов назад и, не сумев удержать равновесия, плюхнулась на мозаичный пол. Толстяк посидел так немного, потом осторожно поднялся и заковылял вперед. Выражение его лица при этом оставалось по-прежнему равнодушным. Урчание уступило место низкому ворчанию, значение его было неясно, но зрелище вызывало тревогу. Однако Друвин не двинулся с места.

— Послушай, Друвин, может, лучше уйти? — нервно предложил Прук.

— Никуда я не пойду. Вы, трусливые душонки, будете меня поддерживать или нет? — прорычал Друвин.

После короткой заминки оба братца нехотя встали по бокам от него, образовав живую стену между матерью и их псевдодядюшками.

Персоны, хоть и недалекие умом, оказались способными делать выводы из собственного опыта. Не ожидая дальнейших провокаций, они ринулись в атаку.

Три здоровенные руки мощно размахнулись, и близнецы, застигнутые врасплох, не успев ни увернуться, ни защититься, получили каждый по сильнейшему удару. Друвин тяжело рухнул на пол, проехал по нему и врезался в скамейку. Вазм, завертевшись, как юла, ухватился за одну из витых колонн, что и спасло его от падения. Прук пронесся на всех парусах по полу, запнулся о низкий порожек, кувыркнулся и вылетел из беседки. Поднявшись с травы, он стал ощупывать челюсть.

— Мальчики! — взлетали к небу вопли Фрайбанни. — Друвин!

Но Друвин, оглушенный болью, ответить не мог.

— Мой любимый! — Фрайбанни попыталась подбежать к своему поверженному сыну, но персоны преградили ей путь. — Выпусти меня! Кипроуз, пусти меня к моему мальчику!