Страж штормов

Но этот момент так и не наступил.

В жилах Таэн недаром текла кровь многих поколений рыбаков, рисковавших жизнью в штормовых морях, не привыкших сдаваться даже тогда, когда ситуация казалась безвыходной. Пока Эмиен жив, не все потеряно! Если Страж штормов не в силах помочь ее брату, он хотя бы сможет подсказать, как достучаться до души Эмиена.

Девочка решила, что обязательно отыщет Анскиере, и сатид понял, что недооценил ее стойкость и веру в себя.

Теперь их борьба достигла наивысшего накала, в ней все мог решить один внезапный удар. И сатид нанес его, когда Таэн собралась с силами, чтобы устремиться к ледяным скалам, где она надеялась найти Анскиере. Сатид обрушил на девочку невыносимую боль, какую она испытывала, когда упавший ящик размозжил ей ногу.

Но когда Таэн окатила жгучая, добела раскаленная мука, она поняла, кто послал ей эти страдания. Хотя сатид и слился с ее разумом, он имел свою собственную волю и теперь стоял между ней и Анскиере — единственной надеждой на спасение Эмиена.

От боли у Таэн кружилась голова, но она упорно старалась не потерять сознание — так потерпевший крушение моряк мертвой хваткой держится за попавшуюся под руку доску. Сдаться — означало проиграть. Однажды Таэн уже выдержала эту пытку и сейчас тоже выдержит!

Заглянув в отравленную душу Эмиена, она поняла, что даже смерть не заставит ее пойти по стопам брата.

— Я все равно найду Анскиере. — Страдая от лютой боли, она сама едва услышала свой голос, но никакая мука не могла сломить ее волю. — Оставь меня в покое, слышишь!

Тогда сатид послал девочке все самые ужасные видения, какие только смог отыскать в ее памяти. Таэн увидела, как яростный шторм разносит в щепки дома Имрилл-Канда. Она увидела катастрофу в Тьерл Эннете, когда посланная Анскиере буря погубила множество людей и множество лишила крова. Ледяные порывы ветра теребили платье Таэн, пока она брела по заваленным обломками улицам поселка — чтобы наконец под развалинами дома двоюродных братьев найти кости Стража штормов среди полуистлевших обрывков плаща. А рядом пялился на неё пустыми глазницами полузанесенный песком череп…

— Нет! — Таэн старалась вырваться из объятий посланного сатидом кошмара, вспоминая все прекрасное и доброе, что видела в своей недолгой жизни, но поселившийся в ее разуме враг превращал эти воспоминания в такие же кошмарные образы.

Девочка тянулась к весенним цветам на холмах Имрилл-Канда, а ее руки натыкались на острые шипы. Тепло костров, которые жгли на острове в праздник солнцестояния, становилось хлещущим дождем и колючим снегом, а маленькие сиреневые ракушки, которые она любила собирать на берегу во время отлива, начинали гнить при одном ее прикосновении.

Наконец, пытаясь скрыться от злобного врага, который порочил все, что любила Таэн, девочка нашла спасение в разуме простого рыбака, входить в мысленный контакт с которым Тамлин частенько заставлял ее ради тренировки. В жизни этого старика не было ничего, что было бы дорого Таэн, поэтому сатид невольно заколебался, лишившись своего главного оружия.

И тогда девочка поняла, что выиграла первое сражение.

Едва переведя дух, она призвала на помощь свой дар и снова заглянула в разум Эмиена.

Юноша сидел, дрожа, на скамье перед королевским дворцом, а обеспокоенная Татагрес придерживала его за локоть.

— Что случилось? — спрашивала колдунья. — Ты потерял сознание?

Таэн отлично знала, что случилось: ее борьба с сатидом ударила и по Эмиену.

Сатид уже изготовился для второй атаки, но Тазн успела ощутить боль и недоумение брата, который понятия не имел, что с ним произошло и почему. А еще девочка заметила, что за своим сочувствием Татагрес скрывает совсем другие эмоции, среди которых преобладает недоверие. Но сатид не позволил Таэн разобраться во всем этом до конца.

А потом Таэн заставила брата заговорить.

— У меня немного кружится голова, — произнес он. — Стражники не особо со мной церемонились.

Прежде чем покинуть сознание Эмиена, Таэн спутала его мысли, чтобы колдунья не смогла докопаться до причины странного поведения своего оруженосца. Потом, ощутив, что сатид начал новую атаку, Таэн мысленно нырнула сквозь время и пространство в портовую таверну, где ее старый знакомый, как всегда обряженный в пропахшую рыбой матросскую робу, стоял перед закрытым окном и нудно уговаривал пышнотелую служанку выйти.

Сатид почувствовал, что теряет контроль над происходящим. Он вовсе не готовился к обороне, он готовился только к нападению — поэтому стал лихорадочно рыться в памяти Таэн… Где не нашел никакого объяснения интересу, который девочка питала к старому рыбаку. Совсем сбитый с толку, симбиот Таэн вернулся к прежней тактике и так же, как недавно искажал воспоминания о ракушках, цветах и кострах, решил создать искаженный образ старого зануды.

У Таэн давно сложилось мнение о методах ухаживания этого рыбака, сатид без труда выяснил, что она думает о происходящем. Примитивный разум рыбака легко позволил сатиду заглянуть в его мысли и совершенно изменить поведение и образ ухажера.

Рыбак, уже довольно долго стоявший среди пожухлых стеблей прошлогодней травы, вконец продрог и уже подумывал о том, чтобы вернуться домой, как вдруг у него потемнело в глазах… А придя в себя, старик обнаружил, что сжимает в мозолистой руке семь алых роз. Пораженный, сбитый с толку, не понимая, откуда в его кулаке взялись цветы — к тому же посреди зимы, — рыбак с трудом оторвал взгляд от букета и заметил, что обрушившиеся на него чудеса не ограничились только цветами. Сатид хорошо поработал!

Вместо старой промасленной робы рыбак оказался облачен в плащ из серого фетра; вместо пропахших рыбой высоких сапог на его ногах красовались мягкие ботфорты с серебряными пуговицами и вышитыми отворотами. Спутанная рыжая шевелюра уступила место аккуратно постриженным волосам, неухоженные бакенбарды сменились гладко выбритыми щеками, а на лице застыло выражение полного недоумения.

Старик перестал ощупывать свои щеки, сглотнул и дрожащим пальцем потрогал розу. Почувствовав укол шипа, он понял, что не спит, и громко вскрикнул от изумления.

На этот крик с грохотом распахнулись ставни, и предмет его страсти высунул голову в окно, приготовившись окатить своего поклонника потоком брани.

В планы сатида это вовсе не входило, и он торопливо вмешался. Он набросил на женщину сети своих чар и в порыве вдохновения дополнил наряд рыбака бархатным жилетом.

Обнаружив, что ухажер под окном — вовсе не тот зануда, из-за которого в таверне каждый вечер воняло протухшей рыбой, служанка взвизгнула от восторга. Под ее окном стоял обворожительный холеный щеголь, к тому же богатый, судя по наряду! А о розах среди зимы ни одна местная девица не смела и мечтать, если только за ней не ухаживал сам принц!

Служанка улыбнулась, стараясь не слишком щеголять дыркой от вьшавшего зуба, и поспешно перегнулась через подоконник. Она не собиралась упускать такой случай и ждала, когда ее поцелуют.

Рыбак удивленно вытаращил глаза, и Таэн при виде этой сцены не смогла удержаться от хохота.

Сатид ужаснулся. Во всем известном ему богатом спектре человеческих эмоций смех находился дальше всего от униженного осознания своего поражения и от отчаяния. А поскольку симбиот Таэн мог судить о человеческом характере только на основании того, что знал о нелегком детстве своей хозяйки на Имрилл-Канде, чувство юмора было почти неведомо ему. Единственное, что понял сатид, — его план полностью провалился… И, ошарашенный, он отступил.

В результате сети чар бесследно исчезли, и перегнувшаяся через подоконник служанка, внезапно уткнувшись лицом в бороду рыбака, издала сдавленный вопль. Она хотела выпрямиться, но старик уже сунул руку за вырез ее блузы. Изношенная ткань порвалась, оставив прелести служанки почти неприкрытыми. Женщина снова взвизгнула, на этот раз громче, а ее ухажер тупо уставился на корсаж своей зазнобы, который оказался плотно набит шерстяным тряпьем.