Морской закон, рыбья правда (СИ)

А потом, когда из-за действий Зуры маги, управлявшие адской машиной, запаниковали и взорвали свое творение, Майя Зуру нашла. По взрыву.

Майя же отвезла ее на остров с маяком — лечиться. Задним числом Зура поняла, что ей очень повезло, что Майя взялась за нее: маги огня как никто разбирались в лечении ожогов. Ее мази и припарки сделали чудеса: через неделю Зура встала на ноги, а через две уже стало ясно, что она сможет рано или поздно восстановить подвижность в левой руке.

Ну и шрамы на лице — пустяки.

Хотелось бы думать, что пустяки.

Лин появился на собственном острове далеко не сразу.

Он исправно связывался с Зурой каждый день и, по его словам, страшно переживал, что не может прибыть. Но дел на него свалилось еще больше, чем раньше.

Во-первых, оставалось подписать договор с вождем морского народа. Это отняло еще два дня: инцидент с обоюдным нападением удалось замять, замолчать и списать в архив, но, по словам Лина, это было совсем нелегко.

Во-вторых, после подписания договора нужно было еще разобраться с этими бухтами, заблокированными льдом. Из-за несостоявшейся битвы двух машин по обе стороны баррикад осталось очень мало магов, готовых помогать Лину; по словам волшебника, ему пришлось заниматься этим льдом чуть ли не в одиночку. Ему содействовали разве что Майя с ученицами (но маги огня плохо растапливают чародейский лед), да пара тервириенских магов, не состоявших в Ассоциации. По их словам, прежде они считали затею Лина гиблой, но, когда договор был подписан, и заклинание, ограничивающие вылов рыбы, сплетено над морем, они признали его правоту.

Но все равно этого было невероятно мало.

Когда три недели спустя лодка Лина ткнулась в старенький причал у подножия маяка, маг казался серым от усталости и еле держался на ногах.

Зура встречала его на берегу, закутавшись в старый плащ мага, который нашла в одном из сундуков. Он был ей коротковат, но ее порой еще била дрожь от ветра с моря, а пахнущая солью шерсть давала защиту.

— Ну как корью? — спросила она Лина. — Начали нерест?

— Нерестятся только рыбы в пресных реках, — покачал маг головой. Он не смог вылезти на причал нормально, просто сел на почерневшие доски. — Но корью отложили икру, я видел. Не думаю, что…

Он впервые посмотрел Зуре на лицо и осекся.

— Хороша? — она опустила уголки губ вниз, изображая то ли сарказм, то ли иронию.

— Прелестна, — Лин почему-то улыбнулся так, будто говорил серьезно. — Ты прости. Это мои ошибки. Я должен был предусмотреть…

— Ничего, — Зура помогла ему встать. — Ничего ты был не должен. Но сделал даже больше, чем мог.

Вместе они пошли к маяку. Зура все еще прихрамывала, но несмотря на это (а может, именно поэтому) она забрала у Лина сумку — маг чуть ли не шатался. Сумка показалась подозрительно тяжелой, хотя, насколько ей было известно, у волшебника было немного вещей.

— Я прихватил твою книгу с корабля, — пояснил Лин.

— Какую? — удивилась Зура: казалось невозможным, чтобы у нее была книга. Потом до нее дошло: — А, «Три друга-мстителя»? Вообще-то, это твоя книга. В смысле, я взяла ее в твоем доме.

— Именно, — кивнул Лин. — Помню, в детстве я ее обожал.

— Я уже вряд ли буду дочитывать.

— Могу рассказать, чем все кончится.

Зура хотела было отказаться. Но до маяка оставалось идти еще довольно много (с черепашьей-то скоростью Лина), и хромая нога начинала неприятно ныть. Нужно было не лениться, а разрабатывать.

Сцепив зубы, но стараясь, чтобы Лин не заметил, она сказала:

— Ну давай. Трави.

Лин, какой бы серый он ни был, охотно послушался. Вот есть же люди, для которых работать языком — главное развлечение.

— В конце оказалось, что отца Пеоля убил сам Пеоль. И даже не совсем случайно. А маг Дериан был виновен только в том, что разорил беднягу… Все это так подействовало на чувствительного Таола, что он тут же слился с океаном, не дожидаясь положенного срока, а Дамиан вызвал Пеоля на дуэль.

— Жуть какая, — совершенно искренне сказала Зура. — Такие друзья! А еще они мне так нравились, особенно Пеоль. Таол какой-то слишком… неземной даже для мага. А Дамиан простоватый.

— Да? — удивился Лин. — А мне Дамиан нравился больше других.

— И чем кончилась дуэль?

— Книга кончается, не дойдя до дуэли. Они просто сидят на скале над морем, в которое навеки ушел их друг, молчат и не знают, как глядеть друг в другу в глаза.

— А такая веселая история была…

— На самом деле весьма характерная концовка для романа той эпохи. В прошлом веке считалось, что чем меньше концовка соответствует началу и чем более незаметно совершился переход, тем выше мастерство автора.

Зура много чего могла бы рассказать про этих бессердечных писателей, которых не заботят ни герои, ни читатели, но они, к счастью, добрались до маяка.

Линова спальня, где Зура никогда не была, находилась на втором этаже, и маг настоял, чтобы подняться туда.

Там оказалось пустынно: воздух был сырой, даже затхлый.

Не обращая внимания на пасмурную погоду, Лин распахнул единственное окно.

— Мне очень хочется поговорить с тобой, — проговорил он извиняющимся тоном, — но сейчас, боюсь, я способен только спать. Ты подождешь?

— Подожду, — деланно зевнула Зура, — я не тороплюсь особо. Нога с рукой еще не долечились. Это, конечно, уже никуда не денется… — она махнула рукой на щеку и лоб.

Лин поймал ее запястье. Удивительное дело: обычно-то он ловкостью не отличался.

— Ты самая красивая, — пробормотал он, хотя она видела, что смотреть на нее ему неприятно. — Лучше всех.

Потом, укладываясь, он еще долго бормотал что-то о том, как, может быть, они сейчас заложили основы взаимопонимания между народами, и маяк этот рано или поздно заработает снова.

Зура дотемна сидела в кресле-качалке в его спальне, смотрела в тускнеющем свете из окна, как маг спит. Она понимала, что надо уходить.

Дело, конечно, не в шрамах. Она же не какая-то смазливая вертихвостка, у которой ничего кроме личика нет и не будет. А Лин, наверное, прав: сейчас он еще не привык, да и винит себя за ожоги. Потом привыкнет. Да и шрамы пока красные, воспаленные, вспухшие. Со временем поблекнут. Лицо, конечно, останется перекореженным, но все-таки легче будет смотреть.

Просто…

Лин всего себя вложил в этот договор, в это заклятье. В то, чтобы между морем и сушей установился мир. А Зура убивала этих рыб, и убивала их с дикарским, животным наслаждением. Это были ее враги, и они должны были умереть.

Можно сражаться с другими, но себя победить нельзя. Можно выгнать войну отовсюду, но из человеческой души она никуда не денется.

Поэтому Зуре и нечего делать рядом с магом.

Ничего. Эта история закончилась. Начнется другая.

Такова жизнь. В ней много историй.

В заключении магического контракта нет ни пафоса, ни пышности.

Когда он совершается между двумя людьми, они смешивают свою кровь в чаше с морской водой, потом отпивают по глотку из этой чаши. Чуть-чуть отливается в открытую воду: в реку или в море. Остаток разливается в три флакона. Можно и в один, но три — безопасней.

Один флакон хранит у себя посредник (в случае проститутки и клиента это бордель), два других забирают себе стороны и размещают по своему усмотрению. Рекомендуется поместить в банк.

Чтобы разорвать контракт, необходимо уничтожить все три флакона.

По крайней мере, столичные гетеры и их клиенты в это верят.

Они не знают того, говорил Лин, что эти три флакона — обманка, камуфляж. Значение имеют не они, а те три глотка: по одному для договаривающихся сторон и один для стихии, чтобы она была свидетелем. С остальными флаконами потом можно делать что угодно: хоть бить их, хоть жечь.

Когда Зура поинтересовалась у Лина, почему он не расскажет это всем, тот только брови поднял:

— Кто бы заключал договор, зная, что его нельзя разорвать? А чем меньше у людей возможностей вредить друг другу, тем лучше… К тому же, я совсем не уверен, что договор не изнашивается со временем.