Мне отмщение

   Еще рассказывали, что в последние десятилетия оазисы в долине Медины скукоживаются под призрачным дыханием страшных гор - все сохнет на корню, и никакие молитвы не могут защитить умирающий Город. Два карматских налета оставили после себя почерневшие камни пожарищ и пустые жилища. Зажатая между двух скальных стен Медина медленно превращалась в неспокойное кладбище, заросший сорняком пустырь, который всегда остается на месте покинутого жилища. Из лежащего в тени горы Ухуд города не было выхода - ведущая к Ятрибу дорога тоже обещала смерть. Возможно, более мучительную, чем от меча или голода.

   - Мы в западне! - взвизгнул Лайс и шлепнулся на циновку. - Мы все погибнем!

   Ужас их положения дошел и до аз-Захири: языковед плюхнулся рядом с бедуином и жиденько, скудно истекая слезами, расплакался.

   - Ты же смертный, Лайс, - усмехнулся Тарег. - Ты все равно умрешь - не все ли тебе равно, когда?

   И надкусил еще один финик. Бедуин обиженно надулся и принялся скрести в волосах под куфией. Аз-Захири всхлипнул:

   - А ты почему хранишь такое спокойствие, о сын сумерек? Мой жизненный срок истек задолго до того, как я отправился в хадж, - мне, ничтожному, уже давно перевалило за пятьдесят! Но ты-то можешь жить вечно!

   Дожевав откушенное, Тарег флегматично сообщил:

   - Нам всем осталось жить не более трех лет. Годом раньше, годом позже - какая разница?..

   - Чево?.. - рассерженно переспросил Лайс.

   - Ах!... - воскликнул аз-Захири, сообразив, о чем речь.

   - Ты чево такое говоришь, Рами?!

   - Четыреста девяносто первый год, - упавшим голосом ответил за Тарега языковед. - Астрологи предрекают, что через три года нас ожидает конец света. Это действительно так, о сын сумерек?

   - Спроси своего Бога, - сплюнул косточку Тарег. И желчно добавил: - Это вы с ним общаетесь по пять раз на дню, не я...

   - Не кощунствуй! - храбро пискнул аз-Захири.

   - Конец света, конец света... - вдруг в ужасе забормотал Лайс. И снова вскинулся: - Мы все погибнем!!!..

   - Вставай, ашшарит, верующий в Избранника Всевышнего, - презрительно фыркнул Тарег, поднимаясь с циновки. - У тебя вроде как были благородные намерения - спасти друзей и все такое. Вставай, говорю, трусливый говнюк. У тебя еще есть возможность умереть храбрецом.

   Лайс вздохнул, сплюнул и полез из палатки - он недавно пил, и теперь ему очень хотелось отлить. Аз-Захири вздохнул, утер слезы рукавом и принялся собирать их пожитки.

   Тарег приложил ладонь ко лбу и посмотрел вперед. Ну что ж, надо признать, Полдореа, что Манат тебя обыграла. Вчистую.

   Уговор, говоришь. С богинями, говоришь. А ты еще ломал голову, Тарег: с чего это злющие старые духи так легко согласились тебе помочь.

   А они вовсе не собирались тебе помогать - одолеть аль-Лат, в самом деле, что еще за фантазии... Богини от века знали, как извлечь выгоду из глупости людей и сумеречников.

   Узза воспользовалась его услугами. А Манат и это, видно, было не нужно. Хозяйка сразу имела на него зуб, была б ее воля, перекусила бы горло без дальнейших разговоров. Но ничего, богам некуда спешить. Богиня может подождать - пока не настанет ее время отдать последний приказ.

   И Манат его отдала.

   Последним приказом богиня отправила ненавистного сумеречника на верную смерть. В обреченный город, которому осталось стоять считанные дни.

   Правильно Узза тогда сказала - глупец.

   Тарег опустил ладонь, вздохнул и признал за Рогатой совершеннейшую правоту.

   Заморосило, когда они месили ногами грязь в широком русле вади. Туча расположилась прямо над Мединой - в той стороне, где остались долины Байдах и Ула, светлело ясное небо.

   Несмотря на осеннюю пору, дождей выпадало мало, и русло Акика не текло водой. На плоском песчаном дне отсвечивал в лужах закат, трепались среди мутной ряби зеленые травяные гривки. Хадбан недовольно дергал повод, проваливаясь в вязкий мокрый песок.

   Мост через вади чернел длинной полосой далеко впереди. Но путешественники решили переправиться через подсыхающее русло здесь. Хотелось попасть в Медину через предместья - чтобы не привлекать лишних глаз. На мосту наверняка сидели попрошайки -хотя что они могли бы выпрашивать в этих тухлых сумерках, не смог бы сказать никто. А по дороге вдоль русла тащились и плелись люди и животные, так что на мосту наверняка стояли еще и стражники. Или таможенники. Или кто-то еще, кому трое беглецов совершенно не желали показываться.

   Кварталы предместья встретили их грязную, тяжело дышащую троицу гробовым молчанием. Втащив на пологий берег вади сопящего верблюда, Тарег принюхался к воздуху. Пахло Хайбаром. Спекшейся на жаре помойкой. Гнилью. Смертью. И мокрым тряпьем.

   В тусклом влажном сумраке морось казалась слизью. Она стекала каплями с дверных косяков, тревожила мутные желтые лужи. Дома щетинились жердями поверх заборов, торчали палками с плоских крыш. Ворота и калитки в серых стенах дувалов стояли наглухо закрытыми. Пробовать их открыть не хотелось - тишина вокруг явно отдавала погостом. Тихим - до поры до времени. Шлепанье шагов казалось неуместным и глупым, как пьяная песня среди могил.

   - Ты видишь флаг на башне? - задрав голову, спросил Тарег Лайса.

   Восседавший высоко на верблюде бедуин смигнул капли и поднял ладонь ко лбу. Темень густела стремительно.

   - Я даже башни не вижу, - наконец, буркнул он.

   - В цитадели есть башня. Высокая. В четыре уступа, - устало упрямился нерегиль. - На вершине шпиль. На шпиле знамя. Какое оно?

   - Да никакое, о шын греха! Отштань от меня, кафир! Говорю же - ничего не видать ф такой темени! - злобно прошепелявил Лайс. - Отштань!

   Оставалось лишь вздохнуть в ответ. Глубокая грязь под ногами и вправду становилась все чернее и чернее в гаснущем свете. Ноги выдирались из нее с утробным, жадным чавканьем. Зыбучая улица засасывала их в холодную жидкую жижу.

   Небо раздумало моросить - с него вдруг полило. Лужи взбились крупными каплями, заплескались набегающими пузырьками.

   - Мы не дойдем до городской стены! - заорал сквозь ливень Лайс.

   - Хочешь ночевать среди шакалов и гул? - глотая холодный дождь, крикнул в ответ Тарег.

   Языковед красноречиво дрожал в седле хадбана. То ли от страха, то ли от холода, то ли от всего вместе.

   И тут они выплелись на открытое место. Дальше предместья не было - оно выгорело. Серо-фиолетовое небо легло прямо на неровный очерк черных стен и остро торчащих балок. Обугленные стропила провалились, стены раскатились камнями. Пожарище мокло под дождем, скалясь провалами ворот.

   - Это еще с тех карматов осталось? - тихо спросил впечатленный Лайс.

   - Какая разница... - пробормотал Тарег, вытирая залитое дождем лицо.

   С подбородка текла вода, гуляющий на развалинах ветер облепил мокрые лохмотья и тело задрожало.

   - Мы тут в темноте не пройдем! - пискнул аз-Захири. - Нужно вернуться и... заночевать!

   - Где? - резко спросил Тарег.

   - В доме, - зябко поднимая плечи, жалобно предложил грамматист.

   - В чьем?

   Холодная злость в его голосе насторожила обоих.

   - Да тут никого нет! - подал голос с верблюда Лайс. - Тут все дома ничьи уже!

   - Да ну? - усмехнулся Тарег.

   Нерегиль сказал это тихо, но его, похоже, услышали. Аз-Захири задрожал сильнее.

   - Поворачиваем, - процедил Тарег. - Но ночь глядя мы тут и впрямь не пройдем.

   Ледяное утро застало их неспящими.

   Задвинутая длинным медным прутом дверь сочилась бледным светом сквозь широкие щели. Придерживающий створки прут они примотали к ручкам очажной цепью - для надежности.

   Лайс плакал и судорожно дул на угли - все никак не мог поверить, что уцелели. Еще он плакал по верблюду и хадбану. Истошный рев и захлебывающееся пуганое ржание, а потом визг они услышали - когда? В полночь? Под утро?