Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы (СИ)

Продовольственная безопасность. «Костлявая рука голода нависла над…».

Здесь — над Всеволжском.

Купцов прорвало. Они плакались о своём несчастии, о судьбе-злодейке, о том, что ныне в долгу как в шелку, что попали как кур в ощип, как между молотом и наковальней…

* * *

В русском языке есть масса образных выражений этого ряда.

«Сошелся, как с запрягом из-за угла». «Не видал, как упал; погляжу — ан лежу». «Не думано, не гадано. Не чаяно, не ведано».

Там ещё про сову есть: «Ждала сова галку, а выждала палку». Наш случай: купцы ждали прибыли, а влетели в убытки.

«Обманутые ожидания» в коммерции выражаются в «плохих кредитах», в невозвратных долгах. Которые здесь возвращают. Передавая заимодавцу всю собственность должника. Включая его самого и его семейство.

Власть вдруг изменила правила игры. Так она ж власть! А люди влетели по самые гланды. — И что? Это ж так, людишки податные. Здешний синоним: «подлые люди». Потому что подлежащие. Под властью.

Судьбинушка у них така. И в моё время — так же и неоднократно. Невзирая на высокое звание «гражданин». «Выждал палку». Тебя ль, что ли, спрашивать? Компенсировать?! — Много вас таких.

* * *

Это не заградительные пошлины для насыщения своего рынка конкретным товаром. Это — ограбление. Меня именно. Введены только на одном направлении — вниз по Оке. В эту сторону — только один серьёзный покупатель хлеба.

Я. Всеволжск.

Хлеб да скот — единственные для меня принципиальные товары. Всё остальное… Могу обойтись или сам сделаю.

Даже со скотиной — есть варианты. А вот хлебушек…

И ведь взять негде! Муромские… может и продадут. Сколько-то. Слёзы.

Вести торг с мордвой? — Дать азорам и кудатям денег — угробить Вечкензу.

Из Ополья, после Клязьменского каравана… ничего кроме мордобоя.

На Верхней Волге — нет хлеба на продажу.

Кланяться эмиру? — Цена? Не в деньгах — в привязках. Хлеб с мечетью пополам? Каравай с «изюминкой»? Типа минбара с икамой? Дальше — стремительно по нарастающей: эмирские муллы, эмирские купцы, эмирские дружинники, шариат с адатом… Мои люди на это… Резня. В нескольких вариантах. С одинаковым исходом — бздынь полномасштабный.

Ух как он меня хорошо…

И понятно, что будет дальше. Дойка. Многократная и прогрессирующая.

Это на молочной ферме старшая смены может урезонить доярок:

– Сбросьте вакуум — кровь сосёте.

Здесь — и не глянут. Высосут до белизны.

Отдай виру. И признай право его суда. Отдай пошлину. В октябре пойдёт обмолоченный хлеб — пошлину поднимет вдвое. Или — в пятеро. Выдоив серебро, потребует вернуть литваков. Я готов выдать Кастуся на казни? Елицу — в робы? Фанга — в холопы? А придётся. Иначе — смотри как голодают и умирают люди. Мои люди.

За год-два-три Калауз выжмет, обескровит Всеволжск. Потом-то оставшиеся смогут уже обеспечить себя хлебом. Потому, что город расти перестанет. Одни — разбегутся, другие — вымрут. Оставшиеся — сожмутся, опростятся, окрестьянятся. Станет Всеволжск ещё одним нормальным святорусским пограничным городишкой. Невеликого размера и полёта.

Потом-то когда-нибудь… Место удобное — поднимется. Потом. Через столетия.

Ух как он меня…

Ванька! Факеншит уелбантуренный! Перестань ухать! Давай думать!

А чего тут думать? Всё просто: купить, кроме Рязани — негде. Или — идти под эмира. Что приведёт к скорой катастрофе. Остаётся ложиться под Рязань. Отдавать дирхемы, товары, технологии, людей. Людей. И — свою свободу. Или всё бросать и уходить дальше. Куда?!

«Нечем платить долгу — иди за Волгу» — мудрость народная.

Да я и так почти уже…!

Мать…!

Спокойно.

Думать.

Соображать.

Анализировать.

Считать варианты.

Альтернативы?

Боголюбский? — Мимо. Не впишется. Не сейчас. Не по этому поводу. Калауз в своём праве: мыто — в воле княжеской.

Война? — Разгромить рязанских! К едрене фене!

Нет войск. И — последствия… В междоусобной войне в Залесье Боголюбский впишется. Не на моей стороне.

Так всё-таки — эмир? И жить по Корану и шариату?

Итить меня ять…

Это-то — да. Это-то — сколько угодно. Это будет ежедневно и каждочасно. И итить тебя, и ять…

Думай! Ты, мать! — «эксперт по сложным системам»!

Очередной поиск выхода из безвыходного положения. Всего-то. Я ж такое — много раз и с пол-пинка…

А какие у меня были решения в сходных положениях? Вот недавно меня сильно припёрло со скотом. В смысле — с его отсутствием. И я развернул Пичая. Его сыном Вечкензой.

Сходство есть. Пичай и Калауз, инязор и князь. Владетели. Имеют товар, нужный мне. Остро-необходимый. Товар — не их, а людей, им подвластных. Не хотят торговать нормально. Один просто — «пшёлты», другой — «заград. пошлины». Создают проблемы своими решениями. Личными. Вот он так решил. А мог решить иначе. И всем было бы хорошо. И мне тоже. А они решили плохо. И мне — хоть вешайся.

В начале лета я нашёл способ убедить Пичая изменить решение. А затем устроил ему кирдык. Чтобы он не перерешил обратно. На его месте сейчас сидит человек, который к Всеволжску… благосклонен и дружелюбен.

Трёхходовка: разворот-кирдык-благосклонность.

По функционалу — заметна избыточность. Достаточно двух последних шагов.

Тю! Так это ж классика! Смена правителя на… на более благосклонного — ну просто рефрен древнего и средневекового мира! Да и в 21 веке лозунг — «Наша цель — смена вашего режима» — атрибут повседневности.

Есть подробности. Насчёт методов. «Майданом» там, народным восстанием, интервенцией, импичментом…

Здесь — феодализм. Власть передаётся половым путём. Ну и как же её можно передать? Вот через это…

…

– Не смогли мы наш с тобой уговор исполнить. Хоть и нет в том вины нашей, а не попустил господь. И выходит нам теперь прямая смерть через разорение. Ежели ты, Воевода, не поможешь.

Об чём это Софрон толкует? А, о невозможности выполнить принятые на себя обязательства. «Утрата чести купеческой».

Понятия форс-мажор в здешнем законодательстве есть. Пожар, наводнение, шторм на море.

Пьянство, маразм властей, изменение налоговых ставок — форс-мажором не считается. Мужики взяли кредит — теперь влетели по полной. По самые гланды. Это не фигурально: холопский ошейник как раз туда и надевают.

Единственная их надежда — что я как-то помогу.

Слабенькая надежда.

Я обещал купить привезённый хлеб по оговоренной цене. Не привезли? — Могу послать. Хоть — вежливо, хоть — пинками. И пусть тот Калауз возле учанов сидит и сосёт… снопы ржаные. А не три сотни кунских гривен таможенного мыта.

Спокойно, Ваня. Меньше гонора. Ты ведь тоже… зимой лапу сосать будешь.

Цель?

Чётче: моя цель — в чём?!

Моя — в хлебе. Две тысячи литваков, тысяча пердуновских и «примкнувших», триста «возвращенцев» из Булгара, полторы сотни из Твери, новосёлы из других мест, переселенцы из мари… Пять тысяч ртов — минимум. Это если ещё откуда-нибудь толпа не привалит. По семь пудов хлеба в зерне на человека. Своего хлеба — чуть. Фактически — посевной материал на следующий год. Тридцать тысяч пудов — надо купить. Минимум! Двадцать учанов. Тысяча гривен новоявленного мыта. Если Калауз вдруг не удвоит-упятерит.

Или — голодное существование, болезни и ссоры, остановка роста, утрата веры в меня и в светлое будущее.

М-мать…! Как серпом…

Ванька! Что ты всё о своём, о девичьем? О деле давай! Вот люди сидят, смотрят умоляющими гляделками. Ещё чуть — плакать начнут. Потекут слёзы горькие по бородам длинным.

– Удивляюся я с тебя, Софрон. Вроде ты меня уж не первый год знаешь. А глядишь — будто первый раз увидал. Понятно же, что это новое мыто я заплачу. И за остальное всё, что привезёшь — тоже. Ну, набьёшь посудинки поплотнее, чтобы числом по-менее. Но мыто — выплачу.