Я наблюдаю за тобой (СИ)

 - После того, как мой отец узнал от моей матери, что у него будет внебрачный ребенок, он бросился в ноги к Ари Сорбо с просьбой хотя бы приютить его будущего сына и мою мать и не дать ребенку умереть от нищеты. Ари все-таки согласился. О женитьбе разговор уже не шел, в этом отношении Ари был непреклонен, но он пожалел мою мать и меня. Однако когда мой отец пришел за нами через день после моего рождения, оказалось, что мать… Вы уже слышали, что произошло. В общем, отец забрал меня, но Ари потребовал от него, чтобы я воспитывался в доме в качестве слуги, чтобы никто не знал о тайне моего происхождения. Меня отдали в руки кормилицы, а потом, когда я немного подрос, передали няне, Ребекке Абель, и нарекли ее фамилией. В доме деда я был слугой, и с самого детства больше всех на свете я боялся человека по имени Ари Сорбо. Он не позволял нам с отцом быть вместе и говорил, что мы должны быть благодарны ему хотя бы за то, что он спас меня от смерти. Он меня почти ненавидел, и я старался не попадаться лишний раз ему на глаза, но когда подобное все же случалось, Ари приказывал мне убраться прочь и называл ублюдком.

 Но отец любил меня. Иногда ему все же удавалось выделить минутку, чтобы побыть со мной, и тогда он понемногу воспитывал меня, как хотел воспитать своего сына. И всегда, каждый раз, прощаясь, он поднимал меня на руки и говорил: «Ты – Сорбо. Запомни это».

 Отец подарил мне последнюю брошь, которую держит сейчас фрекен Халворсен.

 Так прошло почти семь лет. И к тому времени мы с моей дорогой няней успели заметить, что отец и Ари иногда исчезают куда-то примерно на неделю. Примерно в то же время я издалека увидел Томаса Сорбо. Впервые в жизни. Он сидел в гостиной и разговаривал с Ари, сперва спокойно, затем на более высоких тонах. Наконец он упал на колени перед дедом и стал умолять его о помощи. Я наблюдал за этим, сидя на втором этаже и прячась за поручнями лестницы. Мне было слышно каждое слово, но повторять их разговор здесь я не вижу смысла. Я понял тогда лишь то, что Томас просил у Ари денег, чтобы погасить свой карточный долг. Но Ари прогнал его.

 В следующий раз Ари уехал раньше Холдора, и отец, воспользовавшись этим, решил взять меня с собой. Он велел мне и Ребекке собираться в дорогу, сказал, что хочет сделать мне подарок на семилетие и показать большой особняк, в котором мы когда-нибудь будем жить. Отец знал, что когда мы приедем втроем, Ари будет зол, но все-таки не посмеет причинить вред никому из нас.

 И вот мы приехали. Как оказалось потом, в город Гамвик. Дом, куда привез нас отец, показался мне огромным и мрачным, но отец и дед каждый раз, приезжая, собственноручно наводили там порядок, готовясь к переезду, а заодно брали деньги, которые хранились в специальном тайнике. Вы все правильно поняли, герр Фробениус: они, как и весь дом, достались Ари еще от его отца Асманда.

 Ари в тот вечер больше двух часов ругался с моим отцом в своем кабинете и даже грозился вышвырнуть меня из дома на улицу… Потом они решили пройтись по городу, чтобы не кричать и не выяснять отношения при мне и Ребекке. Это была идея Холдора.

 В доме никогда не было прислуги, и мы с няней остались вдвоем. Мы ждали…

 Было уже очень поздно, и с каждой минутой мне становилось все страшнее. А потом, примерно в два часа ночи…

 Примерно в два часа ночи в дом ворвался отец. Когда я бросился к нему навстречу, я чуть не умер от ужаса: у него в животе зияла страшная рана, нанесенная ножом, и из нее хлестала алая кровь. Он упал на колени прямо передо мной, обхватил мое лицо своими окровавленными руками и посмотрел на меня… так спокойно и с такой печалью.

 Я никогда в жизни не забуду этого его взгляда.

 Он с трудом говорил, но все-таки сумел выдавить из себя вместе с вытекающей изо рта кровью, несколько фраз. Он сказал мне:

 - За этим стоял Томас. Никто больше не мог. Отомсти за отца и деда, а сейчас беги. БЕГИ! Скорее беги…

 Так он умер. Ему было всего двадцать шесть лет…

 Я тогда мало чего понимал, но Ребекка… Ребекка спасла мне жизнь. Она понимала, что убийца не знал о том, что мы с ней тоже в Гамвике, что он не знал о том, что у Холдора был сын, и что негодяй скоро придет в дом и, когда обнаружит нас… убьет. Поэтому она поторопила меня, как бы сильно мне не хотелось проститься с отцом. Я упирался, кричал и плакал, но она схватила меня, и мы убежали. Мы все-таки успели.

 Все это случилось двадцать лет назад, но я вижу все так отчетливо и ясно, как будто это происходит сейчас.

 Теперь вы понимаете: я никогда не мог быть полностью уверен в том, что за убийством моего отца и Ари стоял Томас Сорбо. Но я поверил последним словам отца. И до сих пор верю. И не отступлюсь от этого, пока мне не докажут обратное. Но сам я подтвердить мои слова ничем не могу, и поэтому не собираюсь обвинять кого-либо в суде. У меня ведь нет никаких аргументов против Томаса, кроме моей единственной веры.

 Но я хотел покарать убийцу. Сперва я был мал, чтобы сделать это, потом я не мог решиться, потому что не представлял, как можно поднять руку на старика, пусть даже это самый подлый человек на свете…  И все-таки полтора года назад я решился. Я выследил Томаса, когда он отправлялся в особняк в Гамвике, в тот самый особняк, и поджег дом. Уже потом я увидел, что Томас спасся, но я и не подумал о том, что все было напрасно. Я ликовал и ни о чем не жалел, потому что наконец-то уничтожил этот проклятый дом вместе с его бесчисленными тайниками и сокровищами, уничтожил это зло, из-за которого человек готов был пролить кровь брата, из-за которого погиб мой отец, из-за которого, как я понял в конце концов, Ари не позволил Холдору жениться на моей матери… Этот дом разрушил всю мою жизнь, а я разрушил его. Я не раскаиваюсь в содеянном, ваша честь. Пусть вы осудите меня за это, я не буду жалеть.

 Потом я на некоторое время оставил попытки взять с Томаса Сорбо плату за жизнь моего отца. Больше года мы с Ребеккой останавливались то там, то здесь, пытаясь заработать денег на жизнь. Мы никогда не задерживались подолгу на одном месте, потому что… потому что меня всегда тянуло сюда, в деревню, где я провел свои самые счастливые годы… И наконец мы решились и вернулись.

 Что было дальше, вы знаете.

 Да, я поджег дом, когда там внутри был живой человек. Да, я убил Инглинга Сорбо. Да, я хотел причинить Томасу адскую боль. Я не отрицаю этого.

 Я все сказал.

 Теперь можете судить меня, как вам будет угодно.

 … Долгое время в зале царила тишина.

 - Судить? – герр Харальсон вдруг едва заметно улыбнулся. – Я не вижу больше необходимости вас судить, молодой человек. Однако запомните наперед: не вершите расправу без того, чтобы не докопаться до правды. Вы не виновны ни в чем, кроме ненависти и юношеской горячности, но и вина Томаса Сорбо не может быть доказана. А потому я прекращаю наше заседание. Все свободны. Да-да, и вы тоже, герр Абель.

 Роальд был, мягко говоря, удивлен решению суда и как будто даже не замечал, что Отто радостно обнимает его за руку и гладит по плечу.

 Однако в следующее мгновение после того, как Харальсон в последний раз ударил по своему столу кулаком, раздался крик:

 - Роальд! – и рыдающая Ребекка Абель, которую ничто теперь не могло удержать, бросилась к своему воспитаннику и обняла его так крепко, как будто собиралась задушить.

 И не переставала всхлипывать.

 А Роальд гладил ее по волосам.

 - Тише, няня, тише…

Глава 22

 Понемногу поле начинало пустеть, однако дело продвигалось медленно, так как успела собраться приличная толпа, да к тому же многие уходили с неохотой и то и дело замедляли шаг и оборачивались посмотреть, что там дальше-то происходит.

 Келда заметила, что и Томас Сорбо долго не хотел уходить. Он все стоял неподалеку от самой девушки и неотрывно смотрел на то, как оправданный Роальд успокаивал свою няню, представлял ее своей новообретенной семье, жал руку улыбающемуся Карлу Валену и над чем-то смеялся вместе с Каем. И все это время старик Отто был подле молодого человека, глядя на него с любовью и трепетом.