Зеркало сновидений

Я вижу лицо. Знакомое. Слишком.

Моё лицо.

В окно вместо стекла вставлено зеркало.

Я отшатываюсь прочь, кружусь на месте, озираюсь по сторонам, чувствуя себя ещё более беспомощным, чем на площади гигантов из вчерашнего сна. Вокруг меня девятиэтажные дома; я вижу десятки, сотни окон, но все они, словно бельмами, затянуты закатом. Ни в одном не горит свет, не движутся человеческие силуэты, но каждое готово отразить моё лицо — только моё. Во всём городе нет никого, кроме меня. Никого.

Но постойте! Чья это тень мелькнула между домов? Я бросаюсь вперёд — догнать незнакомца, кем бы он ни был, остановить его. Там, наяву, я бы в жизни так не поступил, но здесь — мой сон, и я волен делать, что захочу! Правой рукой я хватаю его за локоть — и чувствую, как на левой руке смыкаются чьи-то пальцы. Но слева от меня никого нет: кто же это может…

Я не успеваю додумать до конца.

Незнакомец оборачивается ко мне. Это… это я. Я держу за руку самого себя.

— Отпусти меня, — говорит он (он? я?) мне. — Я спешу.

— Я тоже спешу, — от удивления говорю я первое, что приходит на ум.

— Почему "тоже"? — в его голосе слышится такое же удивление. — Я и говорю, что спешу. Поэтому и прошу: отпусти.

— Хорошо-хорошо, — трудно спорить в такой ситуации. — Только скажи мне…

— Что я могу себе сказать? Если я чего-то не знаю, то себя спрашивать бесполезно…

— А кого мне спрашивать? — мне всё труднее сдерживаться. — В этом чёртовом городе есть ещё хоть кто-нибудь живой?

— Нет, — приговором падает ответ. — Только я.

Только он? Нет. Только я.

И я бегу, не разбирая дороги.

Неожиданно дома вокруг меня расступаются, и я оказываюсь на широкой улице. Тишина незаметно закончилась: по шоссе в шесть рядов текут машины, но у них у всех, несмотря на сумрак, выключены фары. По тротуару идут люди; свет меркнет всё быстрее, но я всё ещё могу различить их лица. Их лицо. Моё лицо. Одно на всех.

Рядом тормозит автобус — с зеркальными окнами. Я запрыгиваю внутрь — и вечер остаётся за стеной. Здесь горят лампы, отражаясь в зеркалах. Лобовое стекло — зеркало. В нём отражается безмятежное лицо водителя — моё. Он (я?) смотрит вперёд так, словно видит дорогу, и руки спокойно лежат на руле.

— Куда мы едем? — кричу я ему.

— Я не могу сказать то, чего я не знаю, — отвечает он. В голосе звучат те же нотки, которые я слышал тогда, на улице. Нет, это не удивление: теперь я понимаю, что это издёвка. Оглядываюсь — и вижу себя: я сижу в креслах, отворачиваюсь, гляжу в окна, но они — зеркала, и не скроешь, что я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться — над собой…

И верно, смешно — дальше некуда. Программа "Джерри" вышла из-под контроля и заполонила всю Матрицу. Спаси меня, Морфеус!

— Гипнос!

Я закричал так, что зеркальные стёкла чудом не разлетелись вдребезги. Признаться, я не сильно ожидал ответа…

— Чего орёшь? Люди спят.

Ох уж мне твоё чувство юмора, Гипнос.

Пропустив шутку мимо ушей, я завертел головой, но не увидел никого, кроме десятка собственных копий.

— Ну говори, раз уж звал.

Снова — голос из ниоткуда, хотя и с другой стороны. Хорошо, если на этот раз мой остроумный друг не хочет мозолить мне глаза своим серым плащом, пусть остаётся невидимым.

— Гипнос, что происходит?

— Ты меня спрашиваешь? Всё, что ты видишь — порождение твоего собственного сознания. Я — лишь часть твоего сна, его воплощение, поэтому о происходящем знаю ровно столько же, сколько и ты. Твоё сознание работает, сон продолжается, и в любой миг всё может перемениться. Что произойдёт — я не знаю, как и ты; другое дело, что ты увидишь случайность, а я — закономерность.

— Да что ты говоришь! — вырвалось у меня. — Тогда объясни мне закономерности того, что я вижу сейчас!

— А ты погляди в окошко, — насмешливо посоветовал мне голос, на этот раз прозвучавший сзади.

Я повернул голову — скорее машинально, чем осмысленно. Ничего неожиданного я там не увидел: моё лицо, как и везде. Я со злостью отвернулся: давно уже моё отражение не вызывало у меня такой неприязни.

— Кого ты увидел? — спросил меня по-прежнему невидимый Гипнос.

— Себя, — разведя руками, ответил я.

— Правильно. Ведь это твой сон. И напрасно ты отворачиваешься от своего отражения: когда ты начнёшь свой путь по чужим снам, ни в одном зеркале ты не увидишь себя. Там будет тот, кем ты представляешься своим друзьям. И все остальные, кого ты встретишь, будут менять свой облик в зависимости от того, какими их видит хозяин сна. Сейчас хозяин — ты; как ты думаешь, кто сейчас находится вокруг тебя?

— Я, — мне пришлось развести руками ещё шире.

— Нет, — вздохнул Гипнос. — Это обычные люди. Просто ты видишь вместо них себя. Так они отражаются в твоём зеркале сновидений. Признаюсь, в этом сне зеркало немного увеличивает — не без моей помощи. Но я сделал это лишь затем, чтобы ты понял одну простую вещь: не суди людей по себе, Джерри…

Автобус останавливается. Я подхожу к двери: странно, она деревянная, с чёрной овальной табличкой. Рядом — кнопка звонка. Интересные теперь стали делать автобусы… Автобусы?

Это не автобус. Это — коридор дома Эл. Передо мной — её дверь. И мои пальцы уже ложатся на кнопку, и я слышу столь знакомый звонок, а вслед за ним — не менее знакомые шаги…

Но кто мне откроет? Эл — или я?

Шорох ключа, скрип двери… Мягкий сумрак в просвете…

— Здравствуй, милая.

— Джерри… Ты, как всегда — самый ранний, но самый долгожданный гость…

Да, это Эл. На ней то же платье, что и в тот день, та же лёгкая шаль с восточным узором, небрежно накинутая на плечи. Да что шаль — никто другой, кроме Эл, не смог бы парой слов перечеркнуть всё, что со мной случилось за последние несколько часов, сведя мир к тому квадратному метру, на котором стоим мы двое. Вокруг тишина, та самая, ради которой я спешил сюда, выйдя из дома именно с таким запасом времени, чтобы прийти не поздно не вовремя, но и не рано — а так, чтобы успеть насладиться обществом Эл за драгоценные полчаса. И вот она смотрит мне в глаза, прекрасно понимая, что в них написано: мы знакомы достаточно давно, чтобы без запинки читать в душах друг у друга. Её губы складываются в улыбку, а затем приближаются к моему лицу…

Это сон. В прямом смысле. Во сне может произойти всё, что угодно; так давайте же просто наслаждаться происходящим…

И когда меня и Эл разделяла лишь пара сантиметров, весь мир вокруг, включая нас, застыл — но не резко, а плавно, так, как застывает воск, бегущий по свече. Не замерли только мои мысли.

Я помню всё, что было на той вечеринке. Этого — не было. И быть не могло. Я люблю Эл, она тоже утверждает, что любит меня; но не больше, чем могут любить друг друга брат и сестра. Каждый из нас живёт своей жизнью — и личной в том числе. И то, что происходит сейчас — лишь порождение тёмных уголков моего сознания, которые не могут смириться с тем, что Эл тогда сказала мне "нет".

Да, сейчас эти тёмные уголки могут получить то, что давно хотели. Я — хозяин своего сна, и Эл ведёт себя так, как того хочу я… Чуть-чуть подправить прошлое — и она будет уверена, что давным-давно сказала "да". В конце концов, почему этого не могло случиться? В другую сторону дул бы ветер, по-другому бы стояли звёзды, другое было бы у неё настроение… Чуть больше моей удачи, чуть больше её легкомыслия… Я бы на её месте…

И вот тут-то я и понимаю, что может произойти, если я позволю капле воска на свече времени течь дальше, растаяв в огне фальшивой страсти фальшивой Эл.

В моих объятиях окажусь я. Очередная копия, вроде тех, которые заполнили улицы города, созданного моим подсознанием.

Воск уже тает, мир приходит в движение. Веки Эл уже почти опустились; миг — и я уже не в силах буду совладать с собой.

— Я люблю тебя, милая, — шепчу я. — Тебя, а не то, что я себе придумал.

И, бережно сжав её пальцы, я вглядываюсь в тёмные глаза…