Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ)

— И оно исполнилось? — дрожащим голосом спросила Табигэйль.

Кэссельранд помолчал, откинув голову на спинку кресла, словно отдыхая от вызванного рассказом напряжения.

— Когда-то мы теряли более половины наших женщин, — медленно проговорил Кэс, — они уходили следом за людьми, чтобы никогда не вернуться. Для людей они всегда были не более чем забавными игрушками, которые они ломали и отбрасывали прочь, как только насытятся. С годами Эштарра все милостивее к нам. Но каждый раз, когда вы смотрите на мужчину-человека, не забывайте о проклятии Вальгелля. Помните Тельгадду — никто больше не видел ее с прошлого года.

Таби и Наби невольно придвинулись друг к другу.

— Ты прекрасно владеешь умением запугивать младенцев, Кэс, — пробормотала Гвендолен. — Может, сразу завязать им глаза, чтобы на завтрашнем Конклаве они ненароком ни на кого не посмотрели?

— На твоем месте я внимательнее бы относился к моим предостережениям. Любви стоит опасаться.

— Любви? — Гвендолен фыркнула, и услышав звучащее в ее голосе презрение, Табигэйль вздохнула более спокойно, словно черпая уверенность у старшей подруги. — Что ты имеешь в виду под этим понятием? Это когда двое людей ложатся рядом и начинают тереться друг о друга? Не волнуйся, когда мне захочется почесаться, я выберу для этого более простой способ.

Кэс вздохнул и махнул рукой, не в силах удержаться от невольной улыбки.

— Гвендолен Антарей, надеюсь, что хотя бы завтра на Конклаве ты будешь выбирать выражения и не станешь добавлять своих комментариев к словам присутствующих. Я до сих пор удивляюсь, почему ко мне всего лишь два раза поступала бумага из канцелярии с требованием исключить тебя из Гильдии.

— Очень просто, — Гвендолен широко раскрыла глаза, изобразив максимально наивный и честный взгляд, — чтобы на меня как следует нажаловаться, необходимо привести в доказательство мои издевательские речи. Но редко кому доставляет удовольствие еще раз произносить вслух правду о себе.

— Моему повелителю крайне прискорбно, что торговые связи между Эброй и Круаханом затухают, — произнес эбрийский посол, и Гвендолен невольно заскрипела зубами — у него был настолько сладкий голос, что ей захотелось избавиться от приторного вкуса на языке. — Он просил передать его брату, королю Круахана — тот час, когда между нашими берегами вновь протянется цепочка купеческих флотилий, будет счастливейшим в моей жизни.

— Еще бы! — пробурчал королевский казначей Тарра, маленький человечек с аккуратно расчесанными усиками и густой прядью, словно приклеенной ко лбу. Он говорил себе под нос, не поднимая головы, но нарочито громко. — Если учесть, какие цены заламывают ваши купцы…

Вице-губернатор Баллантайн дернул щекой и слегка подался вперед, будто хотел что-то сказать, однако быстро сжал губы. Гвендолен стояла за его креслом, чуть наклонившись вперед, чтобы было удобнее шептать, но она хорошо могла разглядеть выражение его лица в зеркале напротив. В стекле отражался неожиданно молодо выглядящий человек, с коротко подстриженными светло-пепельными волосами и четким профилем. Несколько часов назад, впервые встав за спинкой его кресла, Гвендолен равнодушно провела глазами по его лицу, в котором на первый взгляд не было ничего примечательного, хоть оно и не отталкивало ее так, как лица многих, сидящих вокруг круглого стола Конклава.

"Вы будете мне переводить? — спросил он, откидываясь на спинку кресла. — Но я довольно неплохо понимаю и валленский, и эбрийский".

"Не сомневаюсь, — нежным голосом сказала Гвендолен, — что вы их выучили только для того, чтобы лишить бедную девушку единственного заработка".

Вице-губернатор усмехнулся уголком рта.

"Ни в коей мере — я просто хочу дать вам возможность трудиться меньше за то же жалование. Потом, вандерского я, например не знаю. Вы сможете мне помочь?"

"Конечно", — Гвендолен была настолько потрясена его спокойным тоном, поэтому невольно ответила без традиционной ухмылки и насмешливой интонации.

"Сколько же языков вы знаете?"

"Все", — ответила она с тем же удивлением и наконец поняла, что ее поражает в его взгляде — он смотрел на нее открыто и ровно, как на обычного человека.

"Разве так бывает?"

"Мы воспринимаем речь на другом уровне. Неважно, в какие звуки облекается смысл".

"Вы? Ах да… — как все светловолосые люди, он довольно легко краснел, хотя Гвендолен полагала, что сильные мира сего в первую очередь избавляются от таких вредных привычек, как неумение скрывать свои мысли и чувства. — Мне говорили… Я не подумал, потому что вы так… ничем не отличаетесь от людей".

Он мельком взглянул ей за спину, но вряд ли что мог заметить — согласно этикету особо важных мероприятий им предписывалось держать крылья плотно сложенными и прижатыми к спине специальными ремнями. Поверх был накинут длинный плащ до пола. Со стороны казалось, что застывшие за креслами чиновников и послов фигуры чуть-чуть горбятся, не более того.

Стиснутые крылья затекли и чесались, к тому же ее начинал раздражать этот непонятный взгляд. Она привыкла читать в глазах всех сидящих за столом извращенное любопытство, и знала, как себя вести с ними. К другой ситуации она была не совсем готова, и поэтому ответила резче, чем хотела сама:

"Мы ничем не отличаемся от людей. Мы просто приносим всяческие беды и сеем зло. Так ведь и люди делают то же самое".

Баллантайн шевельнул губами, но решил, видимо, что его разговор с крылатой девушкой слишком затянулся, и обратил лицо к столу Конклава. Больше он не сказал ей ни слова, только изредка утвердительно наклонял голову в ответ на ее быстрый шепот над ухом.

Вот уже битых два часа они говорили о возобновлении торгового пути Эбра — Круахан и о снижении цен на эбрийские товары.

— Мне крайне прискорбно, — с той же сахарной интонацией продолжал эбрийский посол, — что достославные соседи подозревают нас в стремлении к грубой наживе. Разве наши корабли не терпят бесконечные опасности на пути к вам? Разве не подстерегают их страшные бури, жестокие ветры и таширские пираты, жадные до крови и золота? Разве та цена, которую мы назначаем за наши ткани, пряности и украшения, не стоит этого риска?

— Откройте гавани для наших кораблей, — губернатор Тарра, высокий человек с красным, словно обветренным лицом, наклонился вперед, положив на стол огромные ладони, — и вашим не придется рисковать.

— Мы будем рады воздать почести каждому круаханскому кораблю, что войдет в устье Эбры, — торжественно выговорил посол.

— Кто же к вам сейчас поплывет, с такими пошлинами, — снова ни к кому не обращаясь, процедил казначей Тарра. На мгновение наступила тишина.

— Мне представляется, сьеры, — валленский посол заинтересованно приподнялся, — что до сих пор наши корабли прекрасно справлялись с высокой миссией путешествия до Эбры и обратно. И на их борту нередко оказывались круаханские товары

— Половина доли за посредничество, — мрачно уточнил губернатор.

— Как было справедливо замечено, — валленец развел руками. — риск того стоит.

Губернатор раздраженно передернул плечами. На фоне парадного камзола с прицепленными на грудь и рукава лентами и орденами его широкие плечи и будто небрежно вытесанные из камня черты лица смотрелись особенно неуместно. Он мрачно сопел, рассматривая свои руки с толстыми, чуть согнутыми пальцами.

— А вы что молчите, Баллантайн? — сорвался он наконец. — Мы вас вытребовали из-за границы не для того, чтобы вы тут дремали на Конклаве.

— Достославные сьеры, — вице-губернатор слегка поморщился и только поэтому выдержал паузу. Хотя Гвендолен прекрасно видела по его лицу, что ему есть что сказать. — Боюсь, что мое мнение в данной ситуации будет не слишком ценным. Я просил бы вас уделить несколько минут внимания почтенному послу Вандера.

Вандерец обстоятельно поднялся. Это был округлый человек с прищуренными глазами, говорил он просто, пожалуй, даже слишком просто, в отличие от длинных сладостных излияний эбрийского посла и парадоксальных высказываний валленца. Гвендолен невольно почувствовала к нему легкую симпатию.