Следователь и Демон (СИ)

Фигаро, успевший к этому времени порядком вспотеть, подумал, что вызывать страх и замешательство, похоже, стало для этого человека процессом естественным и не до конца осознанным. Старший администратор постоянно дергался, совершая множество мелких, но многозначительных движений: он то характерным жандармским жестом совал руку за пазуху, точно проверяя скрытый там револьвер, то дергал замки на шуфлядках стола, то хватался за печать, то за каким-то чертом начинал перекладывать папки с бумагами, коих на его столе лежало невероятное множество. Жидкие пряди волос, свисающие на сморщенный лоб Матье не были тронуты сединой, длинные гибкие пальцы оставались все так же ловки как и в молодости − старческий артрит, похоже, сломал об администратора зубы − а восседавшие на крючковатом носу очки в тонкой золотой оправе казались чистым излишеством, тем более, что холодные синие глаза администратора все время смотрели поверх стекол.

Кабинет Матье, куда Фигаро, кстати, пустили без малейших проволочек, хотя в коридоре на лавках ожидало не менее десятка человек, был под стать своему хозяину: маленький, темный и мрачный. Кресло, стол, стул для посетителей (довольно удобный ), огромный секретер у стены, обитый вороненым железом шкаф с навесными замками на дверцах и монументальный несгораемый сейф, в котором можно было бы без труда спрятать самого следователя с недельным запасом провизии − вот и все, что в нем было. Под потолком тускло мерцала маленькая графитовая лампочка − настоящее электрическое освещение.

Следователю, наконец, надоело затянувшееся молчание. Он откашлялся, закинул ногу за ногу и отхлебнул чаю, после чего пораженно застыл секунд на десять. Потом сделал еще один осторожный глоток: нет, ему не показалось. В чашке был "Золотой Слон" − лучший индийский чай из всех, что когда-либо существовали на белом свете.

- Однако же... − Фигаро покачал головой. − По-черному завидую вашим подчиненным, господин Матье. Этот нектар мне доводилось пить всего два раза в жизни: один раз на приеме в честь Большой Победы − это было в королевском дворце, куда меня, по случаю, пригласил школьный приятель, далеко продвинувшийся по службе, и еще один раз − на фронте, когда мы вывозили документы из ставки генерала Гюзо. Впечатляет...

Администратор рассмеялся. Смех у него был на удивление звонким и здоровым.

- Обычно, − сказал он, − мои подчиненные пьют здесь дрянной кофе. Знаете, этот, с птичкой на упаковке, что продают в лютецианских лавках по два империала за ведро. Но господин Форинт приказал принять вас по высшему классу, так что наслаждайтесь. Это из моих личных запасов... Кстати, прошу простить за театральную паузу − привычка. Когда молча смотришь вот так на кого-либо из подчиненных, он тут же начинает трястись и пачкать штаны от страха, а потом сразу кается во всех грехах, причем даже в тех, о которых мне ничего не известно, хе-хе... Но вот что забавно: хотя вы явно не испытываете пиетета перед присутственными местами, вам в них... некомфортно. Из чего я могу сделать следующий вывод: вы провинциал, учившийся в столице, однако впоследствии из нее уехавший. Я прав?

- Ваша наблюдательность делает вам честь, господин Матье. − следователь поджал губы. − Но я не понимаю, какое это имеет отношение к причине нашей беседы.

- Дело в том, − администратор прикрыл глаза, − что я, похоже, видел вас раньше. Где вы служили? Четвертый артиллерийский?

- Откуда...

- Не продолжайте, дайте-ка я вспомню... Люблин, последний год войны, попытка прорыва группы "Центр". Мы с вами сидели в окружении под Яновице, только вы командовали орудийным расчетом, а я укреплял захваченные немецкие доты. Мы еще поссорились с вашим начальством: им нужны были лошади, ну и нам, понятно, тоже...

- Невероятно! − Следователь выпучил глаза. − И вы все это помните?!

- Идеальная память, − похвастался администратор. − Но перейдем, наконец, к делу. Господин Форинт, разумеется, рассказал вам, что к чему. Но Форинт − очень большая рыба. Кит. И, как и все киты, он плавает у поверхности − опускаться сюда, к нам, ему без надобности. Его больше всего беспокоит сохранность новейших разработок.

- Тогда как вы...

- Фигаро, поймите: развитие − это, конечно, важно. Кража наших изобретений − отвратительно! Непростительное преступление! И если чертежи новых электрических печей попадут к этому мерзавцу Виккерсу, то это, разумеется, будет огромной потерей. Но уясните следующее: даже при эксплоатации (администратор произнес иностранный глагол через ярко выраженное "о") наших теперешних мощностей мы легко выводим бухгалтерию в зеленый плюс, обеспечивая при этом работой тысячу с лишним человек. Настоящая проблема в другом: с тех пор, как шпион проник на фабрику мы постоянно живем в условиях чрезвычайной ситуации. В условиях военного времени, Фигаро!

- Вы говорите о попытках саботажа? − Фигаро подался вперед, чуть не расплескав чай.

Администратор ощерился, обнажив идеально сохранившиеся зубы и покачал головой:

- Как вам сказать... Последние шесть месяцев ситуация на фабрике чрезвычайная, тут я не преувеличил. Рабочие линии выходят из строя, и это не чья-то глупая халатность. Цеховые постоянно пьяны, о работе даже не думают. Несчастные случаи опять же... Нам пришлось здорово потратиться на защитные приспособления, но это, между нами говоря, давно пора было сделать. С другой стороны, износ инструмента сейчас почти нулевой. Не знаю, с чем это связанно; похоже, эти столичные разгильдяи, наконец-то, освоили немецкие плавильни и перестали гнать брак. Наши ремонтные бригады тоже творят чудеса: часы простоя из-за работы наладчиков сократились почти в десять раз. Очевидно, эти лентяи подумали, что мы набираем новых людей потому что решили выгнать старых, хе-хе-хе... Но есть вещи, которых не могу понять даже я. Например, качество литья и чистота алхимического синтеза выросли в разы. Это уже ничем не объяснишь: машинерию на этих линиях мы не обновляли, инженеров не меняли...

- А цеховые...

- Ха! Вы еще увидите этих цеховых! Потом сами расскажете, на что эти пьяницы способны − это, кстати, по вашей части. А пока могу только дать вам совет: поговорите с рабочими. Мне кажется, что они знают больше чем говорят, но мне-то они, в любом случае, много не расскажут: я для них злой демон Пружинной. − администратор захохотал. − Болваны... Знаете, Фигаро, а ведь это именно я надавил на Форинта, чтобы старый сквалыга подписал бумаги для ухода Пружинной под крыло рабочего профсоюза... Да...

- Странно, − уголок рта следователя дрогнул. − Я почему-то решил, что вы − эдакий ужас местного значения. Тиран и... и...

- Самодур? − с усмешкой подсказал администратор. − Вы правы, для рабочих я именно таков. Так и надо: меня должны бояться; должность обязывает. Но я, в то же время, отдаю себе отчет в том, что рабочих нужно всеми силами защищать.

- Почему так?

- Ну, мы же защищали людей во время Большой Войны... Шучу, шучу... Дело в том, что все эти профсоюзы и больничные карточки выгодны, в первую очередь, нам самим. Нам нужны специалисты. Тысячи рабочих, инженеров, просто грамотных людей, не считающих зазорным встать у станка, понимающих, что все их права сорок раз защищены, жалование высоко и стабильно и завтра, случись что с их здоровьем, их не выбросят на помойку без гроша в кармане. Молодежь должна знать, что работа на фабрике − почетное занятие. И тогда, может быть, лет через десять-двадцать, мы перестанем нанимать за золото немецких инженеров... Ну а государство где на десять человек пять чинуш и три спекулянта очень скоро станет частью какого-нибудь Третьего Рейха, Соединенного Королевства или других прохвостов с хорошо подвешенными языками и в модных костюмах... А теперь ступайте, Фигаро. Мой человек ждет вас в приемной. Пройдитесь с ним, осмотритесь, гляньте, что у нас да как, а потом, вечером, возвращайтесь. Тогда и обсудим стратегию... И, да, чаю у меня еще много.

В коридоре следователя, действительно, ждали, причем сразу двое.