Вторжение драконов. Последняя битва

– О, я и не знала, что ты можешь быть столь страстным, Шанадин, — усмехнулась Бидайн. — А ты ни разу не задумывался, почему меня преследует могильный залах? Ведь ответ очень прост. Я — сама смерть, — и с этими словами она обернулась, наблюдая за выражением лица купца в зеркале перед собой. Сначала он просто удивился при виде татуировки. А потом вдруг осознал, что значит роскошное изображение дракона у нее на спине, и маска ужаса застыла на его лице.

– Ты ведь не...

Бидайн снова обернулась к нему.

– Она самая. Смотри! — Произнеся слово силы, она подняла руки к лицу, вспоминая о Туватисе, Хранителе глубинных чертогов, том самом жреце Ишты из Золотого города, которого она помогла убить. Она никогда не забудет его — он стал первым мужчиной, с которым она разделила ложе. При мысли о нем она по-прежнему испытывала отвращение. Ее пальцы ощупывали кости лица, сдавливали их, заставляя принять нужную форму. Когда эльфийка опустила руки, лицо ее было уже совершенно иным. Теперь она выглядела как Туватис.

– Золотой хочет, чтобы я стала твоей женой. Но я уже вижу, что ты не тот человек, чтобы бегать за женщинами. Поэтому я убью тебя и приму твой облик. Что ты там только что говорил о Лидайн и Фарелле? Что они насмехались над моим запахом? Что ж, они перестанут смеяться, — она указала на толстые стекла в шкафах. — Я прикажу изготовить стеклянный ящик, запру в нем Лидайн, а потом велю медленно наполнять его водой. А нежная Фарелла будет наблюдать за тем, как тонет Лидайн. После этого я отведу ее туда, где ее носик будет оскорблен сильнее, чем от того запаха, что преследует меня. Думаю, ты знаешь, как любит красивых эльфийских рабынь король Бромгар. Он заплатит мне за Фареллу золотом по ее весу.

В мгновение ока Шанадин постарел на несколько десятков лет. Его глаза утратили блеск. Щеки ввалились, под глазами отчетливо проявилась сеточка морщин.

— Простите, госпожа. Я даже не предполагал, кто вы на самом деле. Мне очень жаль...

Бидайн расхохоталась.

— Ты говоришь «извините» и думаешь, что на этом все? Как ты только что называл меня? Могильщицей? И хотел приказать прогнать меня плетьми из своего красивого дома?

— Прошу, госпожа... — Гордый купец бухнулся на колени. — Берите мою жизнь, но пощадите моих детей. Они невинны. Они...

— Так что, станешь моим супругом и убедишь всех в этом городе, что тебя одолела непреодолимая страсть по отношению к няньке твоих детей? — Бидайн прищелкнула языком. — Думаю, о нас обоих вскоре станут очень много судачить. И надеюсь, ты хорош в постели. Иначе мне вскоре придется наставить тебе рога. Что еще больше подхлестнет слухи...

Кровь снова прилила к его щекам. «Какой же он скучный ханжа», — раздраженно подумала Бидайн. Старый, похотливый козел и нянька. Жители города с удовольствием поверят в такую историю. А она в мгновение ока получит власть и влияние. И никто не удивится, если вскоре она наймет собственных сдут и таким образом тайно создаст свой кружок убийц.

— Предлагаю пойти в дом и объявить о том, что мы собираемся пожениться. Как думаешь, когда нам лучше пожениться, любимый? Через три дня? Или лучше через неделю?

— Прошу... я... Не стоит так торопиться, — Шанадин уже немного пришел в себя. — Не пойми меня превратно. Я просто прошу немного времени, чтобы наша история была более правдоподобной. Я не знаю, что привело тебя сюда, в Уттику, и не хочу знать, но предполагаю, что ты не хочешь привлекать к себе лишнего внимания. У меня здесь много деловых партнеров, и все они знают, что меня давно уже не интересуют женщины. Если я вдруг женюсь, кое-кто может счесть это странным.

—Значит, ты предпочитаешь другое мое предложение? — Бидайн наслаждалась тем, что купец побледнел снова. — Думаю, я сумею играть твою роль достаточно убедительно.

– Просто выглядеть как я будет недостаточно! — заявил Шанадин, проявляя поразительную твердость. — Не зная того, что знаю я, ты не выдержишь и дня. Мои партнеры быстро поймут, что Шанадин вдруг перестал помнить былые договоренности. И, конечно же, станут задаваться вопросом, почему же. А потом они учуют твой запах...

Бидайн надула губы.

– Как мило — постоянно думать о запахе будущей жены. Что же до остального, то неужели ты забыл, кто я? Я приму не только твой облик. Я украду и все твои воспоминания. Мы, драконники, избранные слуги небесных змеев. Мы совершенны во всем, что делаем. И, поверь мне, Шанадин, ты даже в страшном сне не сможешь представить себе, на что я способна. Так что не зли меня! Я не стану повторять дважды.

И, приветливо улыбнувшись ему, произнесла:

— Довольно ссориться. Пойдем, расскажем слугам о нашем новом счастье. Не кривись ты так. Помни, что только что ты подарил мне свое сердце. Ты ведь хочешь, чтобы все поверили, правда?

— Конечно! — Купец выдавил из себя довольно жалкую улыбку и направился к двери.

— Ты ведь ценишь Граумура, правда? Он так давно служит тебе, на его руках и лице множество шрамов, полученных в боях. Он не станет бежать от опасности. Так что не стоит предупреждать его! Мне было бы жаль убивать его.

Шанадин выпрямился.

Неужели она была права в своих подозрениях? Дверь распахнулась. Яркий утренний свет заливал задний двор. Минотавр стоял, прислонившись к противоположной стене. На плече его лениво покоилась массивная боевая секира, но Бидайн было не обмануть. Она видела, что он напряжен. Видела его вопросительный взгляд. Никогда прежде не бывало такого, чтобы кто-то посмел помешать его господину работать в сокровищнице, все обитатели дома знали, что за подобное преступление полагается самое тяжкое наказание.

– Доброе утро, Граумур, — напряженным голосом произнес Шанадин. — Чудесный день, не правда ли?

Минотавр склонил голову к плечу. Было очевидно, что господин никогда в жизни так его не приветствовал.

Шанадин протянул ей руку, и Бидайн приняла ее. Старик держался лучше, чем она ожидала.

— Вскоре в нашем доме кое-что изменится, — объявил купец явно удивленному воину. — Будет большой праздник, и лично тебе я обещаю большой бочонок мета.

Граумур удивленно поглядел им вслед, а они вошли в дом через маленькую дверь, за которой находился длинный коридор, ведущий вглубь особняка. Шанадин отпустил ее руку. Здесь было слишком тесно, чтобы можно было удобно идти рядом под руку.

Он по-прежнему держался очень хорошо, ни единым жестом не давая разгадать свои мысли, но Бидайн была совершенно уверена в том, что он обманет ее, как только представится такая возможность. Так что рано или поздно от него придется избавиться, хотя какое-то время придется строить из себя влюбленную парочку.

Вот они уже и у двери в кухню. Обычно девочки завтракали именно здесь. Как часто Бидайн сидела здесь с ними, слушая одни и те же детские шутки. О Круппе, маленькой пухленькой кухарке-кобольдше, неограниченной хозяйке кухни, о Майе, ее хрупкой дочке, у которой была деревянная нога — с тех пор, как она попала под копыта кентавров, носившихся наперегонки по узким улочкам города. О Граумуре, который каждое утро, весь потный, выглядывал в маленькое окошко во двор и просил кружечку пива — когда заканчивал свой бой с тенью. И каждое утро Круппа ругалась и кричала, что он никчемный пропойца, но в конце концов кружечку выдавала.

Бидайн стала частью всего этого. Это был почти ее дом. Она отбросила прочь сентиментальные размышления — все это было лишь маскировкой. То, за чем она скрывала свои истинные цели, как темный плащ скрывал ее в ночи. Она не хотела чувствовать ничего по отношению к этому дому и его обитателям.

Шанадин первым вошел в кухню, его встретило радостное хихиканье и пожелания доброго утра от Лидайн и Фареллы.

— Я хочу сделать важное заявление, — торжественным тоном произнес он, перебивая щебет дочерей. — Не знаю, возможно зоркие глаза моего персонала уже все равно заметили это, — при этом он внимательно поглядел на кухарку Круппу. — Вот уже несколько недель как мы с Бидайн стали очень близки, и я искренне признаюсь, что отнюдь не ее рекомендации, а скорее ее красота заставили меня взять ее в дом и принять на работу.