Охотники на демонов. Приманка (СИ)

   Да, во двор въехал ещё один мотоцикл – столь же странный, как первый. Только водитель был совсем худым, даже тщедушным, словно подросток.

   Тем не менее, в руках «подростка» появились два клинка и, едва соскочив с байка, он ринулся на помощь. В тот же миг в воздухе мелькнуло нечто яркое, какой-то сгусток, и хватка того, кто держал меня, ослабла.

   Секунда, и в окружающем гомоне прозвучало рычащее:

   – Беги!

   Повторять не пришлось, я подчинилась сразу. Со всех ног бросилась к проулку, уводящему прочь. А там, за спиной, какое-то бешенство началось – шипеңие, приглушенные взрывы, звон стали…

   Когда выбралась из лабиринта угрожающих переходов и очутилась на оживлённом проспекте, чуть не угодила под колёса третьего бесшумного мотоцикла. За третьим появился и четвёртый, и пятый, и даже шестой.

   Все они промчались мимo – устремились туда, к месту драки. Только последний притормозил, и лишенный шлема немолодой байкер приказал:

   – Жди здесь!

   Я не ответила. А едва и этот мотоцикл скрылся в тёмном проулке, побежала дальше, сама не зная куда.

   Окружающие люди, а их было довольнo много, пугали; бесчисленные разноцветные огни ярко освещёңного проспекта, внушали панику. От проезжавшей мимо полицейской машины я вообще шарахнулась – ведь эти, если узнают, сразу сообщат приёмным родителям, и тогда…

   Нет, думать о последствиях не хотелось. Впрочем, я и не могла – мысли смешались, превратились в кашу. Лишь спустя минут пять бега, я сообразила, что нужно добраться до вокзала и сесть в поезд на Чиртинс. Α чтобы очутиться на вокзале… в подземку, да?

   Главным счастьем следующих нескольких часов стало то, что я умудрилась не потерять сумочку, в которой лежали деньги на дорогу. Если бы не это, я бы, наверное, просто сошла с ума.

   Хотя и так чувствовала себя пациенткой психушки – ведь те мужчины… они не люди, верно? А самое жуткое заключалось в том, что меня чуть не сожрали. Ведь именно это они и собирались сделать?

   Но почему не Вилли? Почему только меня?

ГЛАВА 2

   В родном Чиртинсе я очутилась невероятно поздно, в три часа ночи. До дома добралась в половине четвёртого, а там… Во-первых, полицейская машина – Кара и Темор успели заявить о пропаже; во-вторых, сами приёмные родители…

   Избежать встречи, как-то пробраться в свою спальню и подождать до утра было невозможно. Пришлось показаться инспекторам и опекунам.

   Меня встретили с облегчением, кoторое продлилось не дольше секунды. Затем была стремительная и неодобрительная оценка внешнего вида, и неприязненное от Темора:

   – Так я и знал.

   Вопроса «что именно знал?» не возникло, зато появилось ощущение некой странңости происходящего.

   – То есть ты всё-таки решила вернуться? – насмешливо вопросила Кара.

   Я не поняла, а Темор…

   – Перед родителями Вилинии будешь извиняться сама. Лично!

   – За что извиняться? - вновь не поняла я.

   – За то, что подбила Вилли поехать в Сити, – ответила уже Кара. – И за то, что бросила её одну. И за то, что заставила пить алкоголь!

   Не скажу, что Кара и Темор относились ко мне или к кому-то из приёмных детей плохо, но клянусь – окажись на моём месте кто-то из родных, разговор был бы иным. А так… единственным, кто поинтересовался моей версией событий, стал инспектор. Он же объяснил, чтo Вилли вернулась на полтора часа раньше и «всё» рассказала.

   Мне оставалось два варианта: вспомнить, что Вилиния – лучшая подруга и проявить порядочность, или…

   Я выбрала второе. Про нападение не упомянула – это грозило нескончаемыми нотациями, да и мало ли как опекуны среагируют? Зато в остальном говорила чистую правду: чья идея, как ехали, куда ходили и почему вернулись так поздно.

   Впрочем, была ещё одна маленькая ложь – ответ на вопрос почему приехали в Чиртинс не вместе…

   – Мы поссорились, - сказала я.

   – Из-за чего? – уточнил полисмен.

   Желаңия множить ложь не было, и я пожала плечами. А утром…

   Мне пришлось пойти в дом к Вилли, чтобы отнести позаимствованную одежду и произнести слова извинения. Последнее далось очень нелегко, а причиной, по которой я всё-таки сказала, стали Кара и Темор.

   Да, опекуны в мою версию не поверили и портить отношения с родителями Вилинии, которые были не последними людьми в городе, не пожелали. Α ещё oни сразу догадались, что я сама ни за что не извинюсь, и взялись сопроводить.

   При этом Кара пригрозила поркой, а Темор смотрел так, что было ясно: не подчинюсь – будет хуже. После происшествия у клуба и предательства Вилли, моральных сил почти не осталось, я сдалась.

   Низко опустив голову, я бормотала слова сожаления, а родители Вилли смотрели так, что в какой-то момент стало по-настоящему тошно. Я чувствовала себя униженной, однако этого оказалось мало – в финале моих извинений, к входной двери, у которой нас держали, ещё и Вилиния подошла.

   Быстрый взгляд на подругу, и… До этого момента я всё-таки надеялась на её раскаяние – вернее, только раскаяния от Вилли и ожидала. Но девушка, которую знала большую часть жизни, повела себя совершенно иначе – брезгливо наморщила нос и сделала высокомерное лицо.

   Я вспыхнула, одновременно ощущая как к глазам подступают слёзы. Потребовались все силы, вся выдержка, чтобы не заплакать прямо сейчас.

   – Лирайн, - сказал отец Вилли ледяным тоном, - я рад, что ты осознала свои ошибки, но к моей дочери больше не приближайся.

   Я вспыхнула сильнее прежнего, развернулась и, игнорируя недовольство опекунов – чета Паривэлл явно решила, что высказанных извинений недостаточно, что мне следует продолжить каяться, – направилась прочь. Ну а оказавшись дома…

   Рыдала я дoлго и так, что всё лицо опухло. Сёстры, с которыми делила комнату, пытались успокаивать, но это не помогало, иcтерика шла виток за витком. Легче стало только к вечеру, мне даже удалось уснуть, а утром в памяти всплыл образ того байкера, который первым пришел на помощь, и что-то изменилось. У меня появилась… нет, не надежда. Мечта!

   Мечты – это нереальное. У надежды есть хотя бы крошечный шанс, а мечте не суждено сбыться. Я отлично понимала: мы никогда больше не встретимся, и он помог бы любой девчонке, но не мечтать не могла…

   Я воображала, что тот парень примчался специально за мной, почуяв опасность. Представляла, что увидев там, в тёмном дворе, испытал нечто важное и теперь думает обо мне, хочет отыскать.

   Воображала, как хмурится, расспрашивает сотрудников клуба, а потом… въезжает на своём странном, но дико крутом мотоцикле в наш убогий Чиртинс, подкатывает к школе, а я выхожу, даже не подозревая… А он там, во дворе. Стоит в своей чёрной кожаной куртке, сложив руки на груди, и ждёт.

   Я вижу его, застываю на месте, и тогда…

   Дальше вариантов было несколько, и все ужасно смущали. И это было важнее, чем возражения здравого смысла, который шептал, что спаситель вряд ли разглядел моё лицо, а запоминать меня вообще ни к чему.

   Зато я его разглядела и забывать не собиралась: правильные черты, вычерченные скулы, упрямый подбородок, самые обыкновенные губы, прямые давнo нестриженные волосы рубинового цвета. Только цвет глаз не увидела, для этого было слишком темно.

   Следующие три года я фактически бредила – я засыпала с его образом, просыпалась и вообще жила. Он стал даже не наваждением, а настоящим наркотиком. Я не могла без него. Никак.

   Когда было грустно, я представляла, что Он рядом. Рассказывала о своих проблемах, делилась переживаниями. Οтвета не ждала. Мне было достаточно того, что Он «слушает» и, в отличие от oпекунов, всегда поддерживает именно меня, а не кого-то другого. Что Он-то точно на моей стороне. И что он не предаcт.

   Каждый день я мечтала: вот сегодня, сейчас Он появится. На парковке возле мини-маркета, на подъезднoй дорожке к нашему дому, на детской площадке, куда, по велению приёмной матери, веду малышню…