Дерево лжи

Подбежал слуга и начал выгружать багаж. Раскрыв зонт, дядюшка Майлз и Фейт поспешили к распахнутой двери, где столкнулись с сухопарой женщиной средних лет, отступившей в сторону, чтобы впустить их.

— Мистер Майлз Каттисток и мисс Сандерли? Я Джейн Веллет, экономка. — У нее был низкий мужеподобный голос и маленькие пронизывающие насквозь глаза. Одета она была в полосатое темно-зеленое платье, застегнутое под горло.

Прихожая оказалась темнее, чем они ожидали: свет падал лишь из двух ламп, стоявших на подоконниках. Потолок подпирали черные деревянные балки. В воздухе Фейт уловила запах парафина и другие ароматы, возвещавшие, что этот дом стар, у него свои порядки и что это не ее дом.

Вскоре Фейт сидела перед пылающим камином рядом с дядюшкой Майлзом и Миртл, держа чашку с горячим бульоном в руках. Если Миртл и чувствовала угрызения совести из-за того, что бросила дочь на дороге, она умело их скрывала. Ее щеки порозовели, и она имела важный вид — она явно уже произвела разведку в новом семейном обиталище и нашла его прискорбно неудовлетворительным.

— У них совсем нет газа, — поведала она Фейт театральным шепотом. — Говорят, что в городе кое-где есть, но здесь нам придется обходиться лампами и свечами. Кухарки тоже нет, только экономка, горничная и слуга. Они все обслуживали последних жильцов — двух больных леди, вот их и оставили. По всей видимости, готовили экономка и горничная, но как они справятся с семьей из пяти человек? И для Говарда нет няни, тебе придется позаботиться о нем, Фейт, пока мы не найдем кого-нибудь.

— Где отец? — спросила Фейт, когда мать взяла паузу, чтобы перевести дух.

— Он ушел на поиски места для какого-то ботанического образца, сразу как приехал, — устало ответила Миртл. — По-видимому, оранжереи недостаточно. Он уже целую вечность назад ушел в то здание, дрожа над своим растением.

— В какое здание?

— В старую башню. — Миртл прочистила горло, когда экономка проходила мимо двери. — Миссис Веллет, что это за башня?

— Предполагалось, что это будет смотровая башня, мэм, — с готовностью ответила миссис Веллет, — для слежки за кораблями Наполеона. Здесь, на Вейне, не строили крепости, как на Олдерни. Джентльмен, который владел этим домом в те времена, решил, что ему надо построить свои собственные защитные сооружения, как подобает доброму англичанину.

— Ну и как, эта башня пригодилась? — спросила Миртл.

— У него закончились деньги до того, как он ее достроил, мэм, а потом и война закончилась, — объяснила миссис Веллет. — Какое-то время ее использовали для хранения яблок… но там протекала крыша.

— Странное место для растения, — пробормотала Миртл и вздохнула. — Так или иначе, не стоит мешать ему и даже просто приближаться к башне. По-видимому, это растение экзотическое и ужасно хрупкое, от неподготовленного взгляда листья могут осыпаться или произойдет еще что-нибудь в этом роде.

Фейт задумалась: что, если ее отец скрылся в заброшенной башне, потому что это единственное место, где он мог уединиться? Ее сердце заныло. Она знала, что некоторые крупные животные уходят из стаи, когда они ранены.

Даже Миртл с ее болтливостью умолкла: долгое путешествие вымотало их. Когда мать заметила, что голова Фейт поникла, она велела ей отправляться в постель.

— У тебя самая маленькая комната, дорогая, — сказала Миртл, — но ничего не поделаешь. Ты же не против?

Миссис Веллет взяла свечу и предложила проводить Фейт в ее комнату. Когда они вышли в коридор, Фейт глянула в другую раскрытую дверь и заметила, что маленькую гостиную приспособили под отцовский зверинец. Ящерицы смотрели на нее сквозь стекло. Старый вомбат чихал и ворочался во сне — этим он занимался все последнее время. Фейт вдруг сообразила, что не видит змею, и нахмурилась.

Все чемоданы и коробки были составлены вдоль стены коридора. С удивлением она увидела в самом низу ящик со змеей. Его бросили в холодном коридоре, словно шляпную коробку. Фейт подбежала к ящику и присела, прильнув ухом к стенке. Ни звука.

— Миссис Веллет, вы не могли бы распорядиться, чтобы этот ящик отнесли в мою комнату?

Комната Фейт оказалась крошечной, в два раза меньше, чем ее спальня в Кенте. Веселый огонь камина отбрасывал свет на умывальный столик с потрескавшейся мраморной столешницей, старый комод для одежды и кровать с пологом на четырех столбиках, заставшую еще предыдущего монарха. В тени за комодом она заметила дверь с широкими засовами.

— Желаете, чтобы вам принесли поссет [4] перед сном? — спросила экономка.

— У вас, случайно, не найдется дохлой мыши? — Не успев договорить, Фейт поняла, что это был не лучший ответ на вопрос. — Мой отец держит цейлонского лазающего полоза, — поспешно добавила она, увидев, что брови миссис Веллет поднялись еще выше. — Мясо… подойдут маленькие кусочки свежего мяса, — запинаясь, продолжила Фейт. Пожалуй, она произвела не самое приятное первое впечатление. — И несколько тряпок. И… поссет был бы очень кстати, благодарю вас.

Оставшись наконец в одиночестве, она открыла ящик и извлекла клетку. Полоз свернулся на дне грустной золотистой восьмеркой с черно-белыми пятнышками. Дома Фейт много времени проводила в отцовском зверинце и даже заботилась о животных, пока он отсутствовал. Змея же всегда была ее любимицей. Отец привез ее из Китая восемь лет назад.

Погладив полоза по спине, Фейт с облегчением заметила, как животное шевельнулось. Слава богу, жив. Девочка поставила клетку на комод подальше от сквозняка, но не слишком близко к огню. Полоз любил прохладу, слишком высокая температура убьет его так же верно, как и чересчур низкая.

Миссис Веллет принесла сверток тряпок и миску с говяжьими обрезками. Когда она ушла, Фейт протолкнула тряпки в клетку, чтобы змея могла сделать из них гнездо, и наполнила миску водой из кувшина, стоявшего в изголовье кровати. Мясо полоз проигнорировал, но стал плескаться в воде. Убедившись, что ее питомец не собирается умирать, Фейт вспомнила о чернильном пятне на перчатке и попыталась отстирать его холодной водой, но тщетно. В конце концов она просто спрятала перчатки под матрасом.

Одежда была наказанием Фейт. Девочка не могла перейти пыльную дорогу, пройтись под дождем, присесть в ивовое кресло или прислониться к свежепобеленной стене, чтобы на ее туалете не осталось следов. Одежда вечно становилась источником вины для нее. «Элизе приходится часами отстирывать грязь с твоего подола…» Что еще хуже, одежда нередко предавала ее. Если Фейт тайком выскальзывала наружу, или пряталась в буфете, или прислонялась к пыльной двери, чтобы подслушать чей-то разговор, одежда выдавала ее. Даже если члены семьи не придавали этому значения, слуги знали все.

Фейт легла, но не могла уснуть. Конский волос в матрасе кололся сквозь простыню. Полог закрывался не полностью, пропуская влажный сквозняк. Длинный день накрепко отпечатался в ее мозгу, и, закрыв глаза, она вновь видела серое небо и темные беспокойные волны.

Ветер стучался в ставни и дергал дверь, и временами на его фоне Фейт слышала далекий шум, похожий на крики неизвестного животного. Она знала, что это, скорее всего, проделки ветра, но ее воображение нарисовало огромного черного зверя на мысу, воющего посреди бури. Она задумалась, пребывает ли до сих пор ее отец в добровольном заточении старой башни. Иногда Фейт чувствовала между ними незримую связь, словно тонкий корень, протянувшийся между мангровым деревом и его маленькими детенышами-плодами. На секунду она попробовала представить себе эту связь. А вдруг он почувствует то же, что чувствует она, если она как следует напряжется?

«Я в тебя верю, — мысленно сказала она. — Что бы ни говорили все остальные, я в тебя верю».

Фейт резко проснулась от частого стука шагов по деревянному полу. Открыв глаза, она увидела незнакомый полог над головой, и в ее сознании пронеслись картины вчерашнего дня. Она отдернула занавески, опасаясь, что кто-то бегает прямо по ее комнате. Шаги звучали совсем близко, в нескольких ярдах от ее головы. К счастью, в комнате никого не оказалось. Замерев, она снова услышала шаги и на этот раз уловила четкий ритм: кто-то бежал по лестнице вверх или вниз. Черная лестница! Должно быть, ее комната соседствует с помещением для слуг, вот почему она слышит их шаги через стену. Фейт встала, медленно обошла спальню, прижимаясь ухом к стенам, и ощутила дрожь ликования, найдя место, где звуки слышались отчетливее всего. Она даже смогла разобрать отдаленный разговор!