Сказки о сотворении мира (СИ)

— А что тебе дано, пастух? Что ты имеешь такого, что навредит здоровью барана? Кусочек сыра за пазухой? Если бы бараны ели твой сыр, они сидели б с тобой за одним столом, говорили на одном языке и читали общую Библию.

— Тот, кто хочет говорить на моем языке, должен научиться его понимать. Тот, кто читает со мною Библию, должен уметь видеть то, что написано, а не фантазировать между строк.

— Тот, кто хочет пасти баранов, мой Ангел, должен вставать до восхода Солнца и не спускать глаз с отары. Пока ты дремал в раздумьях, Человек сам придумал, как защитить себя от волков и от угрызений совести. Чего только не придумал Человек, пока жил с тобой. Чего только не понял о себе самом и о том, кто держит кнут над его спиной. И о том, кто манит пряником в пропасть. Хочешь знать, Ангел, корень самых тяжких грехов, перед которым меркнет черная неблагодарность. Я тебе сообщаю: не надо быть таким обидчивым. Самый тяжкий грех высшего существа — это затаить обиду на существо неразумное. Затаить и культивировать обиду в душе, вместо того чтобы простить и помочь.

— Как же помочь тебе, Человек, привыкший к одиночеству во Вселенной?

— Будь со мной, Ангел. Скрась мое одиночество. Вселенная — все, что у меня есть. Больше пригласить тебя некуда.

Никто не спал этой ночью в доме Боровских, кроме его сиятельства. Граф не изменил своей детской привычке. Когда все улеглись, он проник в опочивальню Мирославы и уснул на ее кровати. Графиня дождалась, когда крошка увидит сон, и вышла из комнаты. В ту ночь, кроме графа, в доме никто не ложился. Все сидели по комнатам. Даже маленький Лео, выспавшись за день, читал в библиотеке книгу. Несколько раз Розалия Львовна подбегала к форточке, распахнутой сквозняком, и долго глядела на двор. Натан Валерьянович чаще обычного выходил покурить. В лаборатории тихо играла музыка, потому что Оскар не мог найти себе места.

— Не открывайте дверь, — попросила Юля. — Она скрипит. Вылезайте через окно, идите к дороге, я оставила машину на шоссе, — девушка раскрыла окно.

Графиня не стала спорить, в точности выполнила указания. Улица, когда-то густо населенная дачниками, не имела даже жалкого фонаря. Дорога, когда-то асфальтированная, покрылась ямами. Небо освещал луч прожектора. То собирался в тонкую нить, то разворачивался воронкой. «Осторожно! Дикие пешеходы» — предупреждал плакат на обочине. На дорожном знаке был изображен волосатый человек с топором, как строгое предупреждение, что остановки, стоянки и пикники в зоне представляют опасность.

— Не обращайте внимания, это Оскар повесил, — объяснила Юля, — чтоб к нам народу лишнего не валилось. Все равно валят. На Эрнеста хотят посмотреть, на бесплатном корте потренироваться. А лесной человек из леса почти не выходит. И кидается только на машины. К людям он относится хорошо.

Девушка села за руль и завела мотор.

— А это что? — спросила графиня, рассматривая световую воронку в небе.

— Наши друзья-эзоты конкурентов пугают. Они скупили все авиакомпании мира, а частные перевозчики приходят из порталов со своим транспортом и портят им бизнес. Не вспомнили адрес вашего Карася?

— Найдем. Я помню место: несколько двадцатиэтажек с видом на лес и пустырь. Помню, туда ходил автобус.

— Может быть, помните его номер?

— Я ехала на такси. Но помню, что автобус ходил от метро. Раз в сто лет.

— Может, помните от какой станции?

— Помню. Она была построена аркой. Рядом киоски. И еще… возле нее был кинотеатр с огромной рекламой на фасаде.

— Нормально, — хмыкнула Юля. — А название кинотеатра?

— Не переживай. Даже если б я записала адрес, все сто раз могло измениться. Глянь, что делается… — графиня поглядела на луч, который сжался в столб и пошел пунктиром, как трассирующая пуля.

— Надо дождаться, когда откроют киоски и купить подробную карту Москвы.

— Хорошая мысль, — согласилась Мира.

Юля объезжала ямы, оставшиеся от выставки. Яичные дельцы продавали желающим гигантские яйца, пока в кладке не попался валун. Подъемный кран упал на асфальт и раздавил губернаторскую машину. С тех пор областные власти ввели драконьи налоги на продажу яиц. Заторы на шоссе прекратились. Интерес к товару пропал. Графиня рассматривала брошенный павильон у опушки леса. На фоне зари лысые деревья смотрелись особенно жутко. Недостроенные клетки жилых корпусов тянулись вдоль шоссе до самой Москвы. Строители удрали с объектов вместе с техникой, унесли с собой даже заборы. В пространстве между этажами сновали плазмоиды, словно играли в салки.

— Нет вестей от Эккура? — спросила графиня. Юля отрицательно помотала головой. — Не заявлялся? Ни к тебе, ни к Оскару?

— Нет.

— Вообще никак не проявлял себя, благодетель?

— Оскар запретил обсуждать эту тему. Сказал: не поминай — не накличешь. Это правда, что Ангел может менять частоту в нашу сторону и быть… ну, как бы получеловеком-полуангелом?

— Видимо могут. Иначе как бы они морочили нам головы?

— А правда, что человек не может приблизиться к Ангелу по частоте?

— Оскара спроси. Он скажет. По-моему, природную частоту проще понизить, чем повысить.

— Он так и сказал.

— А он не сказал, как жить в таком бардаке?

— Мира, неужели Эккур нас бросил? Неужели он не вернется, чтобы поддержать нас?

— Среди Ангелов тоже есть малохольные.

— А среди людей — провидцы. Вот вы, например, заметили луч… Или Оскар вам показал? — поинтересовалась девушка. — Вообще-то люди их замечать не должны. Они не должны поднимать головы, когда луч работает. Если сами заметили — значит, ваша программа сбита, и вы можете видеть то, что не дано нормальному человеку.

— Значит, сбита, — согласилась графиня.

— А вы не заметили белые двухэтажные домишки без крыш и дверей, все уставленные антеннами? Не видели никогда? Оскар сказал, что они стоят здесь сто лет, их тоже никто не видит.

— Что еще он сказал про домишки?

— Чтоб я к ним близко не подходила.

— А почему?

— Он сказал, будет лучше, если я не буду знать, почему. Еще он сказал, что пришельцы — это хрень собачья. Все считают, что это наше далекое, тупиковое будущее, которое будет воевать с эзотами за собственную историю. Так вот, это полная чушь. Оскар сказал, когда фаза замедления достигнет критического порога, сюда ринутся все, кто сможет жить на низких частотах. Просто наши «ниночки» просчитали событие и первыми сюда заявились. Оскар сказал, что если б Ангелы не закрыли дольмены, здесь было бы столпотворение «низших» тварей, для которых замедление поля — райские условия обитания. Мира, что будет с нами?

— П…ц! Если не возьмем флоридский дольмен.

— А если возьмем? Оскар сказал, что хроно-константа универсальна. Из нее бежать некуда.

— Значит, надо разбираться с самой «константой». Он не сказал, что с помощью ключа можно запустить подвисший хронал?

— Что вы, он с нами на такие темы не разговаривает. Попробуйте вы.

Рассвет забрезжил над полем. Колонна грузовиков потянулась навстречу нескончаемой вереницей, как будто почуяла конец света. Киоск с названием «Ежиная отрава» мелькнул у обочины, и отвлек графиню от грустных мыслей.

— Это аптека, — объяснила Юля.

— Для поклонников суицида?

— Не знаю. Нас лечит Розалия Львовна. Я в лекарствах не разбираюсь. Газетный киоск будет дальше. Не волнуйтесь, совершенно нормальный киоск. Мира, не смейтесь. И не подумайте ничего такого. Если долго не жить в России, здесь все кажется смешным. Так было всегда. А теперь у нас вышло постановление. Теперь названия торговых точек должно строго соответствовать тому, что они продают.

Машина встала возле газетной лавки. Пока Юля покупала карту Москвы, Мира осматривала прилавок. Все строго соответствовало закону, только в газетном киоске графиня не нашла ни одной газеты. Журналы с вызывающими картинками занимали все полки. С красочными, глянцевыми и непристойными… Преимущество отдавалось креативному оформлению интимных участков тела. Тут же были объявления об услугах дизайнеров для желающих вклеить в пупок жемчужину с портретом кумира. Миру удивило отсутствие текста. Только заголовки и подписи, такие же броские, дерзкие, креативные. Несколько полос объявлений, среди которых особой колонкой выделялись оптовые покупатели дырявых презервативов.