За краем поля

   Алеандр тоже молчала, но не из-за потрясения или душевных метаний. Просто на скоростной метле, да после недавнего забега утреннее похмелье отчего-то усилилось, обзаведшись тошнотой и головокружением. Бравую разительницу монстров сейчас остро волновало состояние собственного желудка и на морально-этические метания сил не оставалось.

   - Как у наших у ворот, чудо-дерево растёт, - визгливо и очень громко завопила какая-то бабёнка.

   Окончание частушки потонуло в дружном хохоте: все знали, что певунья имела в виду. Чародеи предусмотрительно спустились с мётел. Не то чтобы они особенно соблюдали правила воздушного движения, запрещавшие без согласования низко летать в малых населённых пунктах (их никто не соблюдал), но кто-то из местных по-пьяни непременно возжелает проверить свою меткость на движущихся мишенях. Увы, подобное поведение в глубокой провинции считалось практически нормой.

   Качественная попойка в небольших деревнях вообще является событием колоритным и по-своему занимательным. Начать с того, что организуется она всегда стихийно и подобно стихии носит хаотичный и разрушительный характер. Самое широкое место улицы, а то и чей-то огород на пару дней становится сосредоточием всего мирного населения местечка. Выволоченные с окрестных домов столы, разные по широте и высоте, выстраиваются в единый ряд. Их сверху укрывают стащенными у хозяев скатертями, рушниками и кухонными тряпками, стараясь прикрыть каждый угол дабы не обидеть гостя голой столешницей. Будто нестираный лоскут старой рубашки со следами масла и жира под носом почётнее. И ведь, действительно почётнее! Никто не отказывается, носом не крутит, лишь бы лавок да стульев хватало, а то наименее расторопным ещё придётся бегать домой за табуреткой иль пристраиваться по-бедняцки на вёдра и бочки. Тут, главное, не попасть под горячую руку какой-нибудь раздосадованной хозяйке, что во время общих гуляний имеет прерогативу вышибать вёдра из-под гостей. Бушуют бабы не просто так: только на общих гуляньях и становится понятно, кто лучшая стряпуха, чьи пироги самые ароматные, колбаса жирная, а капустка хрустящая. Вот каждая и горазда стараться перед соседями, всё лучшее волоча на стол и с гордостью выслушивая мужскую похвалу. А как уж радуются те, кто в прочие дни обделён хорошей стряпнёй! Ни раз у столов самых искусных кулинарок устраивались целые свары за возможность сесть поближе к жареным карасям или печёной шинке. Счастливчики намертво цеплялись пальцами в тарелки и горшки, чтоб хитрые конкуренты с других столов в толчее не увели деликатесы. Впрочем, находились и те, кто довольствовался вареным яйцом и парой луковиц. Ведь не еда в гуляньях главное. Главное текло рекой. Иногда даже прямо из-под самогонного аппарата какого-то местного умельца. Веселись народ - ничего не жалко.

   Корени в своём раздолье уже давно пересекли черту, когда ко вкусу блюд относятся избирательно, а на состояние соседей обращают внимание. Преисполненный хмельного задора простой люд жаждал действий. Молодёжь сорвалась из-за столов плясать да зажиматься, кому ещё служили конечности, да мутная голова не тянула в сон. Старики затянули народные песни, лихо межуя печальные завывания с современными мотивами и скабрёзными припевками совсем не дневного толка. Остальные разошлись по деревне мыть посуду, вытаскивать из закромов остатки провианта и искать приключений на бедовые головы. Большая часть находила их под ближайшими заборами, но никого это не останавливало. Народ нажрался хлеба и активно требовал зрелищ.

   - Так, вы стойте здесь, а я поищу нянюшку, насколько это возможно, - принялась распоряжаться Алеандр, чувствуя себя после битвы с умрунами, если не единогласным командиром их маленького отряда, то полноценной героиней уж точно.

   Девушка поправила растрёпанную, но поразительно стойкую причёску, отряхнула рваное платье и бравым шагом ринулась в гущу событий быстрее, чем артефакторы успели сказать хоть слово. Глядя вслед энергично удаляющейся рыжей макушке, Стасий невольно поморщился, припоминая вчерашний не менее энергичный заход сестры в кабаке. Ничем хорошим эдакий энтузиазм с её стороны ещё никогда не заканчивался.

   - Как-то диковато после той нечисти, - чуть ухмыляясь, скорее нервно, чем саркастично, заметил Равелий, сгружая на лавку бессознательное тело.

   Подкопченная блондинка приходить в себя не собиралась. Её вообще сейчас легче было принять за труп, чем живого человека, такая была бледная и холодная, будто с затраченной на чары силой из неё вытянуло в придачу и весь резерв.

   - Эй, мужики! - радостно, как могут радоваться только дети и алкоголики, закричал какой-то дедок и неровным ходом ринулся навстречу свежим лицам. - Опоздали! Н-не дело. Штрафную!

   Стасию тут же сунули в руку глиняную кружку с белёсой, остро пахнущей брагой субстанцией местного производства. Специфический душок остро вдарил по обонянию, заставив невольно прослезиться не слишком привычного к таким напиткам чародея. Артефактор загнанно оглянулся в поисках спасения, но жаждущая развлечения толпа уже окружила новичков. При таком всеобщем азарте отказ, даже самый культурный и вежливый приравнивался бы к личному оскорблению собравшихся, села в целом и Светлого Князя, в частности. Народу было не принципиально, чем развлекаться: спаиванием неожиданно трезвых собратьев или коллективным избиением оных. Чародей тяжко вздохнул и приложился к кружке. Видит Триликий, первые порывы у него были благородные.

   За одним штрафным последовал другой, потом третий за великое уважение к празднику, четвёртый за равенство прав не-чародеев, а на пятый молодые люди, не успевшие толком позавтракать и даже умыться, уже с трудом могли вспомнить, откуда прибыли в столь гостеприимную деревню. Равелий доведённым до автоматизма жестом прихватил ближайшую молодку, пространно рассуждая о превосходстве деревенских баб над столичными куртизанками. А Стасий трепетно прижимая к груди метлу, тянул вместе с бывшим солдатом какую-то походную песню. Деревенские, чуть огорчённые сорвавшейся дракой, но в тайне надеющиеся распалить городских после кружки-другой повлекли к общим столам уже не сопротивляющихся чародеев.

   Покрытое сажей и пылью безвольное тело духовника осталось дожидаться их на шаткой скамейке, немым укором человеческой чёрствости и равнодушию. В принципе, она неплохо вписывалась тем самым в общий колорит, где похожим образом располагался каждый двадцатый, а каждый десятый при этом умудрялся ещё и петь. Кто-то пристроил ей в руки оставшуюся без присмотра хозяина метлу и от всех щедрот души нахлобучил на голову соломенную шляпу. Если бы потомственная ратишанка, трепетно носящаяся с фамильной гордостью и правилами приличия могла видеть себя со стороны, не дольше чем к заходу солнца одна отдельно взятая деревня оказалась бы стёрта с лица земли первым за несколько веков некромантом.

   По счастью, никто даже не подозревал, какую опасность в себе таит вялая женская фигурка у ворот, выдёргивая из-под неё распоследнюю свободную лавку, чтобы пристроить за общий стол дорогих гостей из самого Новокривья. Точнее парочка основательно поддатых мужиков лавочку-то выдернула, но далеко унести не смогла, чрезмерно утомившись.

   - Гляди, Милахыч, баба! - толкнул локтем собутыльника захудалый пьяньчужка, разглядев, кто именно дремал на ценном инвентаре.

   - Ага, - радостно кивнул собутыльник. - Справная.

   - Давай себе возьмём, - внёс конструктивное предложение первый, хлюпнув заплывшим носом. - Чё зря валяется?

   Инициатива была принята на ура. Обделённые на склоне лет вниманием молодух и изрядно страдавшие от этого, труженики сохи появление в поле видимости свободной и не протестующей девки крайне обрадовались. Тем более, что та была фигуриста, а на пьяные глаза и вовсе бесподобна. Твёрдо, насколько позволяло количество выпитого, умудрённые сластолюбцы двинулись к вожделенному телу, уже представляя, куда именно поволокут с глаз завистливых соседей и сварливых жен. Планы были грандиозны и радужны, но стоило только самому расторопному с чувством опустить жирную от масла и огуречного рассола пятерню на удачно оттопыренный девичий зад, как земля под ногами героев-любовников вздыбилась, отшвыривая назад. Мелкой волной затряслась - задёргалась. Взвилась на дыбы злосчастная лавка и, как живая заскакала по гулявшим кочкам.