Парикмахерия

Последним к общему стаду торчащих в небо задниц присоединился Филька. Задницы явно отличались от мечетских: много мелких - детских. А вот мужские и женские почти не различаются. Рубахи-то у всех длинные. Торчит что-то, полотном обтянутое. Мда, положение "мордой в землю, раком кверху" при наличии длинной свободной одежды обеспечивает наивысший уровень гендерного равенства и единообразия. По крайней мере - для стороннего наблюдателя.

-- Вот и славно. Я сам хожу с голой головой и причины для смеха в том не вижу. А коли есть кто особо смешливый - пусть встанет. Я послушаю, может, и вместе посмеёмся. Нету? Жалко. Скучно как-то стало. Не смешно. Тогда сделаем так. Ивашко, мужиков Пердуновских немедля обрить, как и вы сами обрились.

-- Как!? Господине! Да за что ж такая казнь египетская?! Да в чём же мы согрешили-то?!

-- Не "за что", а "почему". По слову моему. Кому слово моё не указ - встал да пошёл. Отсюда и до "не видать до веку". А кто будет тут мне перечить... Мужи мои три ямы выкопали. Две уже заняты. Кому-то охота в землю нынче лечь? Место готовое, ждёт - не дождётся.

Смерды заткнулись, зато дружно завыли смердчяки. В хор ноющих, умоляющих, упрашивающих женских голосов мгновенно вступили высокие детские. Одна из баб, не поднимающая головы, и потому считающая, что и я её не вижу, ущипнула за задницу стоявшую рядом с ней девчонку. Та взвыла. Со второго такта попала в тональность мамаши. Вой усиливался.

-- Тихо! Мать вашу! Молчать!

Скулёж не прекратился, но заинтересовано притих. "Ну и чего этот придурок ещё скажет?". Надо ловить момент. Потому что моё главное оружие - слово. И его надо использовать максимально эффективно. Иначе придётся применять следующий мой инструмент - еловину Сухана и гурду Ивашки. Ночью я двоих уже потерял. Эдак весь народ русский изведу. Мечта изобретателя нейтронной бомбы и обывателя времён застоя - полные магазины и никакого народа.

-- Кто мявкнет - отрежу язык. Чтоб не болтался до колена. Остальным, всем! - всю волосню выщиплю. Чтобы чесались и вспоминали. Понятно?

Народонаселение несколько изумилось, притихло и попыталось переварить услышанное.

"Пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат выждал некоторое время, зная, что никакою силой нельзя заставить умолкнуть толпу, пока она не выдохнет всё, что накопилось у неё внутри, и не смолкнет сама.

И когда этот момент наступил, прокуратор выбросил вверх правую руку, и последний шум сдуло с толпы".

Я - не всадник, не Понтий, не прокуратор. Даже - не прокурор. Поэтому я вскинул не правую, а левую руку. С зажатым в ней дрючком. И провозгласил:

-- Ощипаю. Всех. Везде. Как курей. Каждую волосину выдеру. За всякую вошку-блошку. За всякий вой-ной. Взыщу - не помилую! Чтоб у всех всё было чистое. Как перед смертью. И во дворах. Чтоб всё блестело. Мужикам - стоять. Остальные по подворьям... Рысью! Живо! Бегом!

-- Глава 101

Глас народный - как глас божий - ничем не заткнёшь. Бабы с детишками стали подниматься с колен и тут же загомонили. Кому подзатыльник, кому инвентарь взять, а обедать когда придёшь? а я знаю - как боярыч скажет... а вечером-то на луг пойдём? так конечно же - стог-то вершить надо... а чего тогда я как дура вилы тащу, а почему "как", - дура и есть... ой бабыньки, чегой-то поясницу прихватывает... а ну пошли быстрее - а то тут прямо на дороге и рассыпется...

Чимахай со зверским выражением лица приступил к обриванию Фильки. Тот сперва поскулил. Но я углядел у одного из мужиков блоху на воротнике и завёлся. Я насчёт - "блоха - ха-ха" уже объяснял. Ко всем прочим несчастьям "Святой Руси" - здесь нет лекарств.

Не так - лекарства есть. "Приложи лист сырой капусты белокочанной", "прополощи настоем шалфея шесть раз с молитвой"... "и всё пройдёт". Верю, проходит. Но хирургия, типа аппендицита, или санитария, типа антракса - здесь смертельны. Здесь они не лечатся. Антибиотиков нет напрочь. Сепсис - как дышать. Остаётся только "на божье чудо уповать", что мне как атеисту... ну понятно. Или - карантин. По принципу чумного барака: "Ждём пока все вымрут. Оставшееся - сжечь".

Так что мужичков быстренько раздели догола, загнали в реку, где они и утопили свою одежонку до полного вымывания всех паразитов, и обрили уже везде. Всё остальное местное общество торчало головами своими над деревенским частоколом, наблюдая волнительную картину публичного и повсеместного обривания своих отцов и мужей. "Глас народа" постепенно рос в децибелах, пока я не объяснил выразительным русским языком, что если последующая проверка даст в селении хоть какое насекомое - все оставшиеся жители незамедлительно приобретут аналогичный вид.

Вот уж никогда не думал, что такие элементарные вещи будут вызывать во мне столь сильные эмоции. Но я был просто в бешенстве. И - в панике. В совершенно неконтролируемой, едва сдерживаемой, панике. Понятно, что эпидемия начнётся не сегодня. Но она будет. Обязательно. И не одна. Как у той крестьянки у Некрасова. Неизвестно - когда, неизвестно - что. Может быть - завтра. А у меня - в принципе никаких средств противодействия. Заворачивайся в простыню и ползи на кладбище. И не обо мне, любимом, речь.

Ползти на кладбище будут всё. Я тут какие-то планы строю, как избы ставить, как крыши делать... Пустое. Одна из этих блошек не туда прыгнет, не там укусит, и вот эти люди, мой народ русский, который я собираюсь учить, благоустраивать, просвещать... Можно спеть "Let my people go" под Армстронга. Так это... бархатисто. Понимая, что весь мой народ, весь "my people", в который я душу свою вбиваю и жизнь трачу... - в любой момент делает "go" в... в просто падаль двуногую. Которую - только закопать. И поскорее - пока зараза не расползлась.

Смерды выдирали друг другу волосы из подмышек и паховых областей, взвизгивали и канючили:

-- Дык как же ж... мы же ж в миру живём, всякая живность вокруг, блошки-то и по скотинке скачут, клопики-то и по деревам ползают, комарики-то на лугу летают... никак не уберечься... всякая живность - от бога... всё ж божьем соизволением в Ноевом ковчеге спасалось...

Ага. А потом ковчег пристал к Арарату, и вся эта гадость разбежалась. И что? Обвиним армян в биологической войне против всего человечества? Путём распространения ползучих и кровососущих?

Кто-то из европейских путешественников второй половины 20 века описывает тибетского гуру, перед которым две служанки непрерывно мели дорожку. Чтобы этот святой не наступил ненароком на какое-нибудь насекомое. Сам он закрывал лицо марлевой повязкой, чтобы случайно не проглотить какую-нибудь мошку. Поскольку душа его учителя, как и душа любого человека, может воплотиться после реинкарнации в любом живом существе. "По делам его". Только непонятно: если Будда, взвесив человеческую душу, засунул её в платяную моль, то это душа такого низкого качества, или у этого бога весы "среднюю температуру по больнице" показывают? И не будет ли благом раздавить такое насекомое? Дав, тем самым, этой душе шанс нового, более успешного, воплощения?

Местные мужики насчёт Будды и всех "харей Кришны" - "не в курсах". Остаёмся в рамках христианской традиции. С небольшими добавлениями из "инструктажа молодого специалиста".

-- Кого бог у Ноя на корабле от потопа спасал - их с Ноем забота. А ваша забота - чтоб было чисто. Не умеете - научу, не можете - помогу, не хотите - заставлю. Но если в чьём доме найду насекомое... И не говорите: не заметил, не разглядел там - глаза неряхе-неумехе по кулаку сделаю. Как у филина при запоре. Во все стороны сразу видеть начнёте. Если угляжу грязь на утвари кухонной, плесень какую - вот этим песочком речным отдраю. Не котлы - морды. Так что и шкура слезет. Блохи по коровам скачут? Так и коровку свою умой. Тёпленькой водичкой, ласково, начисто. Не сделаешь - я тебя самого умою. Кровью твоей. Тёпленькой.