Полуночные тени (СИ)

Да уж, поражалась я, вот так новости! Не знаешь, что и думать. Бабушка качала головой, Лизетт неодобрительно поджимала губы. Но обе молчали, и я тоже не стала трепать языком. Девчонкам простительно, соплячки еще…

Под утро заглянул Терес, глянул на Анитку, спросил:

— Ну и как вам гости?

— Шел бы ты, парень, — устало ответила Лизетт. — Без тебя голова кругом. А хочешь, и красавицу свою забирай. Совсем она, бедная, уработалась, а здесь и не отдохнет.

— Ой, можно?! — Анитка подскочила к Тересу.

— Иди, — отмахнулась Лизетт. — Обратно можешь не торопиться.

— Правильно услала, — кивнула бабушка, когда Терес с Аниткой отошли достаточно далеко. — Попомни мои слова, гости проспятся, ее первую спросят. А у них с Тересом-то серьезно, того гляди, к свадьбе дело повернет.

— Да уж ясно, — вздохнула тетушка Лизетт. — Еще не хватало нам здесь свары за девчонок.

Я тайком вздохнула. Не то чтобы мне так уж сильно хотелось замуж, но…

Выкинь из головы, Сьюз! Будто тебе других забот мало…

Бабуля, как всегда, оказалась права. И часа не прошло, как в кухню заглянул давешний обозник. Ввалился, как к себе домой, подкрутил усы, подмигнул:

— Утро доброе, бабоньки-девоньки! Пожалейте усталого солдата, налейте хлебнуть! Всю ноченьку в карауле простоял…

Толстуха Берта сначала налила, а уж затем оглянулась на Лизетт. Та поджала губы, молча кивнула. Ох, выскажет! Потом, не при чужих…

Выпил, крякнул, обтер широкой ладонью рот. Спросил:

— А что ж вы, бабоньки-девоньки, гостям не рады?

— Почему не рады? Еще как рады, вона вы какие все из себя видные да статные, не чета нашим-то увальням, — Берта хихикнула. — Еще налить?

Солдат протянул толстухе опустевшую кружку:

— Налей, душа моя, окажи такую любезность. — Дождался, выпил, снова крякнул. Шумно вздохнул. — А только самых красавиц вы, бабоньки, попрятали! Вот вчера девчушка с вами стояла, с косой досюдова, — солдат чиркнул себя ладонью по заду и мечтательно закатил глаза. — Небось решили, такая краса не про нашу честь, а?

— Не про вашу и есть, — звонко выкрикнула Динуша.

— Цыть! — Лизетт отвесила дуре подзатыльник, повернулась к солдату. — И верно, не про вашу: жених у нее.

— И у тебя жених? — солдат нашел глазами Динушу.

— И у меня! — Динуша презрительно фыркнула. — Получше ваших!

— Кому сказано, цыть! — Лизетт замахнулась полотенцем, Динуша, ойкнув, спряталась за бабушкину спину. — А ты, мил-человек, сам запомни и друзьям передай — женихам здесь всяким рады, да только чужих невест сманивать у нас не принято.

— Кругом облом! — усатый смешно всплеснул руками. — А ведь мы, бабоньки-девоньки, тоже не все при женах, кабы кто себе здесь невесту нашел, так не обидели бы. Это с "королевскими псами" лучше не связываться, они беспутные, кроме службы ничего и не знают, что из таких за мужья? А мы, обозная охрана, народ хозяйственный, степенный… — солдат вздохнул, поставил кружку на стол и вдруг чмокнул толстуху Берту прямо в губы. — Это тебе, душа моя, за ласку, одна ты меня тут пожалела-приголубила! Если еще и ты невеста — ей-же-боги, напьюся с горя!

— Я не невеста, — на этот раз хихиканью Берты вторило полкухни. А толстуха дождалась, пока солдат подкрутит усы и приосанится, и закончила: — Я уж год как жена!

Хохотали мы громко, и солдат с нами хохотал. Но когда ушел, Лизетт покачала головой и сказала:

— Ой, девчонки, глядите! С огнем играете!

— Ниче, теть-Лиз, — фыркнула сквозь смех Динуша. — Пусть не думают, что им тут все можно!

Ох, лучше бы Динушке не высовываться! Тетушка Лизетт проворно цапнула девчонку за ухо:

— А ну отвечай, негодница, ты с каких таких пор невеста? Ишь чего удумала, молоко на губенках не обсохло, а туда же, невеститься!

— Ай! Теть-Лиз, ну вы че! Ну я ж не всерьез!

— Не всерьез?! А ты знаешь, что таким шутить — Деву гневить? Знала я, что у тебя язык без костей, но не думала, что и в голове вместо мозгов труха соломенная!

Динуша вывернулась, отскочила за Берту. И выдала, высунув нос из-за ее широкой спины:

— И ничуть я не шучу! Вот вырасту, мы с Рихаром поженимся!

Так, подумала я. Зиговы ребятки нарасхват — интересно, сам-то он об этом знает?

— Рихар, — спросила я, — ты все про всех знаешь, правда, что у нас здесь "королевские псы"?

Рыжий так на меня посмотрел, словно это не он, а я триста лет по чащам и болотам сидела.

— Конечно! Это ж личный королевский отряд.

— А покажи!

— Да смотри себе, вон стоят, двери караулят.

Я оглянулась.

— Что, вот эти?!

— А ты думала, они вроде нас? — рыжий фыркнул. — Люди как люди, стража как стража.

И верно, ничего особенного не было в охраняющих вход в парадный холл солдатах. Разве что перевязь королевских цветов, синяя с серебром, и такая же отделка на камзолах. А сами… Правый вон вообще с таким пузом, небось трех шагов не пробежит, упыхается. А левый… левый… люди добрые, Звериная матерь! Мне захотелось протереть глаза: слева стоял тот самый бродяга, Марти.

Он поймал мой взгляд, сказал что-то товарищу, подошел.

— Узнала? Ну, здравствуй.

Да уж, невпопад подумала я, узнать его мудрено.

— Я задолжала тебе "спасибо".

— Знаю.

— Ты… — моя рука нашарила амулет. — Я все думаю, может, тебе нужнее? Вернуть? У нас теперь, наверное, все спокойно будет.

Марти качнул головой:

— Оставь. Разве я чем-то тебя обидел, чтобы возвращать подарки?

Оглянулся на товарища. Бросил:

— Извини, служба.

И пошел обратно на свой пост.

— Спасибо, — сказала я вслед.

На следующий день король объявил, что намерен рассудить спор Лотаров и Ренхавенов, а заодно решить судьбу тех, кто уличен в мятеже. Ульфар ходил по замку свободно, улыбался довольной улыбкой победителя, как будто был уже оправдан. Даже — Динуша рассказала — спрашивал словно ненароком, кто такой ловкий учинил переполох в его лагере в первую ночь осады.

Неужели, думала я, королю так сложно разобраться, кто ему верен? Ладно, может, Ульфар и по ошибке в те списки попал, что с указом зачитывали, но уж наш-то барон точно ни в какие мятежи не вмешан!

— Хочешь поглядеть суд? — спросил Зиг.

Конечно, я хотела! Но ведь королевская стража и в дверях, и на лестницах, а в парадный холл не то что челядь — даже Гарника не впустили! Не по чину, мол…

— Меня не приглашали, — оскалился заколдунец, — но я не гордый, обойдусь без приглашения. Хороших мест не обещаю, но важного не упустим.

— А почему ты Гарника не позвал? — спросила я.

— Гарник слишком на виду. Пусть он сейчас охраной и не командует, но отсутствие капитана заметят. — Добавил, помолчав: — А ты Анегарду сестра, имеешь право знать.

Мы прошли по коридору второго этажа, мимо баронских комнат — у дверей стояли двое в синем с серебром, я еще подумала: от кого охраняют? — и вышли на лестницу для слуг.

— Мило, — пробормотал Зигмонд.

— Ты о чем?

— О страже, — не вполне понятно ответил Зиг. — Ладно, попробуем по-другому. Пошли.

И побежал по лестнице наверх. Я заторопилась следом.

Мы поднялись на третий этаж, и заколдунец постучал в комнату Анегарда. Молодой барон открыл сразу же. Сказал, увидев Зига:

— Я думал, они…

— И они уже идут, — быстро ответил Зиг, — я слышу шаги. Впусти.

Анегард молча посторонился, Зиг втащил меня в комнату, буркнул:

— Понаставили псов… Сьюз, сюда, живо!

Втолкнул меня в спальню, бросил тихо:

— Удачи, Анегард. Если что, я буду рядом.

— Не надо никаких "если что", — Анегард чуть заметно качнул головой. — Лучше о Сьюз позаботься. А вообще, я не прощаюсь.

— Вот это правильно, — хмыкнул Зиг. Скользнул в спальню, прикрыл дверь — неплотно, оставив щель. Мы слышали, как стучали в покои Анегарда люди короля, как один из них отчеканил ледяным голосом:

— Анегард, младший барон Лотарский! Тебя ждет король.