Царьград. Трилогия

Они вышли к деревне, крадучись, почти со стороны моря. Ага, кажется, именно здесь и конопатили лодки. Вон — еще дымящийся костерок, вон — опрокинутый чан с остатками смолы, а вон и они — лодки. Лежат на песке кверху килем, словно выброшенные морем китеныши. А рядом, на песке — кровь! Даже еще и не совсем запеклась. А в селении раздавались жуткие крики. Конское ржание, глумливый хохот, истошный женский визг. Или — то была свинья? Нет, похоже, все-таки женщина.

Приказав пленникам оставаться на берегу — «Это в ваших же интересах!» — небольшой отряд Керима вскочил на коней и наметом поскакал по дороге к деревне.

— Ну, а мы что? — пленники переглянулись. — Неужто так и будем стоять?

Они развязались — с трудом, но развязались, похоже, не очень-то их и связывали — и быстро пошли в ту же сторону, куда только что ускакали турки. Остро пахло дымом и кровью.

Не доходя до обложенного хворостом сарая в чьем-то крайнем дворе, друзья нырнули в кусты, увидев, как навстречу им, со стороны горящей церкви, несколько всадников в грязных тюрбанах гонят стенающую толпу женщин, стариков и детей. Лешка присмотрелся — вот эти-то всадники как раз и напоминали турок — грязные, вонючие, одетые в какую-то рвань. Хотя нет, все же пара человек была одета в длинные зеленые кафтаны с золочеными пуговицами — те ехали важно, поигрывая саблями. А уж остальная рвань старалась — только плетки мелькали!

— Где же, интересно, Керим с воинами? — прошептал Лешка. — А, наверное, поскакал к башне.

Между тем турки загнали людей в сарай, подперли бревном дверь, заложили хворостом… Вспыхнули зажженные факелы…

— Это что ж это они, людей живьем сжечь хотят? — злобно осклабился Лешка. — Ну, фашисты поганые!

Выскочив из кустов, он ударил ногой в живот опешившего от неожиданности турка и, подхватив выпавший факел, ткнул им в лицо второго:

— Получай, гад!

«Гад» от неожиданности попятился, но быстро пришел в себя и выхватил саблю! Вжик!

Юноша едва успел пригнуться, как над головой сверкающей молнией просвистел клинок. Хорошо, рядом, на земле валялся шест, из тех, что ворошили снопы. Лешка быстро схватил его в обе руки, поднял, закрывая голову от удара… О, чудо! Клинок не только не перерубил крепкое дерево, но даже отскочил с рассерженным звоном! Ну, конечно, откуда у этого оборванца тяжелая боевая сабля, стоившая немалых денег? Впрочем, рассуждать на тему турецкого оружия сейчас было не время — действовать, только действовать, и — как можно скорей!

Отбив клинок, Лешка ударил концом шеста в скулу турка… И тут же, крутнув шест, добавил другим, противоположным, концом. Враг — маленький и плюгавый — заверещал, но сабли, собака, не выронил, наоборот, стал пытаться достать ею соперника, нанося уже не рубящие, а колющие удары. Их отбивать было уже затруднительно, и Лешка чувствовал, что долго не протянет… а потому нужно было постараться поскорее вывести из игры турка. Вот только как это сделать? Ух, гад, как он сверкает белками глаз, как злобно щерится, словно сам сатана! И как от него воняет — чесноком, потом, еще какой-то непонятной хренью… Оп! Ну-ка — так!

Лешка резко дернул шестом, сбив грязный тюрбан с головы турка. Тот — не тюрбан, турок — снова заверещал, завращал глазами — вот чучело, — забрызжал слюной, заругался… И уж так замахал саблей, настолько рассерженно, настолько бестолково закрутил ее над головой, что этим просто грех было не воспользоваться!

Раз!

Юноша перехватил поудобнее шест…

Два!!

Навалился на него всем телом!

Три!!!

Ткнул концом шеста в грязное пузо турка!

Оп!

Так тебе, собака!

Заверещав, турок выронил саблю, и, согнувшись, упал в песок.

Тем временем Владос с Георгием тоже не сидели без дела — дав отпор туркам, отворили дверь сарая:

— Бегите, люди добрые! Даст Бог, кто и спасется.

Запертые в сарае люди, несомненно, догадывавшиеся об уготованной им участи, не заставили себя долго упрашивать. Выскочив, бросились в разные стороны, кто куда, и турки почти ничего не смогли с этим поделать — не так-то и много их было.

— Алексей! Владос! — узнав друзей, радостно закричал Корнелис. — Бежим к морю — там лодки.

— Бежим!

К сожалению, убежать они не успели — оказались в окружении турок, спешно вызванных кем-то из главарей. Их было человек десять, немного, но более чем достаточно для трех безоружных парней. Впрочем, нет, не для трех — плечом к плечу с ними встал Корнелис, бледный, с разбитой губой и где-то подобранным ножом в левой руке.

— Они убили сестру… и почти всех, — громко поведал он. — Ненавижу! Ненавижу!

— Что ж, — поднимая с земли камень, философски заметил Владос. — Лучше уж умереть, сражаясь, чем быть зарезанными, словно кролики. Кстати, нашли предателей?

— Предательницу… — мальчишка сплюнул кровавой слюною. — Чего ее искать-то? Жаль, не успели сжечь…

— А это вовсе и не она, — швыряя камень в неосторожно подскочившего турка, вскользь заметил Лешка.

Вообще, они заняли очень неплохую позицию на каменистом пригорке. Долго можно было бы обороняться, камней хватало… если б только не лучники!

О, враги умели стрелять! Две стрелы впились в обе руки Георгию, ранили Корнелиса и Владоса… А Лешка вот увернулся… Пока…

— Они обездвижат нас стрелами, а затем казнят лютой смертью, — тихо сказал Корнелис. — Живьем снимут кожу… Они так уже делали в соседней деревне… Ну, что я говорил? Вот она, предательница!

Мальчик с горькой насмешкой кивнул куда-то в сторону сторожевой башни, откуда, по пыльной дороге, не торопясь, ехали четверо всадников в сверкающих на солнце латах. Алый плащ развевался за спиной Керима Челери, и счастливая улыбка играла на губах его. Еще бы — он придерживал рукой сидевшую рядом девушку с растрепанными светлыми волосами — Анну, Турчанку…

— Останови коня! — увидев отбивающихся от нападения турок парней, вдруг попросила она. — Эти люди — мои друзья. И вообще — хватит жестокости!

— Но, любовь моя… Это ведь не мой отряд — чужие. Я не могу приказать… Но все ж прикажу!

— Эй, кызбаши! — он подъехал к «зеленым кафтанам». — Я — Керим Челери, каракулчи. Приказываю вам прекратить побоище!

— Едь по своим делам, каракулчи! — обидно засмеявшись, отозвался один из «кафтанов», и дальше они заговорили уже на турецком наречии, так, что Лешка не понимал ни слова. Впрочем, и без слов все было понятно — ругались, причем — довольно зло.

Остальные турки — те, что окружили сражающихся — на всякий случай перестали стрелять и застыли в немом ожидании — мало ли, какой мог поступить приказ?

— Предательница! — закричал Анне Корнелис. — Турецкая шлюха!

Девушка вздрогнула, словно от удара:

— Нет… Это неправда. Я никого не предавала!

— Она права, — негромко заметил Лешка. — Предатели-то — Лисандр и его дружок Стефан!

— Врешь!

— Клянусь святым Николаем! После расскажу, как дело было… Да вон, посмотри-ка!

Корнелис, а за ним и все остальные, повернули голову — верхом на черном иноходце к туркам, посмеиваясь, ехал Лисандр! В руке он держал короткое турецкое копье, на которое… на которое была насажена отрезанная голова Авдея Агрипулоса!

— Отец… — не веря своим глазам, сдавленно прошептал мальчик. — Как же так? Как же?

— А что здесь делает эта сука, уважаемый Иглар? — подъехав к туркам, осведомился Лисандр, злобно кивая на Анну.

Он спешился.

— Замолчи, подлый пес! — девушка бросилась на него, норовя вцепиться в горло.

Предатель без труда оттолкнул ее. Силен, ничего не скажешь.

— Я лично отрублю ей башку с одного удара! — похвалился он. — Ставлю десять акче против медного обола! А, Иглар? Поспорим? Кто это с тобой?

— Твоя смерть, гяур! — вытащив меч, Керим без лишних слов воткнул его прямо в сердце предателя.

— Как это? За что? — тихо опускаясь на землю, успел прошептать тот. — Не правильно… не правильно… не…

Черная кровь вытекла изо рта убитого, впитываясь в мокрую землю.