Кровавое заклятие

Эфрон, казалось, только теперь заметил Хэниша и обернулся к нему. Зрачки юноши были расширены почти во всю радужку, но он отчаянно пытался сосредоточить на Хэнише плывущий взгляд. Его пот стал красноватым. Хэниш нашел тряпку в миске возле кровати и вытер Эфрону лоб, но почти сразу же розовая влага вновь проступила сквозь поры.

— Много лет назад, — продолжал Хэниш, — еще до моего рождения, мейнцы впервые встретились с нюмреками и узнали о Лотан-Аклун. Те люди, которые общались с нюмреками, подхватили от них эту болезнь. Они вернулись с Ледовых Полей и заразили почти весь Тахалиан! Все, кто жил в цитадели, валялись беспомощные — точно как вы сейчас. Тысячи людей умерли, но те, кто выжил, стали не подвержены болезни и никого не заражали. Сперва мы хранили эту историю в секрете, потому что стыдились ее, и лишь много позже благодаря моему отцу поняли, что такая зараза может быть оружием. Ваши люди ничего не узнали. Мы никогда не сообщали точных данных о нашей численности, и это пошло на пользу. Затем мы обнаружили, что можно передать болезнь в легкой форме, уколов человека зараженной иглой, и тогда он скорее всего не умрет, если заболеет по-настоящему. А затем мы узнали, что дух болезни может жить очень долго после того, как сама она прошла. Два дня назад я прикоснулся к тебе, Эфрон, подержав в руках клочок ткани от одежды, в которой умер мой дед.

Хэниш пошарил в складках тальбы и вытащил лоскут.

— Вот вещь, которая победила вас. В ней до сих пор живет зараза. Невозможно поверить, правда? Я сам бы не поверил, если бы не знал правду. Я тебя убил единственным прикосновением. Многие люди со временем выздоравливают, но сперва сильно мучаются, как ты сейчас, а потом еще долго страдают от страшной слабости. Зараза пойдет гулять среди ваших людей, а за ней придем мы и соберем свою жатву. Идиллии Акаранов приходит конец. С ее смертью начнется новая эпоха. Для тебя же будет лучше, если ты этого не увидишь. Вряд ли ты сумеешь принять будущий порядок вещей.

Хэниш вышел из шатра минутой позже. В руке он нес обнаженный кинжал, красный от крови. Вокруг продолжалась резня. Вождь поднял взгляд и посмотрел на пеструю стену Алесии. Хорошо бы отыскать камень с гор Скейтвита, прежде чем идти дальше. Он бы прижался к нему щекой. Хэнишу безумно хотелось прикоснуться к камню и сказать ему, что все идет как надо. Все просто и правильно, началось до него и продолжится после. Он всего лишь инструмент, необходимый для достижения великой цели.

Глава 27

Выбранный корабль был большим рыбачьим судном с двумя квадратными парусами на грот-мачте и треугольным кливером танцевавшим над бушпритом будто воздушный змей в потоке ветра. Парус дрожал и выгибался, то и дело меняя форму, и незамысловатая эмблема владельца то появлялась, то исчезала из поля зрения. Жители побережья отлично знали этот корабль: он бороздил акацийские воды уже больше тридцати лет. Команда на палубе была несколько более многочисленна, нежели обычно, но это неудивительно для ранней весны, когда на судне совершают последние приготовления к сезону лова. Скоро тунец вернется с талайских мелководий и огромными стаями пойдет к материку. Для рыбаков тогда наступит жаркая пора. Пока что осадка корабля свидетельствовала, что трюмы его пусты. В сезон простоя они обычно наполнялись не чаще, чем раз в пять дней.

Впрочем, на сей раз все было не так, как казалось со стороны.

Под личиной рыбаков на самом деле скрывались солдаты. А вместо желтохвостых рыб — обычного груза в это время года — корабль вез детей из рода Акаран. В начале путешествия они прятались в дурно пахнущем трюме и едва не задохнулись от пропитавшей его вони. Все четверо были угрюмы и недовольны. У всех четверых на лице застыло одно и то же обеспокоенное выражение — словно оно было общей семейной чертой. Мэне хотелось заговорить, сказать хотя бы несколько слов, чтобы снять гнетущее напряжение, но она не могла придумать ничего осмысленного.

Оказавшись за высоким мысом северной гавани, корабль встал под ветер и помчался вперед. Он резал синие холодные волны; стая морских птиц летела за ним, издавая хриплые крики. После того как остров остался далеко за кормой, капитан охраны позволил детям выйти на палубу. Мэна стояла на палубе в задней части корабля, вдыхая соленый морской воздух. Она раздумывала, кто из стоявших здесь солдат по-настоящему убивал людей. Некоторые из них принимали участие в подавлении мейнского мятежа в Акации. С бунтовщиками разделались довольно быстро. Последний выбрался с территории дворца, и его преследовали на лестницах, однако в конце концов поймали в нижнем городе и зарубили. Аливера вывели из боя и заставили уйти в безопасное место. Брат не распространялся об этом, но Мэне казалось, что ему нестерпимо стыдно.

Мэна отвернулась от охранников и оглядела корабль. Она еще не решила, нравится ли ей путешествие. Таддеус объяснил детям, что они уезжают с острова временно, на неделю или около того… не больше, чем на месяц. Вскоре мятеж будет подавлен, виновные — наказаны, и канцлер разберется со всеми остальными интриганами на острове. Дети же поплывут на северную оконечность Киднабана и спокойно устроятся в доме управляющего рудниками. Таддеус обещал, что они вернутся на Акацию в самом ближайшем времени, но Мэна отчего-то не поверила ему. За невозмутимым спокойствием и рассудительными словами канцлера скрывалась какая-то другая правда, однако Мэна не могла понять, в чем тут дело.

Аливер вроде бы не сомневался в искренности канцлера, но категорически отказывался следовать его плану. Никогда прежде Мэна не видела брата в такой ярости. Он кричал о какой-то битве, говорил, что его долг — вести армию. Он же король! Это его обязанность, даже если он умрет на поле боя! Таддеусу пришлось применить весь свой немалый дар убеждения, чтобы утихомирить принца и заставить его сбавить тон. Канцлер теперь фактически управлял империей как полномочный регент. Он окоротил Аливера, сказав, что приказ об отъезде исходил от самого Леодана, и что Аливер обязан остаться в живых ради своей страны и народа. В конце концов он практически силой заставил принца сесть на корабль. Аливера просто привели на борт вместе с остальными, и охранники-марахи недвусмысленно дали понять, что будут следовать приказам канцлера. Принцу ничего не оставалось, как смириться, хотя он кипел от злости и краснел от унижения.

Немного позже тем же днем впереди показался мыс Фаллон. Берег здесь состоял из высоких выветренных утесов, а за ними начиналась холмистая равнина, поросшая травами и пестреющая первыми весенними цветами. Дариэл пришел к Мэне на корму и сел рядышком. Они подкрепились сардинами с печеньем, причем Дариэл не так ел, как ковырялся в рыбе, стараясь отделить мякоть от косточек. Кости он собирал в кучку, поддевал ее на кончик ножа и выбрасывал за борт. Мэна же смотрела на брата, и горло ее перехватывало от нежности. Чувство любви к нему было сродни ностальгии, воспоминаниям о чем-то потерянном и давно ушедшем, словно Дариэл не сидел здесь, рядом, подле нее в этот самый момент. Тогда откуда в ней эта странная грусть, непонятная тоска — словно все, что происходит сейчас, на самом деле давно изменилось?..

Подошел Аливер, придерживая висящий на поясе старый меч Эдифуса — Королевский Долг. Меч был слишком большим и громоздким для принца. Он бил юношу по бедру, путался в ногах, и казалось, от него больше мучений, чем пользы. Принц изо всех сил пытался сделать вид, что все идет как надо. Мэне хотелось обнять его, но она понимала: ему это не понравится.

— Мы приближаемся к рудникам, — кивнул он в сторону берега. — Там отбывают наказание преступники. На Киднабане есть еще один рудник. И несколько в Сенивале.

Мэна вытянула шею и выглянула за борт. Корабль огибал мыс. Низкое солнце скупо освещало берег, и девочке потребовалось некоторое время, чтобы разглядеть детали. Огромные тени на земле оказались гигантскими ямами, и Мэна не могла даже предположить, какой они глубины, поскольку видела только дальнюю стену, пересеченную непонятными линиями и испещренную дырами. Там и тут горели маяки — костры, заключенные в стеклянные купола. Стекло преломляло свет, и яркие лучи били в небо. Очевидно, работа здесь не прекращалась и ночью. Мэна задумалась, откуда берется столько преступников, так много нехороших людей, воров или убийц. Возможно, когда она вырастет, ей удастся что-нибудь поправить. Она могла бы путешествовать и именем отца предоставлять людям новые возможности, которые сделают их жизнь лучше.