Орёл, несущий копьё (СИ)

— Защитные амулеты, — хрипло проговорил он, вытягиваясь вперёд, потрясая кулонами. — Уберегут от порчи, дементоров, инферналов. Возьмите, юный сэр, защитите семью, даму сердца… — он вновь позвенел, но Георг, не взглянув даже в его сторону, прошёл мимо. — Ну и пошёл ты, засранец малолетний.

Будь на его месте брат, пожалуй, уже был бы сильно покалеченный приставала. Георг остался равнодушен и проигнорировал. Ещё через десяток тёмных витрин он остановился, открыл большую красную дверь, разрисованную гадальными картами и знаками, большая часть которых была юноше неизвестна. В утлой прихожей Георг пожелал доброго вечера миссис Смолл, выглянувшей на звук (может, клиенты?), и стал спускаться по рассохшейся лестнице в полуподвальную квартиру.

Их хозяйка принадлежала к тому типу женщин, которые вечно всё и про всех знают, но своими знаниями ни с кем не делятся (по крайней мере за просто так). Овдовевшая ещё до падения Гриндевальда, она так и не сняла траур по мужу, и до сих пор его обручальное кольцо болталось на цепочке на её худой жилистой шее. Миссис Смолл — Бабушка Эми, как называли её хозяин аптеки через дорогу, молочник и все клиенты, — жила тем, что сдавала четыре из пяти квартир в большом трёхэтажном доме, полностью принадлежавшем ей, а также гадала за деньги на картах, на чае, по руке и ещё многими способами. Сама миссис Смолл обитала в апартаментах на левой половине первого этажа, где и принимала клиентов в душной из-за вечно стоящего там аромата благовоний гостиной; правую половину она сдавала стажёру из больницы святого Мунго — парню лет двадцати с совершенно не запоминающимся лицом. Весь второй этаж перманентно занимала семья из четырёх человек: отец, кажется, работал в Министерстве на какой-то невысокой должности, а его супруга занималась воспитанием двух маленьких девочек-погодок. Мансардный третий этаж большую часть года пустовал, но сейчас из него ещё не съехала компания американцев, девушек и юношей, решивших пощекотать себе нервы и провести конец лета в городе, где поселилась война.

Когда встал вопрос с проживанием на время пребывания в Лондоне, Георг сразу решил, что остановятся они на съёмной квартире. В трактирах-гостиницах, особенно в «Дырявом котле», светиться не хотелось; вариант остановиться в Лютном переулке он отмёл сразу: когда всё случится, именно там в первую очередь станут искать виновных, а юношам надо отбыть из Лондона так, чтобы не оставить подозрений. Таково было условие Адлера, по которому он позволил Георгу участвовать в операции; и хотя подобное особое отношение в некоторой мере задевало, Георг прекрасно понимал Грина и не спорил с ним. Тем более не спорил ни с одним из решений Влад; он вообще во время того разговора лишь молча кивал, опустив глаза, дёрнувшись лишь когда Адлер уточнил, что именно от него требуется изготовить.

— Что-то не так? — Адлер вскинул бровь, заметив реакцию Штайнера.

Тот ответил не сразу, словно боролся с собой. Затем всё же собрался с силами и выпалил:

— Это очень сильная вещь. Я не… — он запнулся под взглядом Гриндевальда.

— Продолжай, — в тоне Адлера не было угрозы, простое предложение договорить, но вот взгляд… Взгляд предупреждал.

Влад отвёл глаза и сказал явно не то, что хотел изначально:

— Я всего лишь хотел спросить, где это будет использовано.

— Понимаю, — всё так также ровно произнёс Адлер, глядя с прежней сталью. — Но тебе это вовсе не нужно, Влад. Ты — изготовитель устройства, а исполнитель…

Деян, сидевший в кресле напротив Грина, выпрямился с готовностью кивнуть и сказать, что сделает всё, как подобает. И тут их взгляды пересеклись — Георга и Адлера. Похоже, решение пришло к предводителю Сёмерки за секунду.

— Георг.

Джукич приподнял бровь, но больше ничем своих эмоций не выразил. Штайнер посмотрел на Гриндевальда потрясённо, даже с тревогой, но ничего говорить не стал — явно чувствовал, что это чревато.

— Хорошо, я сделаю, — произнёс Георг, не показывая своей радости — наконец и ему нашлось достойное занятие.

— Только при условии, — Адлер поднял вверх указательный палец, делая акцент на своих дальнейших словах. — Ты никоим образом себя не раскроешь. Если пообещаешь мне это, я расскажу детали…

Квартира в подвале была небольшой, но совершенно комфортной — Георг придирчиво следил за этим, когда выбирал. Отперев дверь своим ключом, он сразу попал в гостиную со старым камином, выложенным плиткой, перед которым стоял глубокий диван и подходящее к нему кресло. Посреди комнаты располагался стол — единственное освещённое сейчас место в погружённом в сумрак помещении; большую часть его тёмно-красной лакированной столешницы закрывал прямоугольный кусок драконьей кожи, использовавшийся как рабочая поверхность во избежание повреждения древесины. На нём и были разложены инструменты, какие-то мелкие детали, аккуратно выставлены в ряд флаконы; порядка на этом временном рабочем месте было куда больше, чем на столе Максимилиана.

По всей видимости, Влад закончил работу — он сидел, откинувшись на спинку стула и скрестив на груди руки, словно старался отгородиться от закрытого кейса, лежавшего перед ним. Лицо его оставалось мёртвенно-безучастным, но вот в глазах были неприязнь и страх. Георг сомневался, что напарник заметил его, и хотел окликнуть, чтобы обозначить своё возвращение, но резкий приступ кашля не дал произнести ни слова. Влад слегка вздрогнул от звука и повернулся; теперь он казался взволнованным.

— Ты в порядке?

— Конечно, — твёрдо сказал Георг и сразу сменил тему: — Как я понимаю, ты закончил?

— Да, — он встал и отошёл от стола значительно быстрей, чем следовало, чтобы это не показалось побегом. — Она готова к использованию.

Георг кивнул и, повесив плащ, пропитавшийся моросью, стал сушить его. Всё это время Влад молчал, а затем осторожно спросил:

— Так где будет взрыв?

— Ты ведь знаешь, что я не скажу тебе, — спокойно ответил Георг. — Требование Адлера.

Нервно передёрнув плечами, Влад вновь отвернулся. Чувствовалось, что он не хочет быть сейчас в Лондоне, страстно желает оказаться где угодно, желательно подальше отсюда… и всё-таки он был здесь, в этой маленькой подвальной квартире в центре британской столицы, хотя, на самом деле, его присутствие вовсе не требовалось. Георг подозревал, что в какой-то мере это требование Адлера было для Штайнера наказанием — не знал только, чем тот провинился перед предводителем. С другой стороны, двое путешествующих юношей почти всегда вызывают куда меньше вопросов, чем один, и легко было наплести байку о поездке перед новым учебным годом по столицам Европы. Вот и сейчас, насколько Георг понял, единственным, что интересовало жителей прочих квартир, было: «Те немцы из 67а друзья или всё-таки пара?». Вопрос, бесспорно, раздражал, но он был лучше, чем если бы соседи гадали, что одинокий парень из чужой страны делает в Лондоне. Ну, а скрывать национальность не было смысла: произношение с головой их выдавало, а рихтовать его чарами юноши не собирались: Дурмстранг привил привычку справляться самостоятельно с освоением иностранных языков, использование в этих целях заклятий считалось чем-то позорным.

Молчание затянулось и становилось откровенно неуютным.

— Поужинаем?

Влад согласился, и Георг вызвал одного из домовиков, обслуживавших коттедж на побережье. Тот отвесил поклон вначале ему, затем Штайнеру и спросил, чего господа желают.

— Ужин, что-нибудь простое, но питательное, — ответил Георг. — И глинтвейн. Когда на улице так сыро и мерзко, хочется согреться и изнутри, — пояснил он напарнику.

— Понимаю, — Влад взмахом палочки развёл огонь в камине и предложил посидеть перед ним, пока эльф готовит, но Георг вежливо отказался и предпочёл поговорить о бомбе. Мгновенно помрачнев, Влад неохотно кивнул и вместе с ним вернулся к столу.

— Что именно ты хочешь узнать об этом устройстве? — его голос был абсолютно безжизненным, прямо созданным для произнесения прощальной речи над гробом.

— Как оно устроено? — спросил Георг, внимательно разглядывая заметно утолщённую, надёжно фиксированную в одном положении ручку кейса и металлическую скобу, крепко прижатую к ней чем-то невидимым.