Эадор. Кровь Властелина (СИ)

— За новую жизнь! — произнес Жупель и залпом осушил содержимое своей рюмки.

Спустя миг лицо гоблина странно перекосилось, глаза зажмурились. Мотнув головой, контрабандист тяжело выдохнул пары кваказябки.

— Забориста, чертовка, — произнес нелюдь, — сразу чувствуется, не разбавляли.

Я поднес стопку ко рту и аккуратно пригубил.

— Ээээ…. Нет, брат, — одернул меня Жупель, — так не пойдет, залпом её, гадину, залпом!

Не знаю, почему я послушался. Поначалу кваказябка легко пролилась по языку в горло, но затем как будто пришел удар. Уверяю, даже безутешная вдова, схоронившая на войне мужа, не могла ощутить ту горечь, что вмиг появилась у меня во рту. Ощущение было, как от разжеванного без хлеба чеснока. Более того, хоть до этого мне никогда не приходилось жевать ни камыша, ни болотных водорослей, в этот момент я отчетливо почувствовал, каковы они на вкус.

— Занюхивай! — посоветовал Жупель, сунув мне под нос сухарик.

Запах пережаренного хлеба! О! Каким он был на самом деле возвышенным, чистым и ободряющим. Его хотелось вдыхать, как благовония в храме!

— Сразу повторим! — не успокаивался контрабандист, снова потянувшись к графину.

Мы выпили по второй. Выдохнув, я зачерпнул горсть сухарей и с удовольствием прожевал. Сейчас это казалось пищей богов.

— Хорошо пошла, — блаженно протянул Жупель.

Как ни странно, я был вынужден с ним согласиться. Неожиданно и впрямь стало хорошо. По животу растеклось приятное тепло. Разум впервые за долгое время пребывал в полнейшем блаженстве. Полумрак заведения теперь не раздражал, а наоборот, давал отдых глазам. Ни о чём не стоило беспокоиться. Грязь на стенах, столах и полу? Не страшно. Так даже душевнее. Страшная, как сама смерть, разносчица? Ну, тут уж ничего не поделаешь, да и неважно всё это. Вот бы ещё кто на гармошке сыграл! Но, увы, тупые нелюди, нет у них искусства, музы и тонкой материи. Особенно у того у старого хрыча у стойки! В ухо бы ему врезать, паршивцу зеленомордому!

— Ещё по стопочке? — предложил мне Жупель.

Я благосклонно кивнул. Люция недовольно на нас посмотрела, но промолчала.

Вскоре нам принесли горячее. Рыба оказалась пережареной с одной стороны и сыроватой с другой, вдобавок её недосолили, но под кваказябочку душевно шло любое блюдо.

Жупель как раз подумывал разлить ещё по одной, когда дверь трактира отворилась, и в зал ввалился новый посетитель. Назвать его обычным гоблином язык не поворачивался. Нелюдь был облачен в лохмотья, расшитые в странное подобие церковной рясы. Кожа гоблина казалась неестественно бледной, а взгляд был совершенно безумным. Черные зрачки глаз жили каждый своей жизнью, вращаясь в разные стороны. В правой руке нелюдь сжимал ветку орешника, на которой, подобно поплавку, болтался кошачий череп, подвязанный тонкой веревочкой. В левой руке гоблин держал (о чудо!!!) молитвенник! Изрядно помятый и потертый, но с всё ещё различимым символом орла на обложке, знаком Творца нашего — Светлого Владыки!

— Покайтесь, грешники! — заорал нелюдь.

Руки гоблина тряслись. Глаза бешено вращались. Кошачий череп дергался подобно детской погремушке.

— Суть ваша — грех! Тьма пропитала души! Жадность и алчность захватили разум. Гордыня страшная объяла сердце, а похоть — чресла. Опомнитесь, твари низменные! Вспомните о пламени сжигающем, об огне адском, что болью грехи выжигает. Покайтесь перед теми, кому недодали, кого обидели, осиротили, обескровили. Ибо час расплаты близок. Уже слышится повсюду яростный вой! Горят трубы ангельские!

На миг в трактире воцарилась мертвая тишина, а затем зал взорвался от хохота!

— Ну, ты даешь, старый Хрыч, — рассмеялся гоблин у стойки, — на вот, остуди "трубы ангельские".

Хмыкнув, нелюдь бросил к ногам горе-проповедника медную монетку. Остальные посетители мигом подтянулись. Жупель не остался в стороне, довольно улыбаясь, контрабандист швырнул два медяка. Равнодушными к речи остались только орк-вышибала да владелец заведения.

Гоблин поспешно упрятал молитвенник, бросился на колени и принялся собирать деньги. Получалось у него плохо. Монетки прыгали в трясущихся руках, проскальзывая между кривыми пальцами.

— Помоги, Боже, помоги, — причитал нелюдь.

То ли Светлый Владыка и впрямь решил на миг бросить все свои дела, забыв про войны, мор, козни еретиков, мучения святых и прочие беды, дабы помочь несчастному гоблину, то ли тот сам, при упоминании Святого Имени Его, нашел в себе необходимые силы, но вскоре все монеты оказались собраны.

Стремясь не рассыпать добычу, нелюдь поспешил к стойке.

— Три стопки кваказябки! — потребовал гоблин.

Трактирщик тоскливо крякнул, видимо, правоверный посетитель успел ему порядком поднадоесть, однако, потянулся к бутылке с вожделенной выпивкой. Не потрудившись взять чистый стакан, Хрюндук заполнил кваказябкой собственную недопитую стопку и протянул её гостю. Гоблин с всё ещё трясущимися руками принял сосуд и, умудрившись не расплескать, залпом выпил.

— Ещё! — потребовал гоблин.

Стопка заново наполнилась, и тут же по новой опустела. "Проповеднику" чуть полегчало. Лицо стало менее бледным, руки перестали трястись, но взгляд остался таким же безумным.

— Закусь хоть закажи! — пробурчал Хрюндук.

— Что же тебе, грешник, жалко до ближнего твоего куска хлеба!? — воззвал гоблин, — когда в могиле сырой и холодной черви могильные будут выедать глаза бренного тела твоего, разве не захочет тогда душа твоя, томящаяся в огне, спастись?

Глаз трактирщика задергался.

— Подавись, скотина! — сказал он и поставил на стол плошку, заполненную какой-то мутно-серой гадостью, — всё равно выбрасывать.

Гость поспешил воспользоваться невиданной щедростью хозяина и начал поспешно уплетать угощение руками, так как подать ему ложку никто не удосужился. Впрочем, гоблин особо не расстроился и, пересчитав остатки медяшек, заказал себе ещё стопку кваказябки.

Жупель решил не отставать от нового посетителя и, взяв графинчик, разил нам ещё по одной. Мы выпили. Горло заново прожгло, горечь была, хоть лучину подноси, но спустя мгновение кваказябка мирно заплескалась в желудке, и по телу прошла приятная волна расслабления.

— Что это за чудак? — спросила Люция, указав на "проповедника".

Жупель благодушно улыбнулся.

— Его зовут Хрыч! — улыбнулся он, — местное пугало. Обычно он весь день торчит на главной площади и пророчествует о конце света, пришествии ангелов, вторжении демонов и всей прочей ерунде. Хотя чаще он просто закидывает всех прохожих комками грязи и получает по мордасам от тех, кто недостаточно прыткий, дабы увернуться от его бросков, но достаточно шустрый, чтобы его догнать.

Гоблин рассмеялся.

— Он юродивый? — с любопытством спросил я, оторвавшись от жареной рыбы.

В монастыре мне довелось прочитать множество книг, посвященных божественным откровениям, ниспосланным пророкам. Были написаны десятки, если не сотни, томов различных толкований, но я так нигде и не встретил четкого упоминания о том, как отличить юродивого от святого? Дремучие и необразованные крестьяне, не любившие мучиться сомнениями, четко разделяли: если предсказатель носит церковные одеяния, а его пророчества благосклонно выслушивают духовные чины, то это — святой. Если вещатель ходит в лохмотьях, живет милостыней и вперемешку с предсказаниями несет всякий бред, значит, это юродивый. К сожалению, всё было не так просто. Слова многих юродивых в итоге признавались "голосом Светлого Владыки", а целый ряд поначалу "святых" оказывались на поверку еретиками. Так много лет назад весь Эрмс потряс молодой священник, объявивший, что слышит голос Божий. Проповедовал он столь вдохновенно, что люди собирались тысячами, дабы послушать его слова и испросить благословения. Речь шла о новой вспышке веры после множества лет застоя и распущенности нравов. Первосвященник был в восторге…. До тех пор, пока "голос" не зашел слишком далеко, и пророк не начал призывать к масштабной церковной реформе, предусматривающей отмену индульгенций, снижение религиозного налога, как и платы за отпевание и венчание, ну и, в довесок, упразднения должности самого Первосвященника. Инквизиторы, боясь народных возмущений, не решились тронуть еретика. В результате для того, чтобы переспорить отступника, послали за самим Феофаном Миролюбским, который при встрече сразу объявил, что в тело несчастного вселился бес, и нужно срочно провести обряд экзорцизма. После изгнания адской твари душа бывшего пророка очистилась, но разум его не выдержал, и бедолага сошел с ума. Следуя примеру Миролюбского, священники и ныне отлавливали юродивых, практикуясь в изгнании бесов. Посему в тех землях, где стояли монастыри, юродивые практически не встречались. Вороновье отнюдь не стало исключением. Рассматривая юродивого гоблина, я отчаянно пытался понять, почему их словам верят наивные сельские крестьяне и даже гоблины? Хотя нелюди, скорее, потешались над несчастным, нежели слушали его.