Орел и Дракон

Но тут Рери вспомнил, что десять лет назад ему самому было только восемь, подавил улыбку и ответил на приветствие графини с самоуверенным видом победителя. Причем Хериберт переводил его короткий ответ довольно долго – видимо, добавил от себя разных учтивостей, которые, по его мнению, приличны при обращении к сестре короля. Ну, это ведьегокороль, пусть раскланивается.

Кроме слуг, по сторонам помещения выстроились примерно полтора десятка подростков: с одной стороны девочки, с другой мальчики, все в возрасте между десятью и семнадцатью годами.

– Сколько же у тебя детей! – изумился Рери. Из вчерашних слов графини он вынес впечатление, что тот Адалард, что сейчас в плену у Ингви, ее единственный ребенок, а тут их вон сколько! Причем изумился он даже не количеству отпрысков, а тому, что многие из них выглядели между собой ровесниками, но никак не походили на близнецов. Как и сама графиня уж никак не походила на женщину, рожавшую пятнадцать раз!

– Это не дети графини, это воспитанники, – пояснил Хериберт и перевел графине восклицание Рери. Та улыбнулась и сказала что-то.

– По обычаю франков, дети благородных родителей воспитываются в доме сеньора, – перевел монах. – В доме графа детей обучают Священному Писанию, мальчиков – ратному делу, девочек – рукоделию. В семнадцать лет мальчики возвращаются в семьи, уже будучи надежными помощниками родителям и верными слугами графа. А девочки остаются здесь до пятнадцати лет, если родители раньше не найдут им жениха. Вот, Адель, – графиня указала на девочку лет четырнадцати, которая стояла к ней ближе всех, видимо, свою любимицу. – Она обручена с виконтом Перонским, и уже должна была состояться ее свадьба…

Графиня смолкла, на ее лицо набежала тень – видимо, вспомнилось, из-за каких причин пришлось отложить свадьбу и какая печальная участь ждала бы и юную невесту, и всех ее подруг, если бы городом завладели норманны.

Сама же Адель, если и смущенная, но не испуганная, бросила на Рери блестящий взгляд. Несмотря на то, что в северных пришельцах здесь привыкли видеть порождения сатаны и не только саму Адель, но и ее мать в детстве пугали норманнами, в их молодом короле не оказалось нечего ужасного и нечеловеческого. Парень как парень, даже весьма приятный на вид, и одет почти как все франки. Только бы волосы ему подстричь, как подобает благородным людям – а то сзади падают на спину, спереди занавешивают глаза…

Рери тоже невольно задержал взгляд на ее хорошеньком личике, темных волосах, лежащих красивыми волнами, стройной фигурке. Будто невзначай она выставила из-под подола ножку в туфельке из черного сафьяна, украшенной жемчугом и золотой пряжкой на цветных ремешках. Да, быть женихом этой девчонки не так уж плохо, отметил про себя Рери. Если, конечно, его не убили в том сражении у реки и свадьба не отменилась именно по этой причине. Но рядом с графиней Адель как-то терялась: в красоте Гизелы чувствовалась глубина и сила, превосходившая юную свежесть.

– Но кто же их родители? – спросил Рери у графини. Если графиня воспитывает Адель, то ее отцом, вероятно, должен быть сам король! – Они все знатнее графа?

– Наоборот, они подданные графа Гербальда, достойные благородные жители Амьенского графства.

– Чудно у вас тут все! У нас кто ниже родом, тот и воспитывает ребенка более знатного человека. Мы вот с Харальдом воспитывались у Аринбьёрна харсира. Ингвар конунг, наш дядя по матери, сказал, что хоть и готов оказать всяческую поддержку своей сестре и ее детям, не может воспитывать нас в своем собственном доме, поскольку родом и положением ничуть не уступает нашему отцу. И он был прав.

– И все же в нашем обычае заключена немалая мудрость. Дети благородных людей обучаются не только полезным для жизни вещам, но и преданности господину, чему их, увы, не всегда смогли бы обучить дома.

– А! – теперь-то Рери все понял. – Так вы их в заложники берете. Ну, так бы сразу и сказали.

Почти все это время он продолжал смотреть на Адель, чтобы не таращить глупые глаза на графиню и не дать ей повод заподозрить, что и он, как дурень Харальд… А один из старших воспитанников графини, парень чуть помоложе Рери, начал с явным беспокойством смотреть на него. Адель же раз или два метнула быстрый взгляд на молодого франка, словно хотела убедиться: заметил ли он, что она привлекла внимание короля норманнов?

– Но пора нам поговорить о делах, – сказала затем графиня. – Аббат Хериберт передавал мне, что у тебя, Рейрик, есть какие-то новые условия?

– Ты ведь обещала нам помощь, – ответил Рери, слегка улыбаясь тому, как забавно графиня произносит его имя. – Я знаю, как ты можешь это сделать. Мы уступаем противнику числом и должны как-то сгладить различие. Мы должны ослабить Ингви еще до того, как нам придется вступить в бой.

– Кого ослабить?

– Предводитель войска, которое взяло в плен твоего сына, зовут Ингви сын Сигимара. Я знаю его род, – Рери слегка нахмурился, но выдавать, что это его кровный враг, не собирался. Нетрудно было сообразить: если франки узнают о том, как сильно он сам жаждет расправиться с их врагом, то плата за его содействие сразу упадет. К чему платить человеку за то, что он и сам хочет сделать?

– Но чем я могу помочь вам ослабить целое войско?

– Мы должны пойти на хитрость. Сам Один не гнушался использовать обман, чтобы добиться важных для него целей, и мы должны стремиться к достижению желаемого любой ценой.

– Кто это? Ваш король? Или твой предок?

– Где-то да, – Рери усмехнулся. – Все роды наших королей ведутся от самого Одина.

– Это один из языческих богов, которым поклоняются в северных странах, – пояснил ей Хериберт. – Я, госпожа графиня, когда томился в плену в датском городе Хейдабьюре, даже видел идола.

– И там приносят человеческие жертвы? – графиня глянула на Рери с ужасом, словно он именно это и предложил сделать.

– Господь не привел мне увидеть такое своими глазами, но я слышал, что кое-где иной раз это еще случается, – вздохнул Хериберт.

– Вы о чем? – с подозрением спросил Рери.

– Я рассказываю графине, кто такой Один.

– Да что ты-то можешь рассказать? Вот я расскажу! – загорелся Рери, в памяти которого промелькнули разом все саги о разнообразных подвигах Отца Богов, а также предания Смалёнда. – Ладно, короче. Насчет Ингви. Графиня должна послать к нему людей и предложить переговоры, как предложила нам.

– Я уже предлагала. Я делала уже несколько попыток выкупить моего сына из плена. Но эти люди не принимали те деньги, которые мне удавалось собрать. Они хотят слишком много. И в последний раз сами посланные не вернулись, и никто не знает, какая участь их постигла.

– Сколько ты предлагала?

– Тысячу фунтов серебром. Те же, что я теперь предлагаю тебе. Это все, что у меня есть.

– А сколько они хотели?

– Они говорили, что в Сен-Кантене возьмут вдвое больше, а потом придут и сюда…

– Теперь скажешь, что собрала пять тысяч фунтов.

– Но мне негде взять столько! Даже мой брат, король Карл, не может мне помочь, потому что у него слишком много врагов… – графиня запнулась, подумав, что норманнам незачем знать о трудностях короля франков. Хотя слабость королевства они каждый день видят и так.

– Да я же не говорю, что ты должна дать им пять тысяч фунтов! Ты должна только пообещать. Скажешь, что собрала и что брат-король помог. И пригласишь их на переговоры, пообещай накинуть, если что. А в качестве первого дара, чтобы, дескать, склонить к переговорам, твои люди отвезут им вина. Вот вина действительно надо будет найти, и побольше. Сможешь?

– Уж не хочешь ли ты их отравить? – с беспокойством спросил Хериберт.

– Нет. Убить их таким образом будет жестоко и неблагородно. Но пьяные и полупьяные не смогут достойно сопротивляться, и мы предложим им сдаться. А трезвых перебьем, – спокойно и деловито сказал Рери. – Вот кого мы точно убьем, неважно, пьяных или трезвых – сыновей Сигимара. Ингви и его братьев, кто окажется с ним.