Драйв Астарты

– А тут все вот такое, – заметил Лемар. – Ну, двинемся по маршруту? Номер один в экскурсионной программе: Озеро Калиостро.

При наличии хорошего воображения и чувства юмора, топонимика 500-метровой базальтовой груши может стать эпическим произведением. Здешняя география или, точнее, лингамография создавалась именно в этом жанре. Пологая впадина в зоне Северного тропика, похожая на большую высохшую лужу, получила топоним: Озеро Калиостро. Выпуклость у Экватора, соответствующая положению черенка груши, называлась теперь: Гора Кинг-Конг. Область, покрытая пирамидальными скалами с противоположной стороны экваториального пояса, удостоилась необычного имени: Драконодром. Обширный кольцевой выход кварца около Южного полярного круга превратился в Глаз Циклопа, а глубокая борозда, пересекавшая Южный полюс, была названа Каньоном Че Гевары, его пологое продолжение, расширяющееся к северу – Тропой Хо Ши Мина. Эти два лингамографических пункта значились последними в «экскурсионной программе». Выйдя из Каньона на Тропу, Анси и Лемар оказались в ночном полушарии (а точнее, полугрушии) Лингама и решили использовать резерв времени для привала и наблюдения восхода Венеры.

Планета, быстро выплывавшая из-за угловатого резкого горизонта, была огромна. В черном небе Лингама она выглядела, как лазурно-бело-фиолетовая тарелка почти в дюжину раз больше, чем лунный диск, видимый с Земли. Пылевое облако, которое опоясывало теперь экватор Венеры, выглядело тускло мерцающим серебристым эллипсом, гораздо более внушительным, чем кольца Сатурна. Тот угол, под которым Венера наблюдалась с Лингама, с расстояния около ста мегаметров, позволял увидеть край тропической области, затененной облаком. Атмосфера, имевшая около полюса лазурный цвет, по мере приближения к тропику становилась фиолетовой и плавно переходила к почти чернильной темноте. Неровные белые полосы облаков скользили вдоль тропика с такой скоростью, что их движение было заметно даже с Лингама. В нескольких точках эти полосы втягивались в вихри, похожие на земные тропические циклоны. На границе темноты можно было различить яркие точки вспышек молний.

– Так красивее смотрится, чем через панорамный иллюминатор, – заключила Анси.

– Ага! – согласился Лемар. – Астрономия на природе всегда красивее.

– Кстати, – сказала она, – а Платипус можно отсюда увидеть?

– Можно, – ответил он. – Платипус будет приближаться к Лингаму раз в 11 лет.

– Нельзя, – возразил голос Виик в шлемофоне. – Минимальное расстояние 20 тысяч километров, а Платипус это не такой большой осколок, он меньше трехсот метров.

– И вообще, что вы там застряли? – Добавил голос Тойо.

– А всё равно обратный вылет возможен не раньше, чем через полчаса.

– Вам ещё надо добраться до торпеды, – заметила Эоле.

– Aita pe-a, – Анси фыркнула, – до Северного полюса 10 минут скольжения.

– Давайте без этих ковбойских штучек! – Вмешался голос Еру.

– Зануда! – Ласково ответила Анси.

…

Обсуждение итогов экспедиции началось в Hivaete через полтора часа, когда все 24 хабитанта собрались за обедом. Обед, по традиции, происходил в лесу-баньяне под Farefenua (домашней звездой), в смысле – под мощным светильником, торчавшим по осевой линии со стороны коридора, ведущего к блоку двигателей. Обычно компания одновременно обедающих не превышала дюжины, но сейчас, в связи с историческим событием, экипаж «синхронизировался». Пришли даже четверо вахтенных, которые выделялись наличием относительно крупногабаритных браслетов с радио-пультами. Остальные носили только фитюльки – локальные woki-toki в виде клипсы за ухом.

Обед, разумеется, был праздничный. Подавался эрегированный лингам-пудинг под специальным нежно-жгучим соусом. На огромном пластиковом блюде (точнее, на химико-биологической кювете), посреди которого лежал этот флорелловый продукт кулинарного креатива, была надпись: «в процессе создания лингам-пудинга ни одна мужская особь не пострадала». Впрочем, он лежал недолго, поскольку у экипажа орбитальной станции не отмечалось никаких проблем с аппетитом.

Вообще-то экипаж напоминал племя юных голых троглодитов, принадлежащих к различным расам, смешанным иногда до полной неопределимости. Общая манера разрисовывать свою кожу пиктограммами в виде смайликов, цветочков и зверушек неопровержимо свидетельствовала о том, что это именно одно сложившееся племя.

Разделавшись с пудингом, троглодиты перешли к какао и к обсуждению того, какие изменения надо внести в программу работ на астероиде. Карта-схема астероида – голограмма 3d – висела в воздухе. На ней в процессе обсуждения рисовали световым пером, после некоторых споров иногда стирали нарисованное, потом снова рисовали…

Примерно через несколько часов (наполненных гвалтом, свистом и хлопками) племя пришло к консенсусу, после чего разбилось на мелкие группы и рассеялось по Hivaete, занявшись кто игрой в мяч, кто сексом, кто работой, кто продолжением вахты.

А в воздухе осталась висеть карта-схема с прорисовками и лаконичными пометками:

«Глаз Циклопа. Интересный объект природы. Не трогать. Будет парк».

«Каньон Че Гевары. Закрыть арочной полосой. Аэрировать. Будет карго-терминал».

«Драконодром. Защищенная позиция. Будет система противокорабельного огня».

…

17. Слухи и тайны сыплются, как из рога изобилия.

=======================================

… Под надувным куполом, дававшим почти полный мрак, осталась висеть карта-схема техноформинга астероида Лингам. «Коммунистические канаки» ещё раз выдали залп свиста и хлопков, разбились на мелкие группы, рассеялись сначала по моту Ниаунуи, а дальше в разные стороны по атоллу Руго и по соседним Тепи и Раро, чтобы заняться работой, игрой, сексом или чем-то ещё. Только что было полсотни человек, а осталось всего ничего: двое 16-летних карабинеров и 14-летняя француженка.

– Драконодром, это что? – Спросил карабинер Иржи Влков повернувшись к напарнику.

– Ну… – Карабинер Маугли Колумбус на секунду задумался, – раз там субтитр «система противокорабельного огня», то, по ходу, стартовая площадка для дронов-рэпторов.

– Типа, так по логике, – сказал Влков, – а по факту ты видел где-нибудь info о дронах-рэпторах астероидного базирования? Не орбитального, а именно астероидного.

– Нет. А какая, нах, разница, стартовать с маленького астероида или с искусственного спутника? Гравитации нет ни фига, а остальное тут не важно, e-oe?

– Хэх… – Влков повернулся к француженке, – а ты что-нибудь такое помнишь на счет базирования на астероидах? Для этого нужны специальные штучки, или как?

Лианелла удивленно приоткрыла рот и энергично потерла пальцами подбородок. Она никак не могла привыкнуть, что молодые меганезийцы считают её компетентной по вопросам космической техники. А с точки зрения меганезийцев, почти взросла дочка Доминики Лескамп, крупной мировой величины в этой области, просто не может не оказаться компетентной. Ведь мама наверняка объясняет ей много такого, чего нет в школьном курсе и программе колледжа… Но на самом деле мама редко обсуждала с Лианеллой рабочие ситуации. Не было у 36-летней Доминики желания, чтобы дочка пошла по её стопам и испытала все оборотные стороны работы инженера-астронавта. Бешеные тренинги, непомерная ответственность, частые внезапные разъезды и, как следствие, полный провал попыток устроить нормальную семью, дом, быт… Правда, Лианелла придерживалась противоположного мнения. Она мамой гордилась, и, как следствие, читала, смотрела и старалась разобраться в том, что составляло мамину профессию. Попав в Меганезию, она стала уделять этому ещё больше внимания – ей хотелось соответствовать ожиданиям окружающих, как же иначе… И сейчас юная француженка стремительно перебирала в уме отрывочные и, в общем, бессистемные кусочки знаний об астероидных миссиях в истории астронавтики…