Поле под репу (СИ)

— Значит, сами виноваты, — подытожил помощник. — Сами вора в составе проглядели. А вот, когда по-настоящему трясли и ни его, ни следов не обнаружили, тогда догадались, кто уж за веселье ответственный.

— А почему охране не сказали? — полюбопытствовала девушка. — Может, человек он и хороший, да ведь преступник. И с ваших слов выходит, что государственный.

— Да, государственный, — не стал спорить работник железной дороги. — И поверь, доложили бы мы, себя не пожалели, укради мальчишка зерновой ларь или святыню. В общем, покусись он на народное добро, сами бы поймали и пусть, что в тюрьму тоже угодили бы, зато вор от расплаты не ушёл бы. Но с грузом тем дело тёмное. Конечно, трясли состав хорошо, но скандала не поднимали — и газеты, и сети молчали, будто и не было ничего. Более того, вдруг взялось желание ничего перописцам не говорить. Нечисто тут. — Рассказчик помолчал. — Кошечка, ты, случаем, с нашим фигурантом не знакома?

Для разнообразия Дуня побледнела, но всё-таки врать не стала.

— Встречались, — за ответом девушка не сразу сообразила, что насмешник говорил о каких-то чересчур уж родных по звучанию газетах и сетях. — Почему вы называете его мальчиком? Он же старше меня!

Троица внимательно посмотрела на собеседницу.

— Да, пожалуй, постарше, — кивнул бригадир. — Тебе, поди, лет пятнадцать-шестнадцать. Он на годок-другой вперёд ускакал.

— Э-ээ, мне вроде не совсем шестнадцать, — удивилась Дуня. — Точнее, совсем не…

С её-то возрастом часто ошибались, но принять взрослого мужчину за восемнадцатилетнего юнца — это уже перебор. Может, у них другое летосчисление? Например, после выдачи местного паспорта день рождения отмечают раз в полтора года? Нет, вряд ли — будь в понятиях какой подвох, переводчик бы не утаил. Волшебный толкователь, если не находил идентичного определения, выбирал слово, наиболее близкое по смыслу, и чуть искажал его, как будто показывая: говоривший имел в виду нечто похожее, но и только. По крайней мере, такой подход объяснял «стопщицу».

— Как это: совсем не? — вернуло изумление курчавое начальство. — Ну-ка покажи свои колечки.

— Какие колечки? — окончательно запуталась пассажирка. Украшения, понятное дело, остались дома. «Амулет» попал к Сладкоежке. В замке сэра Л'рута у Дуни, как ни странно, появились кой-какие побрякушки: заколки, шпильки, похожие на резные спицы, ленточки и шнурки для волос. Но колечек с собой не было — ни один из женишков не озаботился.

— Как какие? — бригадир протянул гостье левую лапищу. — Годовые, естественно.

На безымянном пальце хозяина светлел широкий ободок с волнистой, словно у водопроводного крана, нарезкой.

— Я думала, это — обручальное.

— Обручальное? Что за чушь такая?

— Ну-уу, ээ-э, — Дуня почесала в затылке. — Обычно муж с женой носят. Одинаковые.

— Зачем? — недоумённо начал Крештен, но вдруг, подхватив руки девушки, восхищённо выдохнул: — Ух ты! Чистокровная человечка! А мы-то… Как же мы так лопухнулись, тебя за половинку приняли?! — И он осыпал пальцы Дуни поцелуями. Не то чтобы страннице не понравилось, но ладони она высвободила.

— Охолонись! — грозно оборвал чужие восторги бригадир. — Крештен, тебе потом дочка за мамочку спасибо не скажет! — Девушка без труда догадалась, кого имели в виду под мамочкой — и вновь залилась краской. — Да и постыдился бы к дитю невинному ластиться! У тебя ж подруга на каждой станции!

— Может, я жениться надумал, — недовольно буркнул здоровяк, но от гостьи послушно отсел.

Да что это за наказание такое-то! И интересно, когда это Дуня успела перебраться за стол? Она сама такого не помнила.

— Жениться… Знаем мы тебя. Жениться… — Будто вторя бородачу, поезд дёрнуло да так, что один из спящих работников рухнул на пол, после чего заклинание в голове даже не пискнуло, решительно отнеся прочувствованную тираду к разряду природных шумов. — Что за?! Откуда они таких машинистов набрали?! — Бригадир оказался более сдержанным. Или же волшебный переводчик приспособился к носителю. — Словно вчера с тренажёра слез — на каждой развязке икает!

Ход состава выровнялся, некоторое время ускорялся, а затем поезд начал тормозить. Крештен выглянул в дверь.

— Неплановая! — рявкнул он.

— А ну-ка, кошечка, далеко от бочек не отходи! — тотчас приказало начальство. — Если с дозором пойдут, прыгаешь внутрь и сидишь мышкой! Поняла?

Дуня быстро-быстро закивала.

Минут через десять поезд всё-таки остановился, напоследок основательно тряхнув пассажиров и груз, чем вызвал поток комментариев не только от старших, но и от рядовых членов бригады.

— Сам главный по составу идёт. Пешкодралом, — доложил Крештен, принявший роль наблюдателя. — С ним два хмыря в синем. Хе! С золотыми пуговицами. В плащах. Пилотках. На «ласточках», значит, примчались. Н-да, от таких гостей не то что икать, заикаться начнёшь! По вагонам ходят.

Через мгновение девушка оказалась в «столе». Для этого не требовалось ждать, когда поднимут крышку, а затем изображать умелого акробата, перелезая высокий борт — у работников железной дороги всё было продумано. Обручи одной из бочек отмыкались, три доски за ними открывались дверцей и в образовавшуюся дыру проталкивалась туго соображающая стопщица. Что они здесь контрабандой провозили, кроме зайцев, Дуня побоялась представить.

— Ночная? — Входная дверь с характерным скрежетом отъехала в сторону.

— Так точно, командир! — согласился Крештен. — Что случилось? Почему расписание нарушаем?

— Ох ты… — досадливо сплюнули в ответ. — Надоел, репей! Где начальник?

— Тут я, командир. Чего надо?

— И этот — туда же! Когда ж я вас в другой состав сбагрю-то! — видимо, оба здоровяка у руководства уже в печёнках сидели.

— Не дождётесь, — не разочаровал бригадир. — Нас же главными поставят. Это ж головой работать придётся. А мы с Крештеном думать не любим, так что касок на нас не напасутся.

— Ага, как же, — хмыкнули снаружи. — Так я вам и поверил. Чем занимаетесь, ночная?

— Как чем? Бригада пытается спать, а мы дебет с кредитом сводим. Что-то вы нам опять недодали!

— А кроликов по пути не подбирали? — проигнорировал намёк главный по составу.

— Не-а, не подбирали. А что должны были?

— Да иди ты! Вот, возьми ориентировки. Среди своих распространи. Родне выдай. В вагоне над лампой повесь.

— Сделаю.

— Ну, бывай, ночная. — Дверь поехала обратно.

Четверть часа спустя поезд тронулся, приложив Дуню о стенки убежища. Девушку выпустили, когда перестук колёс стал ровным и убаюкивающим. Она почти успела задремать — была б бочка чуть менее неуютной.

— Неправильные я вопросы вам задавала, — тихо проговорила странница. — Следовало спрашивать не о том, почему вы о стопщиках молчите, а как вы их до сих пор с собой берёте!

— Всегда брали. И будем брать, — отмахнулся бригадир. — От ареста не убежишь, а помереть — всего один раз помрём… Если, конечно, магов комиссариат какого некромансера не упустит. С ними иногда случается, а потом только руками разводят — извините, мол, недоглядели. — Курчавый внимательно всматривался в белоснежные листы. Наверное, те, с неизвестными «ласточками» прилетевшие. — Ты смотри-ка, знакомые всё лица.

— И точно, ребята, — подтвердил Крештен. У него в руках тоже сияла отражённым светом кипа бумаги. — Везёт нам на попутчиков, ничего не скажешь.

Чуя недоброе, Дуня подлезла под локоть ближайшего великана.

— Удачливые мы, — звонко поддакнул самый молодой из компании, владелец гитары.

Девушка готова была разрыдаться в голос.

— Да я же его всего единожды видела! Да почему же так выходит-то!

— А вознаграждение, вознаграждение-то! — не отставал от коллег насмешник.

С листа с трёх портретов взирала на этот злой, неблагодарный и, в целом, неудачный мир нарисованная Дуня: в фас — два раза по плечи и один в полный рост. Имелось ещё четыре вида в профиль. На левой картинке странница щеголяла двумя косицами и венком из мелких белых цветочков — никогда ничего подобного девушка с собой не творила. На прочих — распущенные чёрные волосы горели красными прядями. К трём (профиль, фас, профиль) портретам в полный рост приставили мерные линейки, словно Дуне собирались костюм пошить, а не в розыск объявили.