Сад Сулдрун (СИ)

Наконец дело было сделано. Дымящийся Грофине висел на балке; уменьшившийся ящик с ценностями вынули из потайного места.

— Пока все хорошо, — объявил черноволосый рыцарь, — хотя Шимрод хорошо спрятал свои сокровища. Но, тем не менее, мы их добыли.

— Счастливый случай. Я работал долго и тяжело. Сейчас я смогу отдохнуть и насладиться своим богатством.

Рыцарь снисходительно рассмеялся.

— Рад за тебя. Всю жизнь ты рубил головы, пытал и сворачивал носы. Зато теперь ты станешь важной персоной, может быть даже джентльменом.

— Только не я. Мое лицо говорит все. «Здесь, — говорит оно, — стоит вор и палач». Так оно и есть: я люблю обе профессии, но больные колени мешают мне заниматься ими.

— Как жаль! Редко можно встретить такие таланты.

— Откровенно говоря я уже не хочу резать животы при свете огня, а что касается воровства... Мои бедные колени больше не годятся для этого. Они гнутся как хотят и громко трещат. Тем не менее я не могу отказать себе в удовольствии иногда срезать кошелек или почистить чей-либо карман, ради развлечения.

— Это и будет твое новое занятие?

— Я поеду в Даут. Там я буду бывать на ярмарках и, возможно, стану христианином. Если я вам понадоблюсь, оставьте слово в Авалоне, в том месте, которое я вам указал.

Шимрод полетел в Свер-Смод на крылатых сапогах. На двери висело объявление:

Земля в опасности и будущее непонятно. Мурген должен покинуть свой уют, чтобы решить проблемы Судьбы. Я прошу прощения у всех друзей и тех, кто придет ко мне за помощью. А тем, кто собирается повредить мне, я не скажу ничего. Они и так все знают.

Шимрод написал письмо, которое оставил на столе в главном зале:

Мало что можно сказать, кроме того, что я пришел и ушел. Мое путешествие прошло согласно плану, но есть неприятности в Трильде. Я надеюсь, что вернусь через год или быстрее, как только восстановлю справедливость. Оставляю на твое попечение все геммы тринадцати цветов.

Он приготовил себе еду из припасов, хранившихся в кладовке Мургена и лег спать на диване в большом зале.

Утром он оделся в костюм странствующего музыканта: зеленая шляпа без полей, украшенная спереди плюмажем из совиных перьев, обтягивающие штаны из зеленой саржи, синяя туника и каштановый плащ.

На большом столе он нашел серебряный пенни, кинжал и маленький шестиструнный каденсис необычной формы, который, почти сам, играл приятные мелодии. Шимрод опустил пенни в карман, сунул кинжал за пояс и повесил каденсис на плечо.

Потом, выйдя из Свер-Смода, он отправился через лес Тантреваллес в Даут.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В сделанной в виде колокола камере — четырнадцать футов в диаметре и семьдесят футов ниже поверхности земли — дни мало чем отличались друг от друга: иногда шел дождь, иногда проглядывал кусочек синего неба, а иногда в еду добавляли лишнюю корочку хлеба. Аилл отмечал ход времени, кладя гальку на полку. Каждые десять камешков в области «единиц» производили один камень в области «десяток». На следующий день после того, как было по девять «единиц» и «десяток», Аилл клал один камень в область «сотен».

Ему давали ломоть хлеба, кувшин воды и раз в три дня опускали корзину со связкой моркови, турнепсом или кочаном капусты.

Аилл часто гадал, сколько времени он проживет. В начале он лежал, в полной апатии. Наконец, с огромными усилиями, заставил себя делать упражнения: прыгать, тянуть, тащить, переворачивать. Вскоре мышцы восстановились, дух поднялся. Бежать: не невозможно. Но как? Он попытался процарапать зацепки в каменной стене, однако пропорции и профиль камеры гарантировали неудачу. Тогда он попытался выкопать камни из пола, соорудить пирамиду и, таким образом, добраться до шахты, но блоки были слишком тяжелыми и слишком плотно прилегали друг к другу: еще одна мысль от которой пришлось отказаться.

Дни шли и складывались в месяцы. В саду время тоже не стояло на месте, и Сулдрун почувствовала себя беременной.

Король Касмир запретил входить в сад всем, кроме немой судомойки, однако брат Умпред считал себя, священника в сутане, исключением, и через три месяца появился у Сулдрун.

Надеясь на новости, Сулдрун разрешила ему войти, но брат Умпред ничего не знал. Он только подозревал, что Аилл в полной мере испытал на себе гнев короля Касмира; Сулдрун тоже считала так и не стала больше спрашивать. Брат Умпред испытал пару несмелых вольностей, на что Сулдрун ушла в часовню и закрыла за собой дверь. И брат Умпред ушел, не заметив, что Сулдрун начала полнеть.

Спустя три месяца он вернулся, и теперь состояние Сулдрун была очевидно.

— Сулдрун, моя дорогая, — озорно заметил брат Умпред, — ты пополнела.

В ответ Сулдрун молча встала и ушла в часовню.

Брат Умпред какое-то время сидел, глубоко задумавшись, потом пошел свериться со своим дневником. Он отсчитал от даты свадьбы девять месяцев и получил примерную дату рождения. Однако он ошибся, потому что зачатие произошло за несколько недель до свадьбы, чего брат Умпред не знал. В любом случае самым главным была беременность: какой доход он может получить от знания, которым владеет только он один?

Прошло еще несколько недель. Брат Умпред разработал сотни схем, но ни одна не обещала ему дохода и он держал язык за зубами.

Сулдрун хорошо понимала вычисления брата Умпреда, и с приближением времени родов все больше беспокоилась. Рано или поздно брат Умпред встретится с королем и, смешав бесстыдство со смирением, выдаст ее драгоценный секрет.

И что тогда? Ее воображение не осмелилось заходить так далеко. Но что бы не случилось, ей это точно не понравится.

Времени оставалось все меньше и меньше. Во внезапном приступе паники Сулдрун взобралась по склону холма и перебралась через стену. Спрятавшись в кустах, она могла видеть крестьян, идущих на рынок и с него.

На второй день она перехватила Эхирму, которая, тихонько удивленно вскрикнув, перебралась через камни в сад. Заплакав, она обняла Сулдрун и потребовала рассказать ей, почему не удался побег. Все было готово!

Сулдрун рассказала ей все, что знала.

— Что с Аиллом?

Сулдрун не знала ничего, зловещая неопределенность. Его можно было считать мертвым. Они обе опять заплакали, и Эхирам выругала бессердечного тирана, который принес своей дочери такое горе.

Эхирма посчитала дни и месяцы. Приняв во внимание лунные циклы, она решила, что Сулдрун должна родить дней через пять-десять, не больше, и без всякой подготовки.

— Ты должна опять бежать, сегодня ночью, — объявила Эхирма.

Сулдрун с сожалением отвергла эту идею.

— На тебя подумают в первую очередь, и вот тогда произойдет нечто ужасное.

— А что с ребенком? Его заберут у тебя.

Сулдрун опять не смогла сдержать слезы и Эхирма прижала ее к себе.

— Послушай, у меня есть идея. Моя племянница полоумная; три раза она беременела от помощника конюха, тоже полоумного. Первые два ребенка сразу умерли, просто от путаницы. У нее уже схватки, и сейчас она должна родить третьего, которого не хочет никто, и она меньше всех. В добрый час! Каким-то образом мы должны воспользоваться ситуацией.

— Я не вижу как, — печально сказала Сулдрун.

— Посмотрим!

Племянница Эхирмы родила: девочка, судя по внешнему виду. Как и у ее предшественников, у ребенка начались конвульсии, она несколько раз крикнула и умерла, упав лицом в собственные выделения.

Труп положили в ящик, над которым — племянница недавно стала христианкой — брат Умпред пробормотал несколько слов, и ящик отдали Эхирме для похорон.

В полдень следующего дня Сулдрун начала рожать. Ближе к закату, изможденная, с ввалившимися глазами, но относительно радостная, она дала жизнь сыну, которого назвала Друн, по имени героя Дану, правившего мирами Арктура.

Эхирма вымыла Друна и одела его в чистую льняную распашонку. Позже вечером она вернулась с маленьким ящиком. Под оливами она выкопала узкую могилу, в которую без особых церемоний положила мертвое дитя. Потом сломала ящик и сожгла его в камине.