Край Ветров: Пироманс (СИ)

Система должна или дать осечку, если она — машина, или…

Старик, прикрыв веки на мгновение (зрачки его дергались под тонкой кожей и Никс даже померещилось легкое, едва заметное призрачное свечение), снова открыл глаза и произнес:

— Никого.

Кольнуло где-то в груди. Никс поняла, что, пожалуй, на самом деле не хотела знать ответа на этот вопрос. Точнее, знала, чувствовала и так, но подтверждение показалось каким-то болезненным. Если старик не врет, то Рейнхард не любит и себя тоже, и как это вяжется с тем, каков он, как себя преподносит, какую играет роль?.. Но это не важно. Сейчас это все — второстепенно, как и размышления о том, как именно получилось так, что библиотеке пророков известны душевные тайны Рейнхарда Майерса.

Никс подумала о том, что, возможно, стоило бы и самой побыть чуть менее эгоистичной и узнать, раз такая оказия, что-нибудь касательно смысла жизни и всего такого, но тут же решила, что это потом. Когда она выберется отсюда (и никаких "если") и вдруг какая-нибудь дискуссия коснется вышеозначенной проблемы, тогда она обязательно посоветует доморощенным философам посетить Башню Тайны и удовлетворить любопытство. Пока что есть более важные вопросы.

Никс стала перебирать в голове варианты формулировки. Все выходило не так, плохо, криво. Старик терпеливо ждал и не торопил.

Наконец она решительно выдохнула:

— Как мне выбраться из морока в реальность наиболее быстро и навсегда?

Старик прикрыл веки, из-под которых снова начал сочиться свет, а затем произнес:

— Ожидайте.

Когда он снова открыл глаза, что-то в его взгляде неуловимо поменялось. В нем появилась теплота, интерес, жизнь.

— На данный момент у вас нет возможности покинуть Мир Снов навсегда, — ответил ровный, бархатный голос, в который вплелись внезапно едва заметные певучие интонации. — Пока не восстановлено зеркало Лок, вы будете вынуждены пребывать в Мире Снов. В случае если вам удастся покинуть Мир Снов, вас заново призовут.

Никс, опешив, молчала, переваривая услышанное. Внутри бурлила волна негодования. Как несправедливо! — хотелось закричать ей, но она молчала. Почему-то старику верилось. Она понимала, что он-то здесь вообще ни при чем, и крик не поможет.

Ну, хоть не навсегда. И то хорошо.

Кое-как взяв себя в руки, она сосредоточилась на формулировке последнего вопроса, самого важного. Морок, Лок, "призовут" — это потом. С этим можно разобраться, в конце концов, вроде бы, даже ясно, как.

Куда серьезней другое. Первопричина. Корень зла. Исходная точка всех этих неприятностей и треволнений.

— Что я должна сделать, чтобы встретиться с Романом Заболотницким?

— Искомого вами человека не существует, — ответил старик и замолк. — Ваш лимит вопросов исчерпан. Однако вы можете попытать счастья в лотерее.

И он указал морщинистой рукой на стол с зеленой стеклянной сферой.

Никс глянула вбок.

Ромки нет.

Какая удача? Какая там лотерея? Его нет. Может, и не было никогда. Он им приснился, что ли? Сон, пробравшийся в явь, истаявший первым осенним снегом.

"Искомого вами человека не существует…" — эхом прокатывалось в голове, снова и снова.

Спокойно. Эти мысли сейчас ядовиты, токсичны.

Нет и нет. Надо думать и делать дальше. Нет времени впадать в отчаяние и о чем-либо сожалеть.

Никс заставила себя подойти ближе к странному агрегату из потускневшего металла и мутного стекла.

— Крутите ручку, — произнес голос из-за спины.

Никс взялась за шершавую деревянную рукоятку и, приложив силу, заставила механизм заработать, ожить. Большие пыльные шестеренки, цепляясь друг за друга, завертелись, скрипя и лязгая. Стеклянная сфера описала замысловатый кульбит, явив закрытый металлической крышкой клапан. Что-то щелкнуло, и крышка клапана откинулась на пружине.

— Выбирайте билет и зачитывайте текст, — проинструктировал далее старик.

Никс, исполненная отчаянной беспечности, протянула руку внутрь сферы и тут же нащупала там ворох скрученных в узкие цилиндры бумажек. Схватила одну. Вынула, развернула, поднесла к глазам

— Вы получаете грандиозную возможность использовать Дневник Неотправленных Писем, — прочла Никс.

Странно. По идее, во сне текстов читать нельзя. Этот "морок" — совершенно определенно не то, что о нем говорят. А значит…

— Вы — любимец судьбы, — произнес старик.

Затем он поднял сухую сморщенную руку, которая, казалось, тут же рассыплется прахом, если ею вообще пошевелить, и указал ею на дверь слева от себя.

Тут же множество мертвых, казалось бы, механизмов и поршней задвигались, запели, стуча и вращаясь, и мощная круглая створка, похожая чем-то на внутренности часов, плавно разошлась на несколько неровных частей, открывая путь в еще одну неизведанную темноту.

Старик молчал. Никс, сжимая "билет" в одной руке, а солнечный кинжал — в другой, оглядываясь часто и опасливо, прошла мимо возвышения по центру комнаты к двери и переступила тускло поблескивающий, выгнутый дугой порог.

Она не была уверена, что ей нужно использовать этот самый Дневник. Но что-то подсказывало ей, что это — продолжение пути, который она должна пройти.

"Направляйтесь прямо, не сворачивая", — послышался тот же голос, но теперь он шел будто бы отовсюду.

Никс двигалась по узкому темному коридору с таким высоким потолком, что его было не различить, будто и нет его вовсе. На стенах попадались картины, сохранившиеся лучше.

Вот — дева с золотыми волосами, и в теле ее рваная дыра, в которой роятся звезды. Сквозь эти звезды проплывают золотые крылатые корабли.

Вот — зимняя, заснеженная сторона, и в густой поземке утопает по голени механический зверь, неся на горбатой, гнутой спине всадника в красном плаще с изогнутым, черным мечом в руках.

Вот сплелись в стилизованном танце он и она — воплощения крови и солнца, одна из полузабытых диад, тех, учебники с которыми давным-давно сожгли, а алтари забыли.

По обеим сторонам коридора попадались высокие двери, которые, казалось, заперты наглухо, и Никс не решалась пробовать открывать их.

Пыль и паутина притаились заплатками по углам.

Холодная полутьма была пронизана вязкой загробной тишиной, которую кромсали и рвали на части скорые, четкие шаги Никс и сияние ее солнечного кинжала, зажатого в пальцах правой руки.

Коридор вскоре расширился и образовал перекресток с другим, и посередине, возвышаясь над полом на добрые метра три, завис на тонких, едва заметных нитях огромный многоярусный глобус, сработанный из светлого желтоватого металла и разноцветного стекла. Казалось, ярусы эти могут менять положение, смещаться относительно общей оси, но нужный для этого импульс давно иссяк, и они застыли в хрупком своем равновесии навсегда.

"Поверните налево и следуйте до конца", — произнес голос, и Никс от неожиданности вздрогнула: она успела засмотреться на старинный, мертвый механизм.

Следующий коридор был таким же темным, пыльным и длинным, вот только двери в стенах были поменьше и шли в два ряда: один — сразу возле пола, а другой — прямо над нижним рядом, и никаких тебе ступенек, лестниц или еще чего-то подобного.

Оканчивался проход на первый взгляд тупиком, но затем Никс заметила, что пол — железный, а сбоку приютились металлические рельсы и рычаг.

"Приведите механизм в действие", — снова послышалось будто бы отовсюду.

Никс подчинилась.

Платформа содрогнулась, скрипнула и стала медленно подниматься вместе с Николой вверх. Движение это вскоре показалось полетом через пустоту, так как стены кончились и свету от солнечного кинжала теперь не от чего было отражаться.

Никс пригнулась к платформе, боясь упасть, хоть та и шла плавно и довольно медленно.

Стены окружили ее так же внезапно, как кончились, и в следующий миг платформа вынесла Никс в комнату, залитую солнцем.

Дерево, бархат, латунная ковка. В огромных окнах, обрамленных витражными полосами, обыкновенное здесь, невообразимое, сумасшедшее небо искристых опаловых оттенков. Посредине стоит стол, на столе лежит закрытая книга в алой матерчатой обложке. Рядом с книгой — чернильница и перо.