Найдена

– Все… – выдохнула я и упала. Ускользающее в темноту сознание еще уловило приближающиеся легкие волчьи шаги, смрадное звериное дыхание у горла и полный ненависти к человеческому племени звериный вой.

36

Откуда-то послышались голоса и звон железа.

– Девка! – воскликнул удивленный мужской голос, а потом Журкин завопил:

– Найдена!!!

– Ты ее знаешь? – спросил кто-то, и Журка ответил:

– Знаю. Вместе шли из Вышегорода.

Открывать глаза мне не хотелось. Журки тут не могло быть. Это оборотни наслали наваждение. Поверю – и вновь увижу их жуткие желтые глаза.

– Найдена, Найдена, да что же с тобой? – Чьи-то теплые руки бережно подхватили меня за плечи.

– Ты погляди, ей всю рубаху порвали, – сказал кто-то.

Я отважилась посмотреть на говорящего. Вокруг стояли незнакомые мужики с лопатами и вилами в руках.

– Очнулась, – удовлетворенно сказал ближний, бородатый, с густыми, сросшимися на переносице бровями. – Слава Богу, а я-то думал…

Я повернула голову. Сбоку, придерживая меня за плечи, сидел Журка.

– Волчищи-то были матерые… Ты, девка, Божьей помощью спаслась, – переговаривались мужики.

– И как тебя сюда занесло? – спросил бородатый.

Я попробовала ответить, но лишь жалко засипела.

– Голос сорвала, – понял мужик. – Не мудрено. Ты так орала, что даже в деревне услышали. Ну ничего, оправишься.

«Не орала, а пела», – мысленно возразила я, почему-то не чувствуя радости от спасения. Хотелось спать.

– Эй, девка, ты не смей! Держись! – долетел откуда-то издалека тревожный голос бородатого.

«Я держусь», – беззвучно ответила я ему.

– Давай вставай, пойдем понемножку. – Журкины руки потянули меня вверх.

Я попыталась опереться на колени, но не смогла. Ноги не держали.

– Дай поспать, – прошептала я Журке, – потом пойдем.

Он склонился к моим губам:

– Что? Что ты сказала?

Я устало мотнула головой. Язык во рту ворочался с трудом, словно тяжелый мельничный жернов. Все-таки я нашла Журку. Или он меня… Хорошо…

– Ты… – шепнула я, – здесь…

Журка как-то жалко скривил губы и всхлипнул. Плачет? Не надо… Я встану, если так нужно… Пойду с ним…

С третьего раза, с Журкиной помощью, мне удалось подняться.

– Ты, девка, молодец, что кричала, – подхватывая меня под мышки, сказал бородатый. – Волков нынче много развелось. Оголодали после зимы, ничего не боятся. Ходят прямо под окнами, поджидают. Иные бабы, как увидят их, голос теряют, а ты молодец…

– Мы сперва услышали вой волков, – перебил Журка. – А потом Кондрат и говорит: «Что-то там не так, вроде человек кричит, на помощь зовет». Мы из избы выскочили, глядь, а мужики уже кто с чем бегут к погосту. «Волки, – кричат, – волки на человека напали!» Мы за ними. А тут – ты…

– Волки и впрямь лютые оказались, – негромко добавил кто-то из бредущих позади. – Гремишь, стучишь, бежишь на них, а они ни с места. Только когда Архип лопатой в одного кинул, сорвались и будто сгинули. Опоздай мы чуток, тебе не жить…

– Верно, верно, – поддержали его.

Я не слушала. Никогда раньше не думала, что ходить так трудно. Ноги цеплялись за все кочки и выбоины, голова моталась из стороны в сторону, словно цветочный бутон на тонком стебле, а глаза закрывались сами собой.

– Потерпи еще немного, – выплыл из тумана Журкин голос.

Я постаралась проснуться. Деревянная дверь… За ней – темнота, запах сена, мычание, еще дверь…

– Пока уложи ее, а после выходи. Покуда мужики в запале, нужно решать, что с волками делать, – послышался голос бородатого Кондрата. – А то потом следов не найдем.

– Приду, – ответил Журка и потянул меня в клеть.

Там оказалось тепло и светло. На глиняном полу в ворохе сена сидела худая высокая женщина. Она растерянно моргала и стягивала на груди темный платок. За ее плечом испуганно хлопал глазенками мальчишка лет трех.

– Принимай, Марьяна, гостью, – сообщил Журка.

Женщина улыбнулась ему, а потом разглядела меня и всплеснула руками:

– Ой, лишенько!

– Это ее волки так потрепали. Еле успели отбить, – укладывая меня на душистое сено, сказал Журка. – Пригляди за ней. А меня Кондрат ждет.

Журка вышел. Марьяна засуетилась у печи, то и дело оглядываясь на меня и вытирая руки о застиранный подол серника. Мальчишка подошел и заинтересованно заглянул мне в лицо. В блестящих детских глазах появилось мое отражение. Я слабо улыбнулась и прохрипела:

– Ну как?

Мальчишка поковырялся пальцем в носу, хлопнул пушистыми ресницами и вдруг, разревевшись, кинулся к матери. Та нагнулась, сгребла его в охапку и зашептала что-то успокаивающее. Я отвернулась к стене. Теперь можно было поспать. Разбудил меня Журка.

– Давай поднимайся, – бодро крикнул он мне в ухо. – Хватит дрыхнуть. Уже второй день бока отлеживаешь. Кондрат сказал, что тебе надо поесть.

В ноздри ударил запах тушеной репы. В животе заурчало, и рот наполнился слюной. Я села.

– Держи. – Журка протянул мне плошку с едой и улыбнулся. Он выглядел непривычно ухоженным. Светлые волосы стянула голубая с вышивкой лента, а шелковая рубашка больше подошла бы для боярина….

– А где хозяйка? – заметив в углу сладко спящего мальчишку, поинтересовалась я.

– О, и голос вернулся! – обрадовался Журка. Я откашлялась. Верно, не хриплю. Словно никогда и не пела для оборотней.

Мой взгляд упал на скомканную рваную одежду в углу. Вспомнился Горясер…

Я уткнулась в миску. Есть расхотелось.

– Ты скажи, как тебя на погост занесло? – гремя чем-то у печи, спросил Журка.

Я пожала плечами:

– Сама не знаю.

– Из-за него, из-за этого наемника?

Я не видела воришку, но чуяла, как он напрягся в ожидании моего ответа.

– Нет… Не знаю…

Журка подошел и присел на краешек моей постели:

– А ты расскажи.

В его руке покачивался сковородник. «Приучили к хозяйству», – усмехнулась я и проглотила сладкий кусок репы. Приятное тепло согрело горло и потекло внутрь. Хорошо… А если и впрямь рассказать Журке обо всем? Поверит?

– Ладно, если хочешь, слушай. – Я наклонилась, поставила на пол кашу и набрала побольше воздуха. – Это началось тогда, когда ты вытянул меня из Ведьмачьей ямы. Там со мной сидела ведьма, Дарина… Хотя нет, началось раньше… В Новгороде, когда мы со Стариком встретили Горясера…

Я говорила долго. Так долго, что Журка устал сидеть, вскочил и принялся расхаживать по избе. Мальчонка в углу проснулся и глядел на меня завороженно, будто на некую невидаль, а я все рассказывала о Горясере, о Глебе, о Ярославе, о княжне и оборотнях. Остановилась, только когда почувствовала, что сказать больше нечего. С души будто свалился тяжкий камень. Журка снова присел ко мне на постель и рукоятью сковородника почесал затылок.

– Что скажешь? – спросила я.

Он нахмурился: ,

– Скажу так: ты не врешь, да я не верю.

Мне стало обидно. Вот и попыталась открыть душу!

Он заметил мое разочарование и поспешно продолжил:

– Ты сказительница, видишь то, чего обычный человек не углядит. Простой наемник кажется тебе мечом из древнего сказа, волки – оборотнями…

– Ты, – обиделась я, – хочешь сказать, что я сумасшедшая?

– Нет, что ты! – Журка взмахнул руками. Сковородник стукнул о стену, но воришка даже не заметил. – Ты не сумасшедшая, просто… – Он на миг задумался и наконец нашел нужные слова: – Ты как ребенок. Он тоже в любом кусте видит то нежитя, то лесного духа…

Я отвернулась. Он ничего не понял. Жаль… А где репа? Хоть поем, коли не о чем говорить.

– Знаешь, – вдруг сказал Журка. – Ты необыкновенная… Я давно думаю… – Он запнулся. – Хотел сказать раньше, но ты и этот наемник… Тогда я подумал: и чего ты в нем нашла, чтоб так на шею вешаться, а теперь знаю… Ты его видела иначе. Вообразила, будто он и есть тот меч Орея из песни. Ты не Горясера полюбила, а загадочный меч. Только тебе с ним счастья не видать.

Об этом я и сама знала. Какое с Горясером счастье? К тому же он и княжна… Мне захотелось плакать. Миска с уже остывшей репой вновь очутилась на полу.