Ключ Лжеца (ЛП)

– Сам ты Гунгнир. – Я зевнул и потёр глаза.

– Такое копьё было у Одина. У Тора был молот Мьёльнир. А у его отца – копьё, Гунгнир.

– А-а, – сказал я. – Ну, сомневаюсь, что это оно.

– Однако, это охрененное копьё. – Снорри наклонился и взял его у меня.

– Оставь себе. – Я погрел руки. – Я перестал доверять снам с тех пор, как встретил ручного мага Анкратов, Сейджеса.

– Словенскому военачальнику нет смысла таскать норсийское копьё. – Кара хмуро посмотрела на оружие, которое вертел в руках Снорри, изучая покрытие.

– Его послали нам боги. – Кивнул Туттугу, словно это можно было считать за серьёзное предположение. – А может, и сам Один.

– Видят боги, оружие нам нужно, – сказала Кара. – Если Снорри решил вести нас в логово Келема… Что ты собираешься делать, если Келем откажет? Что если он просто превратит тебя в соляной столп и возьмёт то, что ты принесёшь с собой?

Снорри прищурился и похлопал по топору.

– Если б острого лезвия было достаточно, чтобы Келем расстался с жизнью, то вряд ли он смог бы называть Скилфу молодой. – Кара протянула руки, и Снорри над костром передал ей копьё.

– А копьё справится лучше топора? – спросил он.

– Мифы отбрасывают тени. – Кара вытянула копьё перед собой, и его тень заплясала на её лице. – Все сокровища из саг отбрасывают множество теней, и даже их тени могут быть смертоносным оружием. А чтобы отбросить самую тёмную, самую отчётливую тень, нужен самый яркий свет. Тень и свет, связанные друг с другом, могут быть могучей силой. – Она бросила краткий взгляд на меня и Снорри. – А такое копьё… достаточно сильный свет может создать тень и от Гунгнира. И такая вещь может остановить даже Келема!

– Отлично, давайте вернёмся к Скилфе и спросим, может ли…

– Я и сама могу. – Перебила меня Кара. – Если сделаю это сейчас, пока прикосновение Колеса меня не покинуло, и моя магия не померкла до прежнего уровня.

– А проживёт ли копьё-тень дольше, чем то, что сделал с нами Ошим? – спросил Снорри.

Вёльва кивнула.

– Его будет удерживать не только моё заклинание.

– Боги эту штуку не посылали, – фыркнул я, оборвав себя на полуслове. Не было смысла говорить им, что их боги это вообще языческая чушь.

Кара меня проигнорировала и встала, по-прежнему держа копьё.

– Лучше сделать всё быстро. Возьмитесь за концы. – Она кивнула мне и Снорри.

Мы так и сделали. Я убедился, что берусь за тупой конец. Здесь, когда свет от костра мерцал на серебристых рунах, покрывавших тёмное дерево, это оружие выглядело таким же страшным, как и в руках военачальника.

Кара сделала шаг назад и достала кусок орихалка. Тот в её руке засветился, разгоняя тени.

– Держите копьё ровно, так, чтобы тень падала между вами. – Она подняла орихалк. – Опустите к земле. Отвернитесь и не двигайтесь.

И без предупреждения металл в её руке вспыхнул, ослепляя всех вокруг, словно раскалился добела. Последнее, что я видел, была тень копья на полу между нами – чёрная линия посреди яркости. Я схватился за копьё изо всех своих сил и обнаружил, что оно крошится меж пальцев, словно свет выжег его жизненную силу, оставив только пепел.

– Боже, женщина! – Я прижал ладони к глазам. – Я ничего не вижу.

– Цыц. Погоди. Скоро зрение вернётся.

Зрение возвращалось медленно. Сначала перед глазами только плавали светлые и тёмные пятна, а потом добавился цвет. Потом я увидел огонь и сияние в руке Кары. Пятна обрели черты, и я увидел, что от орихалка размером с кулак теперь остался лишь маленький кусочек – сияющая бусина не больше зрачка, словно всё остальное сгорело.

– Что ж, вот это копьё, достойное бога! – Снорри выпрямился, подняв с того места, куда падала тень, новое копьё – кажется, длиннее прежнего, на вид такое же, только в него добавилось что-то яростное: руны на нём теперь словно кричали своё послание, дерево под ними стало чернее греха, и серебристая сталь теперь сияла собственным светом.

Некоторое время мы сидели, глядя, как Снорри держит копьё. Оно стало темнее. А я заснул.

Неделя до приезда людей герцога, о которой говорил Горгот, обернулась четырьмя днями. Оказалось, что четыре дня – это на три дня больше, чем нужно, и первый из них я провёл во сне.

Постели мы сделали из папоротника, вереска и редких побегов утёсника, вырванных прямо с корнями, на которых до сих пор виднелась свежая земля. На ужин предсказуемо была коза – её принесли сырой, и она смотрела на нас со слегка удивлённым выражением, когда тролль оторвал ей голову. На завтрак тоже была коза. И на обед.

На второй день я проснулся до зари и лежал, не шевелясь, пока внутрь не начал проникать свет. Время шло, и я увидел (или подумал, что увидел) посреди серости более глубокую тень, скользящую к глыбе, которую я принял за Снорри. Как будто мрак сгущался вокруг… чего-то, скрывая это, но его самого хватало, чтобы привлечь мой взгляд. Возможно, если б я не был присягнувшим тьме, то ничего бы и не увидел. Что-то, или ничто, собралось, подобравшись ближе к Снорри, и поднялось над ним. А я по-прежнему лежал, парализованный – не от страха, а просто замерев, как иногда бывает с человеком, увидевшим галлюцинацию.

Начался рассвет, хотя лучи солнца не попадали в нашу пещеру – просто стало светлее.

– Стук. – Снорри сел, бормоча. – Я слышал стук.

И тут же вся странность исчезла, и я уже не видел ничего зловещего – только Снорри, который тёр лицо ото сна, и Кара, склонившаяся над ним.

– Я ничего не слышала. – Она пожала плечами, а на лбу у неё, возможно, промелькнула тень недовольства. – Надо проверить раны. Сделаю сегодня припарку.

Утром того второго дня Кара прошла по покрытому пеплом уступу горы до уровня, где осмеливались расти растения, и несколько часов спустя вернулась с холщовой сумкой, набитой всякими травами, корой, цветами и чем-то, что выглядело подозрительно похоже на грязь. Со всем этим она принялась обрабатывать раны, оставшиеся у наших викингов – порез над бедром Снорри выглядел самым серьёзным. Я же мог обратиться лишь с ободранными коленками, как малый ребёнок. Наверное, эту рану я получил, упав на колени, чтобы умолять о пощаде или помолиться безучастному Богу, но, если честно, я этого не помнил. В любом случае, я не дождался никакого сочувствия от Кары, которая вместо этого возилась с мускулистым боком Снорри.

На вторую ночь Аслауг тоже не вернулась. В первую ночь я заснул до заката и спал, как убитый, так что потребовался бы сильный некромант, чтобы меня поднять. Но на второй закат, когда Аслауг не появилась, я задумался, не сердится ли всё ещё дочь Локи на меня за то, что я бросился в арку аномагов. С её стороны возражать казалось неразумным, поскольку, кажется, все альтернативные варианты окончились бы ужасной смертью – однако она тогда была настроена против. Но сердится или не сердится, мне казалось это странным. Она была так рада встрече в тот первый день на берегу, после стольких дней разлуки из-за магии, установленной вокруг лодки Кары. "Женщины", – решил я, и сказал себе, что в конце концов она вернётся. Они всегда возвращаются.

Во мраке и скуке нашей пещеры я снова проигрывал в голове воспоминания бабушки о замке Амерот. По правде говоря, как только мой разум вернулся к событиям последнего дня осады, я уже не мог выбросить из головы резню, развернувшуюся перед моими глазами. И снова я изумился тому, как мне удавалось так долго не знать этой истории. Но всё же, в прошлом меня не раз обвиняли в том, что я слегка эгоистичен, и единственный интерес во всей славной истории моей семьи у меня вызывало лишь то, где они закопали своё добро. Если подумать, я слышал песенку о Красной Королеве Амерота, но никогда не обращал внимания на слова.

Я размышлял о бабушке с её далеко идущими планами; о её странной наводящей ужас сестре, которая связала заклинанием меня и Снорри; и о Скилфе, холодной как лёд и такой старой, что люди столько не живут.