Небо в огне (СИ)

Он быстро осмотрел себя – не пристало идти в чужой город, когда на ушах висит медуза, и ноги по колено в иле! Ила и медуз не было, но вот одежда… Алсек потянул серо-зелёный рукав, и ткань поддалась, истончаясь под пальцами, как медузий купол. Подол накидки едва доходил до бёдер и там срастался со… штанами – такими, какие не у каждого пришельца-северянина увидишь. Алсек посмотрел на ступни и тихонько свистнул – теперь он понял, что мешало ступне опираться на камни. Ноги были втиснуты в северные сапоги – узконосые, с высокими голенищами, и из правого сапога торчала непонятная, но сильно мешающая трубка с непонятными выростами.

«Сталь?!» - изыскатель достал трубку, поднёс её к глазам, изумлённо мигая. Рукоять удобно ложилась в ладонь, выступы – под пальцы. Она и впрямь была стальной, не считая нескольких нашлёпок из цветного стекла… или нет – тяжёлого рилкара, прозрачного, как стекло, и прочного, как гранит. От неё пахло окалиной, плавящимся камнем и ещё чем-то, незнакомым, но пугающим.

Тихий щелчок прервал мысли Алсека – и тут же его плечо пронзила острая боль. Он выронил трубку, схватился за руку – там, чуть выше локтя, торчало оперение короткой стрелы. Вторая вспышка боли заставила изыскателя осесть на камни, хватая ртом воздух. Наверху, на ограде, уже не было детёныша, но что-то шевелилось за каменными столбами, и из щелей поблескивали наконечники стрел.

- Хаэ-эй… - из последних сил крикнул Алсек, растерянно глядя на город. «Что… почему они… А-ай!»

Он вскочил, судорожно прижимая пальцы к «пробитому» горлу и не понимая, почему нет крови. Боль отступала быстрее, чем возвращалось сознание.

- Хаэй! Что кричишь? – разбуженный Алсеком житель, лежавший бок о бок с ним, недовольно щурился с циновки. Хвала богам, он перебудил не всех – одни ещё ворочались, пытаясь заснуть, или вполголоса обсуждали между собой завтрашний день, сон других был крепче гранитных скал. В глаза изыскателю светила пятёрка маленьких лун – эта ночь выдалась светлой.

«А пора бы смыкаться тучам,» - рассеянно подумал жрец. «До дней Кутиски всего ничего. Если дождь не соберётся – будет плохо…»

Пещерный посёлок иприлоров всё ещё стоял перед глазами – Алсек мог бы сейчас нарисовать его карту. Он вытянул из-за пояса исчирканный обрывок велата, подобрал уголёк и перелез через спящих жителей, выбирая место посветлее.

«Те норы у берега… Это они были, клянусь богами,» - он нахмурился, водя углём по листку. «Хиф не говорил никогда, что это город. Там нет ничего – ни обломков, ни черепков, ни костей…»

Он провёл черту от края до края листка. Странная стальная трубка получалась похоже. Алсек прикрыл глаза, вспоминая её холод и тяжесть. «Что за штука? Что-то древнее – тогда железа было больше… Может, из-за неё иприлоры так встревожились?» - Алсек ощупал ноющее плечо и покачал головой. «Да, скорее всего. У их города столько стен… Им, небось, неспокойно живётся. Не надо было подходить так близко…»

Он начертил очередной вырост на стальной трубке и задумался. «Чудной был сон,» - спрятав клочок велата, Алсек осторожно вернулся на место и отодвинул со своего края циновки уснувшего жителя. «Непременно спрошу у Хифинхелфа – и про город, и про железку. Интересно, часто тут такое снится?»

Ни один сон больше не потревожил Алсека до последних дней Аймурайчи, когда он, скинув надоевшие обмотки, проводил тяжело нагруженных анкехьо до городских ворот – и дальше, до огромных складов Медной Четверти.

Город был открыт нараспашку, немногочисленные стражники, отворив во всю ширь все ворота и дверцы в башнях, отступили с дороги. Жители возвращались в Эхекатлан, и с ними были все городские анкехьо и вьючные куманы, много тысяч наполненных корзин и мешков, даже летучим стражам-мегинам вручили по коробу листьев. В застенье остались те, кого не затронули ритуалы Аймурайчи – несколько десятков пастухов на дюнных хальпах и дневные стражи неба – тонакоатли. Два Акена толпа протопталась в воротах, быстро миновала Храм Солнца и снова завязла в переулках Медной Четверти. Там она, как река, распалась на рукава, и Алсек едва не прозевал момент, когда надо было юркнуть к воротам склада и протащить за собой усталого анкехьо. Ящеры уже не ревели и не махали хвостами – им хотелось только упасть на брюхо и опустить морды в воду.

Говорили, что склады Медной Четверти были когда-то домом властителя – первой и самой надёжной крепостью Эхекатлана. Это потом округлые угловые башни превратили в зернохранилища, а к стенам, соединявшим их, пристроили ещё по одной и накрыли крышей. Обычно складские дворы были закрыты и запечатаны чарами, сейчас все двери распахнулись, перекладины убрали, и стражники стояли на дороге, жестами и пинками разгоняя анкехьо и их погонщиков по разным складам. С востока доносились деловитые возгласы, прерываемые гулким рыком ящеров – сборщики урожая пришли и с востока, и тому, что они привезли, тоже нужно было место.

Длинный хвост, протянувшийся к зернохранилищу, преградил дорогу ящерам с пряностями, и жители сгрудились вокруг, отвязывая и стаскивая корзины. Алсек со вздохом взвалил на спину куль листьев Тулаци и побрёл к приземистому каменному строению. «Этой ночью доберусь до дома,» - думал он. «Если будет на то воля богов…»

Два дня (и много разнообразных дел) спустя Алсек снова сидел во дворе Пряного Склада и чистил ягоды Сафлы от семян. Солнце близилось к зениту, работа – к завершению, и жрец мечтал избавиться от повязок, пропитанных потом и жгучим соком. Большую их часть он уже снял, остались только обмотки на руках – от запястья до плеча – и толстые перчатки. Кроме него, рядом с полупустой корзиной ягод пристроились ещё двое, остальные жители – те, кто не вернулся в поля готовить их к новому севу – работали на Дровяном Складе, ворошили зерно в башнях-сушильнях. За углом одного из зданий Алсек разглядел край накидки старшего жреца – он отошёл на несколько шагов, чтобы произнести благословения, и вернулся к работе. Младший почтительно склонил голову, но окликать его не стал.

- Хаэй! Что у вас? – из Пряного Склада, обойдя нагромождение пустых корзин и кулей, вышел Эрсег. От него пахло крепкой смесью пряностей – он таскал вороха листьев и короба ягод с самого рассвета, и тогда же снял доспехи, а сейчас остался в одной набедренной повязке, и всё равно его красная шкура блестела от пота. Внутри под присмотром Красной Саламандры разгорались сушильные печи, там было жарко, и жгучий сок превращался в пар и облаком висел под каменным сводом. Людей перестали пускать туда ещё утром, а теперь, когда работа шла к концу, из всех хесков остался только Эрсег. Ещё двое – уже в доспехах – стояли у ворот и сочувственно косились на него.

- Погоди, - покачал головой Алсек. – Будет ещё один короб – и куль семян.

- А, - Эрсег обошёл гору очистков, стряхнул их с краёв циновки на середину и запустил лапу в короб с очищенными и разрезанными плодами. Алсек уткнулся взглядом в пол – когда при нём жевали ягоды Сафлы, ему мерещилось, что он хлебнул кипящего масла. Из всех жителей Эхекатлана одни лишь Гларрхна могли такое есть…

- Хорошо, - ухмыльнулся, дожевав, Эрсег. – Своим отошлю, будут рады.

Алсек мигнул.

- Своим? А… Ох!

- В Ал-Асегу, - буркнул хеск, недовольно покосившись на жреца, и отошёл к груде циновок.

«Боги! Надо же было так ляпнуть,» - досадливо покачал головой Алсек. «Знал же, откуда все они пришли… Может, у Эрсега и жёны есть…»

Хеск вернулся, собрал очистки в куль, бросил чистую циновку на место унесённой и уволок её к мусорным коробам. Они заняли уже немалую часть двора, и время от времени кто-нибудь заглядывал в них и перетаскивал один-другой на Дровяной Склад. Иногда через несколько мгновений короб возвращали на место, и в небеса летели проклятия – не всё, что не годилось в дело, подходило для сожжения.

- Эрсег! – окликнул хеска изыскатель, когда тот вернулся к дверям сушильни.

- Чего там? – тот неохотно подошёл, снова сунул лапу в корзину – в этот раз за целой ягодой.

- У тебя много родни там осталось? – вполголоса спросил Алсек. – Ты ведь можешь навещать их? Вы обычно не говорите о родичах…