Песнь первая. Дитя Грозы

— Нечего валяться! Хочешь, чтобы тебя твой маркиз неумытой и непричесанной застал?

Это волшебные слова заставили Шу вмиг подскочить и продрать глазенки.

— Дайм записку прислал?

— Ага, проснулась! Беги, умывайся, завтрак давно остыл.

— К ширхабу завтрак! Скоро обед уже… а мне одеть опять нечего… — Шу критически оглядывала неизменные штаны. Почему-то ей нестерпимо захотелось сменить образ. Принцесса она, или деревенский сорванец? Хоть бы Клайле сегодня новое платье принесла, что ли.

— А не сходить ли нам в город ненадолго? — Баль, как всегда, читала её мысли. А, может, и ей тоже хотелось новое платье. Это в Сойке не имело значения, что надевать — всё равно лес кругом, да пара деревень. Перед солдатами, что ли, наряжаться? А во дворце самая распоследняя служанка щеголяет в платье, какого у Баль отродясь не водилось. — Заглянем к Клайле, и ещё в какие лавки…

Недолго думая, Шу быстренько умылась, закрутила волосы в удобный узел, ухватила со стола яблоко и влезла в надоевший охотничий костюм. Они с Баль, даже не сказав ни слова Эрке, помчались по неотложным и жизненно важным делам. Покупать платья, шляпки, туфли, сорочки, перчатки, сумочки, веера, бусы, пряжки, заколки, помаду, кремы, зеркальца, кошелечки, и тысячу не менее необходимых вещей.

Маркиз Дукрист нашел их, одетых в новые платья, с новыми прическами, раскрасневшихся и довольных, перебирающих разноцветные зонтики и шарфики в очередной лавке. Рядом скучал мальчишка-посыльный, нагруженный всевозможными свертками, коробками и кульками до такой степени, что, казалось, ещё хоть один малюсенький пакетик, и вся огромная пирамида покупок рухнет на землю. Это зрелище вызвало у него приступ искреннего веселья. Так уморительно выглядела Шу, дорвавшаяся до простых женских радостей. Никто бы не заподозрил сейчас в ней ни грозу орков, ни озабоченную государственными проблемами интриганку, ни колдунью, собирающуюся этим же вечером утереть нос могущественному Тёмному. Его взору предстали две обыкновенные молоденькие девушки, наслаждающиеся жизнью.

Понаблюдав немножко за умилительной картинкой, Дайм осторожно привлек внимание Шу легким магическим прикосновением. Она обернулась, и, увидев его, просияла такой искренней и яркой радостью, что маркиз почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. С непосредственностью невинности Шу бросилась ему на шею и поцеловала, к неподдельному восторгу прогуливающейся публики. Баль, как существо тактичное, тут же изобрела для себя неотложные дела в совсем другом месте, и оставила их одних.

До прихода гномов оставалось не так много времени. Они только и успели, что посидеть часок в уютном маленьком ресторанчике, и не спеша пройтись до дворца, по дороге уточнив расстановку сил в предстоящем деле. К воротам Королевского парка Шу подходила собранная и сосредоточенная. К её удаче, Рональд оказался у себя в башне. Ни Шу, ни Дайм не рискнули открыто заглядывать к нему и пытаться разузнать, чем занят Придворный Маг. Ни у неё, ни у него не было достаточных сил и опыта, чтобы остаться при этом незамеченными, и они удовольствовались просто наличием характерного отблеска его ауры над Рассветной Башней.

Шу заглянула в свою комнату за Балустой и Эрке, прихватила шкатулку, мешок с курицей (Эрке, умница, догадался её усыпить) и том с нужными заклинаниями, и они отправились в башню. Как раз вовремя — мастера уже заносили наверх мраморный круг. Под присмотром принцессы гномы установили его посреди пустой комнаты и удалились. Шу осталась одна. Она стояла в месте сосредоточия, вокруг в сумасшедшем танце вились и бушевали потоки такой родной, и такой чужой магии, а она чувствовала себя маленькой и глупой девочкой. Принцесса не могла понять, как же она решилась сунуться сюда? Чем она думала? Ей хотелось бежать без оглядки. Всё, что угодно — хоть пойти к Рональду в ученицы, только не окунаться в беснующийся, затягивающий и лишающий разума хаос.

— Всё. Поздно трястись. Ширхаб, да соберись же, неженка обморочная! — одернула принцесса сама себя, и слегка дрожащими руками открыла шкатулку, достала артефакт и поставила в центр круга. Для этого ей пришлось самой войти в него, уж слишком он был большой — около двух с половиной сажен в поперечнике. И, едва ступив на белый камень, Шу успокоилась. Назад дороги нет, так какой смысл бояться? Или она совладает с этим местом, или… никаких или!

Теперь, из круга, беснующиеся потоки не казались чуждыми и хаотичными, в их завихрениях появился смысл и определенная гармония. Просто для уравновешенности им не хватало стержня. И сейчас разноцветные, переливающиеся, прохладные клубы тумана устремлялись к артефакту, как к центру притяжения, как к точке опоры. Постепенно они упорядочивались, всё больше напоминая строением циклон. Витки спирали одним концом касались шкатулки, пока не проникая в неё и не взаимодействуя с насыщающей её магией, а изучая и приспосабливаясь, подобно усикам винограда. Шу чувствовала всё большее родство с потоками энергии, но пока не позволяла им себя коснуться, огородившись зеркальным коконом. Приближался момент, когда любопытные усики начнут проникать внутрь артефакта, и именно к этому мигу у неё наготове было первое заклинание, и, на всякий случай, нож и курица, чтобы совладать с проснувшейся магией артефакта.

Потихоньку Шу ослабляла защиту, позволяя потокам проникать сквозь себя, но, не взаимодействуя с ними. Словно рысь в засаде, она сливалась с окружающим миром, словно вода, принимала нужную форму, словно воздух, сама проникала всюду, становясь частью этой энергии, этого места. Все мудрейшие наставления, почерпнутые из книг, теперь вызывали у неё лишь недоуменную улыбку. Зачем нападать и подчинять себе что-то силой, если это место само только и ждет, чтобы она приняла его, поговорила с ним и приласкала? Она не стала действовать, как предписывали высокоученые советчики. Убрала нож, сунула несчастную птицу обратно в мешок, и просто сама стала частью сине-сиреневых клочьев тумана, голубых струй ветра, молочных брызг. Вместе с ними коснулась маленькой злой шкатулки, впитывая и убивая её магию, разнимая её на мельчайшие части, и из этих частей своей волей вырисовывая в центре круга руну сосредоточения. В белом мраморе, будто из-под поверхности сливок, всплывала и оформлялась, мерцая лиловой чернотой, сложная, красивая руна, в смысле которой с трудом разобрался бы лучший знаток рунной магии. И Шу, вплетясь и влившись в энергетические вихри, встала босыми ногами на эту руну, принимая в себя её силу, её определенность, сама становясь центром и сосредоточием мощи. Поймав ритм танца, растворившись в прекрасной мелодии вихря, Шу обнимала с радостной улыбкой магический ураган, готовый нести её, куда угодно. Она почти бессознательно шептала и пела нужные заклинания, рождающиеся вместе с дыханием, и дополняла их плавными и властными движениями, напоминающими танец струй фонтана.

Она чувствовала себя ветром, и дожем, и солнцем, и землей. Мир обрел завершенность и наполнился неведомым ей ранее смыслом, раскрыл ей тайны вселенской гармонии, позволил на миг заглянуть в прошлое и будущее, почувствовать себя его неотъемлемой частью. Никогда раньше Шу не предполагала, что возможно такое спокойствие, такая уверенность, такое ощущение любви и принятия ко всему сущему. Ей казалось, что она — дерево, каким-то чудом ушедшее от своих корней, и теперь вернувшееся, соединившееся с бесчисленными поколениями предков, и получившее, наконец, возможность пустить новые побеги. Впервые за всю жизнь Шу осознала не разумом, а сердцем, что у неё есть родители, и бабушки с дедушками, и пра, и пра-пра, и непрерывная цепочка пращуров, уходящая в неведомую глубь древности, к самым первым людям… и впервые Шу почувствовала, что все её предки никогда её не бросали, и готовы всегда поддержать её, поделиться своей мудростью, силой и любовью. И впервые принцесса увидела глаза своей матери, не отсутствующие и глядящие сквозь неё, а теплые, родные, полные любви. И ей казалось, что мать стоит здесь, за её спиной, ободряюще положив руку ей на плечо, и за ней множество женщин, череда поколений, весь её род, и смотрят на неё, Шу, и готовы помочь и поддержать. Впервые принцесса ощутила себя не листиком, несомым волею ветреной судьбы, а частью самой судьбы. В руках её оказалась не ведомая, непредставимая мощь, но, при этом, и непредставимая раньше ответственность. И именно сейчас, принимая этот груз, Шу требовалось выбрать, раз и навсегда, пойти ли Тёмным путём, или же продираться сквозь тернии к Свету. Поставить ли себя центром собственной вселенной, отринув саму возможность любить кого-то, кроме себя, или же стать многократно уязвимее, но и сильнее, вечно сомневаться в правильности своих поступков, но и оставить себе возможность изменяться. Словно Хисс и Райна смотрели в этот миг на неё, и требовали ответа. Выбора. И не было возможности уклониться, и такой легкой казалась Тёмная стезя, и так завлекательно подмигивал Хисс, обещая могущество, власть и мудрость, уверенность и неуязвимость. А Райна не подмигивала, и не обещала легкости и славы, лишь трудности, и метания, и вечное волнение за тех, кто дорог, но в грустной улыбке её было столько тепла…