Мне отмщение

   - Дама поедет тоже? - кивнул Тарег на поигрывавшую рукоятью кинжала женщину, в которой дрыгал крохотными ручками зародыш.

   - Дама поедет тоже. Она хотела бы принести жертву на том месте, где умер ее племянник. Дама также надеется, что это будет не коза. Ты спросил все, что хотел?

   - Вы навряд ли увидите там гвардейцев, Амаргин. Похоже, а Хайбаре сидят контрабандисты. И айяры.

   Лаонец улыбнулся:

   - Не все ли равно, в какую сбрую одета человеческая свинья? Разве не так? А, Стрелок?

   Тарег снова промакнул рукавом натекающую в угол рта кровь. И опустил глаза.

   Амаргин смерил его взглядом, хмыкнул и пошел к своей звенящей кобыле. За ним, обескураженно оглядываясь - человек, конечно, не понял ни слова из их беседы - засеменил аз-Захири, трогательно прижимая к груди испещренные буквами бумажки.

   Бедуины рассчитывали остановиться на ночлег в вилаяте у края оазиса.

   Подъехав, они обнаружили, что вилаят вымер.

   Высохшую пальмовую рощу подтапливало дюнами. Темнело, и верблюды чуть не переломали ноги, когда песчаный склон стал разъезжаться. Оползень открыл мертвые, заплетшиеся ветвями верхушки пальм. Потом показались выпроставшиеся под ветром остовы деревьев: серые, лохматые от мочала стволы щетинились срезами опавших листьев. Часть пальм словно перегрызли - они казались причудливо вывернутыми конечностями упавшего с высоты человека. Изломанные стволы торчали под разными углами: у одного дерева отломилась верхушка, другое обрушилось почти целиком, сломавшись у самого корня.

   Вокруг арыков еще зеленело, но банановые посадки в тени финиковых крон погибли. В колодцах глубоко плескалась вода. Дома стояли странные - не разоренные, но и не брошенные. Словно утварь разложили в лари - и ушли. Все. Подальше от жилищ - и колодцев, становившихся все страшнее и страшнее, по мере того, как все затягивалось темнотой.

   - День наш, ночь - их, - бормотали бедуины.

   Кочевники боялись, что в колодцах посреди вымершего - или выбитого? однако ни следов крови, ни трупов они не нашли - вилаята поселились джинны. Поэтому черпать воду отправили самых старых, "лядащих", как выражались кальб, рабов. Аз-Захири, вместе со всеми таскал ведро за ведром, выливая в поилки. Бедуины покрикивали, тыкали в сгорбленные рваные спины палками. Свободные ашшариты воду не носили. Носить воду - удел рабов и женщин. Но женщин они в набег на Хайбар не взяли - а зря. Жаркое, влажное между ног тело заставляет забывать о страхе.

   Тарег двинулся на помощь старику, но Амаргин положил цепкую, как птичья лапа, ладонь ему на плечо:

   - Оставь, братишка. Ты опозоришь нас, прикоснувшись к ведру. Это их обычаи, пусть сами разбираются. Посмотри-ка лучше вон на ту дверь.

   Ближайший домик - побелка облупилась, глина растрескалась, обнажая волокнистую плетенку стены - скрипел рассохшимися воротами.

   В сгущающемся мраке охранительный знак виделся очень отчетливо: ладонь Фатимы, йад аль-Фатима, тревожно белела. Дверь болталась на расшатанных петлях, и оберег казался оттиском пятерни, в отчаянии оставленным последним обитателем дома, - словно человек звал на помощь, цеплялся за косяки, за порог, за щеколду и скобу ручки, а его неумолимо волокли наружу.

   - Что там написано? - резко спросил Амаргин и ткнул острым пальцем в темень.

   - Где?.. - рассеянно отозвался Тарег.

   Дверь скрипела, в изгородях тонко свистел ветер. Нервно поревывали верблюды - словно не хотели пить воду из мелеющих, черных колодцев.

   - Над входом.

   И впрямь, над болтающейся створой прибита была доска - с надписью. Строчка кривых букв неровно загибалась книзу.

   - Это Фатиха, - прищурившись, ответил Тарег. - Открывающая сура книги Али. Ашшариты используют ее как амулет. Верят, что она помогает во всяком деле.

   Амаргин презрительно хмыкнул.

   - Здесь пусто, - резко сказал из-за плеча Сенах.

   - Это-то и странно... - пробормотал Амаргин. И злобно добавил:

   - Обычно они забывают детей и стариков, когда сбегают от опасности...

   И вдруг, тоже прищурившись - стало совсем темно для обычного зрения - зашипел в сторону соседнего дома. Тоже пустого, как разгрызенная скорлупа.

   Над плотно прикрытыми воротами белесым, болотным светом исходила она. Сигила. Сигила Дауда. Крупная, с осенний гранат. Протянутый линиями силы глаз больно плелся серебрящимися нитями, заставляя течь слезы из-под век.

   - У сс-су-уука... - согласно зашипели вокруг.

   За спиной запрыгал ледяными бусинами смех Аирмед. Заклинательница веселилась:

   - Чего вы испугались? Это же просто рисунок!..

   И, решительно покачивая раздавшимися бедрами, пошла к воротам.

   - Стой! - крикнули все, включая Амину.

   - Глупости! - рявкнула заклинательница.

   Толкнула дверь. Уперлась лбом в невидимую стену над порогом. Боднула ее. И прошла внутрь.

   - Как?.. - ахнул Тарег.

   - Ха!.. - злорадно крикнул Сенах. - Что, туго было с праведностью в этой дырище?!.. Некому дверку запечатать, чтобы такие, как мы, не лазили?!

   И с мстительной - а как же, испугала! - злостью поддав по распахнутой двери, тоже прошел под сигилой.

   И позвал изнутри, из двора:

   - Идите-идите, это как через аураннскую стенку из бумаги проходить! Ха!

   Через аураннские стенки Тарегу проходить не доводилось. Зато в дверном проеме под сигилой оказалось натянуто нечто, похожее на огромный мыльный пузырь. И с таким же невесомым влажным хлопком эта пленка лопнула под его ладонью.

   - Пшик! - не сдержал злорадства и он.

   Конечно. Нарисованная рукой обычного человека сигила Дауда способна отпугнуть лишь скорпиона - в лучшем случае. Бедуины сами говорили, что серебряная ладонь Фатимы защищает шатер от гюрзы лучше, чем бесполезная дощечка с замороченным кругляшиком.

   Чтобы печать закрывала вход нечисти, ее должен рисовать праведник.

   - Хи-хихи! Ха-ха-ха! Может, нам попросить нашего старикашечку изобразить эту печать? - не унимались лаонцы. - Что скажешь, Стрелок? Защитит она от джиннов? Или хотя бы от человеческой вони? Хи-хи-хи!

   - Если печать нарисует аз-Захири, вход под нее станет для тебя платным, Амаргин... - пробормотал Тарег.

   - Да ну?! Ха-ха-ха!!..

   Дом оказался таким же пустым - в нем даже ящерицы не жили. Обитатели этой халупы не умерли внутри стен. Их не увели силой. Они просто исчезли. Так же как ящерицы, змеи, пауки, скорпионы, фаланги, шакалы, лисы и прочая живность, обычно отравляющая жизнь обитателям оазисов.

   Ночь прошла спокойно.

   Теперь они подъезжали к Хайбару.

   В расходящемся перистом мареве плоская башня крепости казалась вылепленной из глины. В сизом, голубином свете пасмурного утра темнелись неровные края ее грубого прямоугольника - нашлепнутого на другой прямоугольник, побольше. Скалистый холм под расползающимся сооружением топорщился каменными гребнями. Даже издалека было видно, что часть деревянных ставен в верхнем этаже открыта и закреплена деревянными колышками. Значит, крепость обитаема.

   Амаргин со своими шел первым - бедуины, понятное дело, трусили. Даже числом в три сотни они трусили - и отставали, еле подгоняя верблюдов.

   Глядя вниз с лошадиной спины, Тарег любопытно шевелил ушами: кони лаонцев оставляли следы в рыжеватых песчаных лужицах, топтали острые, наметенные ветром гребешки пыли из Великой пустыни. Дорога в Хайбар с севера была неторной. До Амаргина со спутниками по ней никто не проезжал. Добрались ли до крепости те айяры, что Тарег спугнул в лагере мутайр пять ночей назад?

   - Все сухое, - пробормотал Сенах, везший его на крупе своей кобылы.

   Поля по обе стороны затопленной песком дороги топорщились острой стерней. Точнее, в то, что эта жухлая, желтая пустыня с поникшими колосками - пшеничное поле, не верилось. Хлеб умер на корню. Весь, сколько хватало глаза.