Свартхевди - северянин (СИ)

Когда что-то выстрелило из-под земли и вцепилось ему в сапог, он повел себя, как настоящий воин и достойный сын своего славного отца: не закричал, даже с лица не сбледнул. Яростно рванул ногу, и, оставив сапог в пасти подземного жителя, размахивая руками, рухнул лицом в куст прекрасных цветов, чьи стебли были усеяны нежными, нераскрывшимися еще бутонами. Те не замедлили выдохнуть ему в лицо целый клуб едкой пыльцы, но Уильям даже не подумал отступиться, когда весь в слезах и соплях добрался до боярышника, и вступил с ним в бой, и тот показал ему, почем в Нурдланде селедка.

Драную и исколотую «его милость» я долго умывал из бочки, и он признал, что насмехался зря.

Как выяснилось в ходе последующего лечения и общения, прибыл он в гости к отцу, утомившись учебой в «Университете всех наук», что сиял светочем знаний в столице королевства. С отцом он крепко поссорился в первый же день, в связи с чем и послан им был сюда, дабы успокоить нервишки, охотясь и отдыхая в тиши каменных стен замка.

Чем его милость и занялся.

Привез с собой книги (все про любовь), читал их. Пил вино. Вот, поохотиться решил. А все, чтобы тоску унять, по милой сердцу девице, на почве высоких чувств к которой он и поссорился с бароном. Уильям мне даже изображение ее показывал: картина, примерно ярд на ярд, на ней девчонка — ничего особенного…

Но сох парень по ней ужасно, находя утешение лишь в романах о счастливой любви, и меня заодно одолевая своими печалями — иного собеседника, такого же умного и понимающего, ему найти не удалось. Да и сдружились мы как-то.

— Свааартиии!!! — простонал он мне с самым несчастным видом, подходя поближе — Отец письмо прислал. Хочет, чтобы я женился. Невеста со свитой скоро приедет в Швинау.

— Поздравляю, твоя милость, — справедливо порадовался я за него.

— Не хочу я! Отец сосватал Эллис Дорнхольм, не знаю, что теперь и делать…

— Не знаешь, что делать? Так тебе совет нужен? Слушай, Уильям, и проницай мудрость древних — ответил ему я:

Красно говори

и подарки готовь,

чтобы жен соблазнять;

дев красоту

неустанно хваля,

будь уверен в успехе. *

— Но я НЕ ХОЧУ быть уверенным в успехе!!! Моя Беата — самая прекрасная женщина на свете, и я хочу быть только с ней! Она изящна, стройна, ее волосы — золотой водопад, ее голос слаще пения птиц, ее глаза — синие озера, — парень мечтательно возвел очи горе — Ее мать была эльфийкой, и вся красота дивного народа передалась моей избраннице. Но ты же видел ее портрет в моих покоях, скажи, разве она не прекрасна?

Ах, это он про ту деваху… Ну, что сказать: тощая, остролицая, ушастая. Груди нет! Глаза не смотрел, волосы, вроде бы, есть.

— Плоскодо… Гхм! — я осекся (негоже обижать приятеля) — И, правда, стройная.

— Вот видишь? А отец настаивает, что я должен жениться на другой! Но я хочу только Беату!

— Ну, так бери обеих! — я никак не могу понять, в чем же затык.

— У нас так не принято. Да и не нравится мне эта Эллис.

— Что, шибко страшна? Или, — тут мне вспомнился собственный печальный опыт — Гулящая, может быть? Тогда, понимаю! Негоже подстилку в жены брать, да и намотаешь на копье себе чего-нибудь, что не всякий травник вылечит. Но за этим ты ко мне обращайся, помогу по-дружески. Если не отсохнет, то точно здоров станешь…

— Нет, не гулящая, ну, я не слышал про нее такого. Но она выше меня на голову! Что ты скажешь, пристойно ли мне жениться на такой орясине?

Я смерил его взглядом — и правда, высоковатая девица получается. Но не в росте дело, а в удали молодецкой и змие крепком… То есть, в сердце храбром!

— Так что скажешь? — одолевал меня сын барона.

А что тут сказать?

— Люблю длинных девок…

— Бюст слишком большой!

— Люблю фигуристых девок…

— Стерва она, злее не видал! — горячился Уильям.

— Люблю горячих девок…

— Дочь графа Дорнхольма.

— Люблю дочерей гра…

М-да. Не люблю дочерей графа.

Граф — это местный ярл, причем не из мелких. А дочь ярла, это не только две ноги, две груди, один целовальник и много-много приданого, а еще и статус. Товар, если в корень зрить. Ценный, дорогой, им можно купить мир, прекратив вражду, получить союзника, привязать вассала, укрепить дружбу. А за испорченный товар принято виру брать, и, сдается мне, вирой будет голова того, кто осмелился. Это только в сказках так бывает, что молодец добрый, из простых, знатной деве вдул — и тут же пирком да за свадебку. Тут его и знатный отец невесты сыном назовет, и с приданым не обидит. В жизни, полагаю, доброму молодцу быстренько вторую улыбку на горле нарисуют, да прикопают на заднем дворе (а могут и кровавого орла вырезать, если помолвка сорвалась), а знатная дева пойдет за того, за кого отец велит.

— Вот видишь! Но ты, наверное, просто зол на эльфов, а в Беате сильна их кровь.

— Зачем зол? — отвечаю ему — Если тебя свинья укусила, так теперь и бекона не есть? С тех двух, если встречу — сниму немалую виру, а на всех подряд зло таить глупо.

Да и вообще, разговор ни о чем, ведь о вкусах спорить можно бесконечно. Кому-то нравится сушеная рыба, а кому и сочная вырезка.

— Приданое-то большое за этой… Как ее? Эллис… Дают? — поинтересовался я, стягивая с себя пропотевшую рубаху и направляясь к бочке с водой — Золото? Земли? Трэлей? Если земли за ней дают, ты у тестя проси хирдманов старых, опытных, и чтоб не совсем немощных. И у отца проси — нельзя ярлу без дружины, а молодняка сам наберешь, его полно тут по деревням должно быть, раз уж войны или мора давно не было. Старики натаскают, их ведь пивом не пои, дай молодежь погонять, — последние слова я проворчал, вспоминая старого Олафа и его сапожищи, тяжесть которых не раз познавал своей задницей. — Так тебе дешевле будет первое время. И чтобы хольда опытного и верного тебе дали, который бы хозяйство знал и воровал не слишком много. Да про казну уточнить не забудь.

— Приданое? Да что-то дают, я не спрашивал, — рассеянно ответствовал мне этот юноша бледный со взором горящим — Сварти, а что у тебя со спиной?

Я все-таки склонил пышнотелую хохотушку Иви прогуляться на сеновал при замковой конюшне, так что на спине красовались длинные багровые боевые отметины. Хвастаться своими достижениями на ниве склонения замковой прислуги женского пола к сожительству я не стал, ибо товарищ мой мучился жаром любви, мечтая лишь об одной сушеной рыбине… Стройной красавице, то есть, конечно же!

Да и радостей блуда пока что познать, как-то, не удосужился.

Недостойно похваляться красотой одежд перед слепым — так батя учил, а он зря не скажет! Вот если спросит сынок баронский дружеского совета, как даме сердца своей под юбку попасть, и что там, собственно говоря, делать, так и искореню невежество, а пока — пусть его.

— Это я упал, Уильям… На грабли…

— А, ну да, ну да, грабли, — скептически хмыкнул Уилл — Ты береги себя, Сварти, а то слышал я в замке, как дружинники собирались одному садоводу черенок вырвать, за то, что по чужим грядкам ползает. А, кстати, — спохватился парень — Я ведь чего пришел-то: вести есть, для тебя скверные.

— Зарядил — так стреляй, — пробулькал я из бочки.

— Ульрик же вернулся вчера, знаешь?

— Теперь знаю.

— Вчерашним вечером Ансельм с ним и капитаном Андрэ вина напились, того, которое колдуны в лаборатории своей гонят, так Ульрик хвастался, что за ломаную медяшку кошель золота поднял. Тебя имел в виду.

— Ммм?

— Говорил, что только на ингредиентах, что ты вырастил за весну, не меньше трех марок золотых себе в карман положил, а всех затрат — семена да кормежка для раба.

— Я не раб. Я лойсинг, — тяжело вздохнулось мне — Должник, чтоб ты понял. Меня нельзя продать или убить, можно работу дать, пока не выплачу долг. Да и вылечил меня старик, я ему должен золота и в том Всесильным клялся. Три марки, говоришь? — мне стало немного удивительно: за сено, пускай и редкое, платят золотом…