Маленькая желтая лампа

Но не врачебными проблемами и загадками сейчас забивал себе голову доктор Мадянов. Задачка перед ним стояла куда как сложная. Только теперь, отдохнувший после короткого сна, прояснившийся разумом, согласно истине «утро вечера мудренее», Арсений смог оглянуться назад, на события прошедшей ночи, и осознать, что именно легло на его плечи, а ведь доктор подобной ноши никак для себя не желал. И не в Монтане Закериди заключалось настоящее беспокойство. Одно то, что фон Герке-Цугундер догадался о сущности второго пилота Антония, уже было худо. Слишком много сведущих: Командор Хансен, собственно доктор, теперь еще комиссар Совета, хоть и номинальный представитель, пустышка, попка, да кто его знает, как и чем все обернуться может. Беда лишь, что старый Юл не в курсе, ладно Антоний, существо безалаберное, но Командору экспедиции доложить необходимо.

Арсений вовсе не собирался доносить и ни в коем случае себя не рассматривал как наушника и соглядатая, напротив, с Хансеном необходимо ему было поговорить серьезно. И не столько оповестить об опасных инцидентах во вверенном ему экипаже, но и кое-какие свои вопросы задать. Арсению казалось, он имел на это ныне полное право.

В пустой столовой доктор перехватил наскоро неплотный завтрак: кофе и сухую фруктовую смесь, пересыпанную белковым порошком. Больше ничегошеньки съесть Арсению не захотелось. Для поддержания здорового тонуса организма полезной пищи получалось достаточно, а для гастрономических наслаждений время было неподходящее. Приходилось еще поспешать, Командор наверняка давным-давно проснулся, и хотя вахта в очереди стояла пана Пулавского, мало ли какие дела могли случиться на «Пересмешнике» у его владыки.

Командора, однако, доктору удалось застать в зале упражнений. Точнее выйдет сказать, удалось поймать, отловить, силком уговорить выслушать. Хансен попытался было отмахнуться, дескать, все равно в семнадцать ноль-ноль назначено им общее собрание пассажиров и экипажа в связи с выходом в зону свободного полета. Но доктор Мадянов настоял на своей просьбе, даже скорее требовании, и Хансен сдался, может, и он понял, не стал бы Арсений нахальным образом досаждать его особе, если бы не обстоятельства чрезвычайные. Командор велел ждать себя в личной штабной каюте, куда доктор и отправился не слишком скорым шагом, все равно Хансену еще предстояло подписать для пана интенданта недельный распорядок-меню на камбузе.

Разумеется, Командор задержался где-то по дороге, и доктор дожидался его более часа. За это время Арсений успел в деталях рассмотреть шикарный хронометр, даже не без труда сумел разобрать и перевести затертую надпись «1905 год. Да здравствует независимость!», сделанную на классической латыни, и рядом что-то вроде дарственной, гласящей «Родрику Хансену от Отто Свердрупа». Непонятно получалось, чья независимость и от кого, дата Арсению не говорила ни о чем абсолютно. Зато хронометр действительно был шикарен. Как и массивный якорь с декоративной цепью, навевавший воспоминания об уроках истории литературы и искусств, в частности, стихотворные обрывки о коте и золотой цепи на дубе том. Каком именно дубе, это Арсений за давностью гимназических лет позабыл наглухо.

С донесением о состоянии корабельных дел доктор намеревался уложиться по возможности в наиболее короткий временной промежуток. Мол, подслушал не нарочно. Чужая тайна, что чужая могила – неприкосновенна, однако вряд ли эту истину в равной мере осознает господин комиссар Герке-Цугундер, к сожалению, он тоже в курсе по воле обстоятельств, а долг Арсения лишь предупредить. И если у Командора не случится нервного припадка, что маловероятно, осторожно задать свой вопрос, а если и после этого кошачьи глазищи старого пирата от гнева не выкатятся еще дальше из орбит, может, доктор получит интересующий его ответ.

Хансен выслушал, не перебивая, да он и не имел такой привычки, когда речь шла о предметах насущной важности. Лицо его будто бы застыло, как от внезапно прихватившего азотного обморожения, ничего оно не выражало и не дрогнуло ни разу ни единой черточкой. Арсений даже засомневался, а слышит ли вообще Командор обращенные к нему слова? Все равно доктор продолжал говорить, нарочно чуточку быстрее, хотя внутри него зрело устойчивое ассоциативное представление, будто обращается он сию минуту к объекту неодушевленному. К тому же дубу, например.

– Собственно, это все, что я имел сказать, – доктор Мадянов подытожил свою речь, теперь казавшуюся ему лишней и нахально ненужной. – Не думаю, будто необходимо воспринимать ситуацию в драматическом ключе. Вы, господин Командор, и сами понимаете не хуже моего, что выеденного яйца все происшествие в целом не стоит. Это такое идиоматическое выражение, обозначающее плевую проблему, решение которой не заслуживает затраченного труда. Исключительно за Антонием я бы последил, дабы в неоправданном порыве гнева он не учинил расправы над комиссаром Цугундером. А тот болван из редких, и хуже всего, корыстный, ляпнет чего, сам пожалеет, но поздно будет.

Арсений закруглился с благими советами, в каюте нависла и придавила его, словно бы сверху, неловкая тишина. Командор молчал и все больше коченел лицом, может, о докторе уже и позабыл. Прошла минута.

– Спасибо за предупреждение и внимание, – ответил наконец Хансен. После обратился взором к Арсению. Ничего страшного взгляд его, прозрачно-голубой и слегка отсутствующий, не выражал. Даже наоборот. Показалось доктору, что отразилась в нем печаль, и едва-едва слабым крылом прошелестела растерянная тень сомнения. Только непонятно, в чем.

Под этим впечатлением Мадянов и решился. Была не была, момент, пусть не совсем подходящий, а другого уж не случится, пользуйся тем, что есть.

– Господин Командор. Я должен еще спросить… Не то чтобы должен в действительности, отчасти из любопытства. Не совсем праздного, можете мне поверить. Полноценное психологическое благополучие на корабле моя ответственность и первая задача. А как мне осуществлять положительное влияние, если катастрофическая нехватка информации? Она и ложная отчасти.

– Не понимаю? Чего вы от меня хотите? – Хансен не выеживался перед доктором, единственно для «пользы бедных», он, кажется, действительно не понимал. И в самом деле, чего ж еще? Тайна Крипто обнаружена, добавить к ней нечего, кроме несущественных деталей, а пустые разговоры сейчас лишняя блажь.

– В первую очередь, каким образом второй пилот Галеон Антоний попал в экспедиционный штат? А во вторую, какое отношение имеет к вышеозначенному пилоту его укрыватель и покровитель Командор второго флагман-ранга Юл Хансен? Вы, естественно, можете проигнорировать и не отвечать.

– Отчего же, – начал было Хансен, но опять замолчал, словно его заклинило. Впрочем, ненадолго. Одеревенелость сошла с его подурневшего и постаревшего вдруг лица, доктор ясно теперь увидел – Командор и вправду далеко не молод, уставший, пожилой годами человек, несущий скучную ему службу, потому что ничего иного в его жизни и нет. Даже полет «Пересмешника», удивительный и рискованный для многих, для него обыденное дело, совсем не то, что ухарски громить нелегальные марсианские базы на лихом капере. Но где те годы? Их нет тоже. – Я вам все расскажу. Может, нескладно. Но как сумею. Может, мне это необходимо больше, чем вам услышать ответы.

И Хансен заговорил. Нет, не к месту вышло слово. Он хлынул потоком, распахнул настежь шлюзы, вывернул наизнанку нутро, вытек, выблевал, исторг из чрева, без оглядки и без стыда. Перед ним сидел доктор, настоящий лицензированный Э-модулярный психолог, так чего же таить и стесняться? Командор правильно рассудил, и Арсения это радовало. Если не сейчас, то и никогда. Его работа слушать и понимать, чем доктор Мадянов и занялся. Он был хорошим Э-психологом, и теперь с особенной приятностью осознавал, что в свое время выбрал соответствующее себе призвание.

Галеон Антоний был родным внуком одного близкого Хансену человека. Насколько близкого и отчего, в двух словах не расскажешь, а надо некоторое отступление в предысторию. Много ли сведений имеет уважаемый доктор о возникновении и прошлом существовании Великой Скандии? Ах, самые общие и расплывчатые? Простите, этого недостаточно совсем. В ту эпоху много чего происходило: и яростная схватка зарождавшейся Конфедерации Колумба с набиравшим силу Объединенным Храмом за влияние на южноафриканской Оранжевой реке, дошло даже до локальной диверсии с воздуха грязной мультикассетной радиационной бомбой. И лунная кампания, чего там говорить, едва вдребезги не разнесла многострадальный спутник Земли. Настоящее сражение при Гавгамелах. С той разницей, что Восток вломил по первое число Западу, а не наоборот. Только это было несколько раньше. Но человечество как бы приустало, объелось сенсационными сообщениями с полей и пространств масштабных сражений, захотело покоя, потому на первый взгляд менее захватывающая и экстравагантная экспансия на севере планеты осталась без должного внимания и отображения. По существу, война, приведшая в результате к образованию Великой Скандии, была хоть и не самой отчаянно громкой, однако наиболее трагичной и кроваво-варварской, единственно подпортил все некоторый оттенок комичности ее окончания, но об этом позднее.