Дети Горного Клана (СИ)

Краем глаза Клыкастый заметил, что Шустрый начал еле заметной тенью двигаться по крышам, перепрыгивая с одной на другую, ни на шаг от него не отставая, и при этом продолжая метать - откуда только берутся! - один за другим ножи. Он не давал ему даже шанса для манёвра, смертоносное железо пролетало совсем рядом с головой, над ухом, возле ноги, несколько раз распоров штанину...

Если бы он только знал, что за всем этим действом наблюдал вечно хранящий покой Дороги страж, который думал про себя: "Ловко. Вот только пацан не видит, что ножи каждый раз как будто специально мимо пролетают. Причём так медленно... А ведь у Шустрого вторая кличка есть: "Мастер ножей". И каким бы умелым и ловким ни был пацан, от одного он, возможно, и увернулся бы, от двух - ну, наверное. Но не от всех!". Всё это казалось стражу очень весёлым и занятным, и он не вмешивался, тем более что Шустрый лично его о том попросил.

А Клыкастый тем временем пересёк границу Подмастерья, несколько раз чуть было не попав под спрятанные в стенках ловушки. Но каждый раз в последнее мгновение успевал их обойти, кое-как умудряясь пропускать мимо градом ниспадающие на него ножи. Он был весь красный, взмокший, но не останавливался - нельзя останавливаться, когда любое промедление могло оказаться смертельно опасным, а в том, что Шустрый действительно мог его убить, мальчик почему-то не сомневался.

- Маменькин сынок! - продолжил рявкать, не прекращая метать оружия, Шустрый. - У тебя молоко на губах не обсохло, а он удумал мага грабить! Не дорос ещё, щенок! Скажи спасибо, что до сих пор не прибили, ну да дело поправимое!..

Упоминание о матери вдруг ударило в голову так, что всё вокруг поплыло, исказилось... Но это не помешало горцу - наоборот, неожиданно всё стало восприниматься не как отдельные колышки, или лески с верёвками - нет, всё теперь вдруг стало единым целым, соединённым, имеющим какую-то только ему понятную связь. Всё, что раньше мелькало перед глазами, теперь медленно проплывало мимо, ударившая в голову ненависть вдруг стала подспорьем, позволившим Клыкастому перемахнуть через невидимую, казалось бы, леску, спрятанную так лихо, что можно было заметить её лишь зная о её существовании. И потому спрятанные в яме, готовые вырваться на волю дротики, с угрюмым немым укором остались в своих нишах.

Клыкастый больше не слышал Шустрого. Он слышал лишь какой-то далёкий и не больно важный шум. Мальчик слышал лишь скрип кольев, по которым он пробирался вперёд, скрежет натянутых верёвок, которых он касался одними носками сапог, уходя в сторону от свистящих громче флейты ножей - вот что он слышал отчётливо и громко.

Он не кусок дерьма! Он не грязь под ногами! И. Как. Он. Смеет. Говорить. О. Его. Матери!!!

Клыкастый не заметил, как последние слова ворвались в его сознание уже когда ноги ощутили под собой земную твердь. И он остановился, вдруг поняв, что больше нет свиста ножей, нет скрипа дерева... Ничего нет. Лишь чья-то знакомая рука легла на плечо, а затем перед взором покрытых красной пеленой глаз возникло улыбающееся лицо Шустрого, а в уши проник его успокаивающий, совсем не такой, каким он его слышал только что, голос:

- Поздравляю, Мастер. Завтра выйдем на дело. А пока отдыхай. Ты заслужил.

Затем он ушёл. Исчез во мраке переулка. А Клыкастый, тяжело дыша, медленно обернулся. И увидел за спиной, во всю длину, от начала до конца, только что пройденную им Дорогу Невзгод...

ГЛАВА 3

Бывший раб бежал сквозь чащу, не разбирая дороги, опьянённый неожиданно свалившейся на его голову свободой. В бойне, устроенной гостеприимно принятыми в караван Храмовниками, вряд ли кто сумел уцелеть. По крайней мере, из магов и вольных наёмников. Уж его-то господину точно снесли голову сразу, не предупредив. А его, трясущегося от страха и зачем-то прикрывающего лицо руками, которые не спасли бы от остро заточенной стали, отпустили, просто-напросто пройдя мимо и бросив по пути: "Беги". Вот он и побежал...

И только сейчас, преодолев самое меньшее лигу, бывший раб вдруг осознал: всё, кончено! Он свободен! Благородные господа спасли его! Все невзгоды, страдания и боль - всё это там, за спиной, в прошлом! А впереди - свободная жизнь! Быть может, он построит домик у речки - сам, уж руки у него растут откуда нужно. Обзаведётся семьёй - бывшая жена стала рабыней у другого господина, так это ничего, найдёт другую, красивее и моложе! А там и дети, несколько мальчишек, ну, и девчонкой можно разбавить, ничего страшного! Будет красавице-матери помогать в вязании, да и по дому хлопотать... А мальчишек он будет учить рыбной ловле, на охоту будут вместе ходит, обучит то уж их уму-разуму. А когда подрастут, тоже жён себе найдут, таких же красивых, как и их мать, и построят дома рядом с его домом, как и их дети... И будут потом спрашивать проезжающие господа, с восторгом взирая на раскинувшуюся у речки деревушку: "Это ж откуда такое великолепие тут взялось, когда подобного отродясь в этих местах не видели?". И будут им рассказывать о том, кто первым пришёл в эти места и начал отсюда свой славный род, и будут охать и ахать проезжие, и рассказывать о том в больших городах и, может, даже в Столице! И разве вспомнит кто-нибудь о том, что тот, кто первым пришёл в эти славные земли, был когда-то рабом?

Все эти мысли пролетели в голове за считанные секунды.

И неожиданно прервались метнувшейся откуда-то слева тенью. В последнее мгновение своей жизни бывший раб успел испугаться и удручённо подумать о том, что совсем позабыл: он ведь в Чародейском Лесу...

Тень громко рявкнула и с размаху откусила человеку голову с доброй частью грудины, прижав лапой мёртвое тело, словно оно ещё могло убежать. Затем с удовольствием чавкнула, смакуя неожиданно встреченное лакомство.

"Вкуснятина..."

Существо, облизав испачканные кровью губы, бережно взвалило добычу на плечо и поковыляло куда-то в одному ему известном направлении. Неспешно и безбоязненно: охота прошла успешно, дома будет пир...

Это подземелье не было создано природой. По крайней мере, той природой, которая верховенствовала на Континенте. Да и, пожалуй, ни одна природа во всех мирах и всех вселенных не смогла бы создать подобный подземный лабиринт. Это сделал НЕКТО, причём некто небывалых размеров и небывалой силы. Откуда пришёл этот некто? Разве кто даст ответ... Но тем, кто волею судьбы попал в это место, приходилось лишь надеяться, что он давно либо сгинул, либо покинул заполненный мраком лабиринт. Но надежда была призрачной: разве станет тот, кто сам выстроил себе уютное жилище, вдруг покидать его по собственной воле? А если и покинул, то не было ли на то причин более страшных, чем сам создатель подземелья?..

- Ай! - Агнесс споткнулась и полетела на землю, оборвав своё и так успевшее настрадаться платье.

Вран, шедший позади неё, вздохнул и остановился. Но не стал помогать. Лишь буркнул:

- В который раз валишься. Под ноги смотри...

- Да как тут что-то увидишь! - огрызнулась женщина, всё-таки поднимаясь и отряхиваясь. - Тьма же непроглядная! Я дальше носа не вижу!

- Как не видишь? - удивился горец. - Вот же, всё видно прекрасно! Вот камень, за который ты зацепилась, вот корни выступают на потолке...

- Что?! - подал голос шедший впереди и также вынужденно остановившийся Кот. - Друг мой, а скажи, что ты ещё имеешь возможность видеть?

Вран чуть опешил от неожиданного вопроса. Но он успел привыкнуть к тому, что Кот ничего не говорит и не спрашивает просто так, и если ему надо, значит, это действительно важно. Поэтому, подумав и поводя головой, чуть щурясь, Вран начал перечислять:

- Камни вижу. Много камней. Из пола и из стен выпирают... Ну, корни, опять же. Большие корни, толстые. Они на потолке друг с другом переплетаются, Агнесс о них не один раз головой удариться успела. Ещё пучки трав... Или мха. Крохотные такие, от потолка к земле расходятся, а у самой земли исчезают.