Клинок Ворона

— Кто давал разрешение рыться в моих вещах? — в груди медленно, но верно закипал гнев.

Бродяга поднял голову. Лицо у него оказалась непримечательное, смазанное. С таким лицом нужно выбирать профессию преступника — ни одна милиция не сможет составить фоторобот. Единственное, что выделялось на этой пребанальнейшей и грязной физиономии, глаза. Синие, холодные и абсолютно бездушные, словно оборванец скончался сотню лет назад. На миг мне стало страшно. Кем бы ни был странный гость, но, если он одним взглядом может довести до мелкой дрожи в коленях — это не к добру.

— Кто ты такой?

Пару секунд оборванец разглядывал меня. Внимательно и безразлично — так египетские сфинксы смотрят на бегающих по развалинам храмов туристов. Потом с трудом разлепив губы, медленно проговорил:

— Уходи, сабира. Если хочешь жить.

Ага, сейчас, все бросила и ушла. Чтобы меня запугать, одних слов недостаточно.

— Отойди от моего меча, — также медленно проговорила я и улыбнулась.

— Это не твой меч.

— Мой! Убери от него свои грязные лапы. Если хочешь жить, — я с точностью до полутона скопировала интонации бродяги. Страх испарился, сменившись ненавистью, которую передавал мне клинок. От соломы и шкур, на которых лежал меч, начали подниматься сизые струйки дыма. Такого сильного чувства он не испытывал даже к сабирам. — Соблюдайте правила пожарной безопасности, — продекламировала я, накинула на руку куртку и решительно направилась к мечу. Кожаная обмотка на рукояти уже догорала. Чтобы взять клинок, мне пришлось обойти оборванца, который продолжал сидеть в той же позе. Стоило клинку оказаться в моих руках, как он стал остывать, и уже через минуту я смогла вложить его в импровизированную перевязь. Поклявшись, что больше никогда не оставлю его без присмотра, даже если это будет грозить массовой резней всех сабиров замка, я уселась возле очага — желание меча снести оборванцу голову было настолько сильным, что мне показалось разумным держаться от незнакомца подальше.

— Айс! Что здесь происходит? Кто это? — спросила я у оборотня.

— Не могу знать, сабира, — ответил тот, не поднимая глаз.

Врет! Хорошо, что стыда хватает в глаза не смотреть.

— Савой, кто этот?.. — я замялась. Назвать существо с мертвыми глазами человеком или оборотнем язык не поворачивался. — В общем, этот! И что он тут делает? — для верности я указала на оборванца пальцем.

Рысь кинул на меня злобный взгляд, и в точности повторил слова Айса, не запамятовав озвучить мой социальный статус, про существование которого не вспоминал уже полтора месяца.

«Капитан, а у нас якорь всплыл! » — мрачно прокомментировал внутренний голос. Карточный домик на фундаменте доверия и взаимного уважения, выстраиваемый мною ежедневно по крупицам, грозил вот-вот рухнуть. Столько сил потратить на то, чтобы завоевать расположение (не дружбу, а всего лишь расположение) и чуть-чуть доверия нелюдей, и только ради того, чтобы первый попавшийся проходимец все это поломал?

— Хорошо. Дело ваше. Айс, ты уже наведывался на кухню?

— Нет, сабира.

— Зря. Должны же мы накормить нашего незваного гостя.

После этих слов бродяга кинул на меня насмешливый взгляд.

— Я не голоден.

— Зато остальные ничего не ели с самого утра, — обрезала я. — Айс, будь так добр, возьми с собой Савоя, и прогуляйтесь на кухню.

— Это приказ, сабира? — оборотень, наконец, поднял на меня взгляд, не суливший ничего хорошего.

— Нет, это просьба. Но в том случае, если она не будет выполнена, меня не затруднит сказать, что это приказ.

Ужин прошел в напряженной атмосфере. Сэты из своего угла так и не вылезли, оборотни и ольт мрачно жевали, уставившись в пол, а незнакомец не сводил глаз с клинка.

Благодаря посиделкам у Лайона, особого голода я не испытывала, поэтому скромно грызла в стороне сухарик и размышляла о превратностях судьбы. Выходило примерно следующее: командору зачем-то было очень нужно, чтобы я сегодня вернулась в башню как можно позже. И сегодня же появляется этот тип, который ухитряется в сжатые сроки раскурочить мои отношения с нелюдью. На простое совпадение не похоже: уж очень складно все выходит. Все наполеоновские планы по поводу обсуждения моих эпохальных находок, то бишь библиотеки и пророчества, дружно покончили жизнь самоубийством. Говорить с Айсом сейчас то же самое, что чесать спину колючей проволокой — бесполезно и очень, очень неприятно. С остальными похожая ситуация: Медведь хмурится и поводит плечами — так бывает, когда он сильно взволнован; Рысь нервно щурится и разминает кисти, словно готовится к драке; Аркаша внешне спокоен, но гребень на спине угрожающе приподнят; сэты бросают на меня предупреждающие взгляды, мол, сиди тихо и не высовывайся. Интересно, что же этот... это... эта скотина им про меня наговорила?

Так и не разгадав ни одной загадки, я улеглась спать в обнимку с мечом. Оставлять клинок без присмотра сейчас было бы верхом неосторожности. Проворочавшись с полчаса, мне удалось задремать. Лучше бы не удавалось — здешний бог сновидений устроил мне повторный сеанс кошмара с гибелью Айса в горах, с педантичностью немца прокрутив его от начала и до конца. Мне оставалось только беззвучно кричать, пытаясь предупредить оборотня, а потом, проснувшись, также молча вытирать с лица пот и слезы.

Уже через неделю я могла поведать хороший рецепт превращения жизни в макет ада: подчеркнутая вежливость, подозрительность на грани мании, еле слышное перешептывание за спиной и еле заметная ненависть в глазах. Все смешать в равных пропорциях, добавить по вкусу презрения и поставить на огонь. Когда смесь разогреется до состояния лавы, вылить ее на жертву. И с любопытством наблюдать, долго ли она после этого продержится.

С той поры, как в башне появился бродяга, у меня не стало ни минуты покоя. Чтобы ни делала, куда бы ни пошла — меня везде сопровождал его равнодушный взгляд. Стоило мне усесться у очага — он тут же возникал за спиной и сверлил меня взглядом до тех пор, пока я, не выдержав давления, не оборачивалась. Если я зашивала куртку — он сопровождал каждое движение иглы, и от этого она теряла нитку и впивалась мне под ногти. На мои крики и возмущение оборванец только пожимал плечами и повторял «сабира должна уйти». Оборотни и ольт делали вид, что не замечают того, что творится у них под самым носом — они лишь бросали в мою сторону короткие пронзительные взгляды и лаконично отвечали на вопросы, каковые со временем возникали все реже и реже. Сэты так и не вылезли из угла, наверно гнездо свили.

Единственным утешением оставалась библиотека, которую я посещала еженощно, наплевав на риск быть пойманной командором или хранителем. В связи с этим, мой распорядок дня капитально изменился: после обеда я направлялась в ложный архив, где два часа добросовестно читала всякий хлам, после этого я возвращалась в башню, поднималась на смотровую площадку и до самой темноты упражнялась с мечом. Одна. На тренировку, которая должна была состояться на следующий вечер после появления бродяги, Айс так и не явился. Я не стала напрашиваться, и с тех пор тренировки проходили под аккомпанемент свиста ветра в брешах крыши и скрип мусора под ногами.

Когда темнело, я возвращалась в комнату, отогревалась у очага, флегматично жевала потерявший вкус ужин и снова поднималась на площадку. Проводила там еще пару часов, выжидая, пока нелюди улягутся спать, тихо спускалась вниз и шла в замок. Найти площадку с чудовищем-инвалидом не составляло труда — ноги сами вели меня к ней, хотя я была готова поклясться, что каждый раз площадка оказывалась в ином месте, словно кочующий цыганский табор. Добравшись до железной двери, я некоторое время топталась, прислушиваясь к мечу. Если клинок оставался спокоен, можно было смело входить, если рукоять чуть подрагивала или нагревалась — следовало обождать. Этот своеобразный индикатор присутствия сабиров никогда не подводил. Иногда я часами сидела около двери, в ожидании, когда же, наконец, его превосходительство закончит свою работу и мне будет позволено войти.