Я стану твоим врагом (СИ)

— Мёртв.

Флорика сползла с кровати, пошатнулась, наваливаясь на брата всем весом.

— Мёртв? — прошептала, не отрывая глаз от бездыханного тела. — Как?..

— Ты попала ему в висок, — глухо пояснил Фео. — Смерть наступила мгновенно. У нас нет времени оплакивать этого ублюдка, Фло! — тут же одёрнул он впавшую в ступор сестру. — Надо убираться отсюда! Прошу тебя, — он сжал её плечи, заставил смотреть в глаза. — Соберись!

Флорика кивнула, затравленно оглядываясь: окно в комнате было крохотным, едва пропускавшим свет, и выбираться прийдётся через парадный вход. Только…

Только из коридора уже слышался громкий топот кованых сапог, и близнецы одновременно отпрянули от двери, прижимаясь друг к другу. Ни уйти, ни спрятаться — дверь распахнулась, впуская в комнату личную охрану Большого Питона вместе с Бенедиктом и Топором: последние, очевидно, поднялись наверх для свительств против Сохи.

— Какого?!.. — взревел Топор, бросаясь вперёд.

Чересчур ревностного палача оттеснили охранники, не подпуская к телу, и старший присел на корточки, проверяя дыхание главаря.

— Мёртв как прошлогодний покойник, — равнодушно констатировал Бенедикт, дёрнув щекой. — Признавайтесь, детки, что тут произошло?

— Говорил я, что с этим парнем шутки плохи, — рыкнул Топор, в упор глядя на Феодора. — В тихом омуте!.. А, Бенедикт? Говорил я Питону, недобро он на тебя глядит! Не смотри, что молодой, главное — что в глазах! А в глазах — смерть твоя!.. Не слушал…

— Он и сейчас тебя не слышит, — поморщился сутенёр, запуская большие пальцы за пояс. — Зря стараешься, мясник. На твоём месте я бы заткнулся, вспомнил кодекс и был бы поласковее с уважаемым Феодором. Вспомнил? — ёмко поинтересовался Бенедикт, глядя на враз притихшего Топора. — Ну? — обратился он уже к застывшим близнецам. — Говорить будем?

— Питон велел не беспокоить его с девчонкой, — заговорил за спиной Бенедикта один из охранников. — Утащил её сюда. Но тут заявился её братец…

— Я убил его, — спокойно прервал охранника Фео, до боли сжав пальцы Фло. Сестра поражённо уставилась на него, но тут же отвела взгляд, устремляя его в пол. Вынести приговор, каким бы он ни был, она бы не смогла. Феодор очень хорошо знал это, выгораживая сестру. — Ворвался, увидел, убил. Что-то ещё?

Против ожиданий, на них не набросились тут же, не начали выкручивать руки, не утащили в подвал особняка, где, как прекрасно знали близнецы, располагалась пыточная камера Большого Питона.

Бенедикт хмыкнул, подмигнул застывшим охранникам и Топору.

— Ну, что я говорил? — обратился он к последнему. — Или будешь требовать доказательств?

— Буду, — хрипло отвечал мясник преступной касты, сжимая кулаки. — Кто сможет доказать, что малец победил Питона в честном поединке?

Бенедикт издевательски рассмеялся, блестнув белыми зубами, с такой недвусмысленной ухмылкой на лице, что не удержался даже старший охранник, хмыкнув в ответ. Флорика даже сейчас смогла признать, насколько обворожительным мог быть бывший капитан королевской армии: Бенедикт казался воплощением рыцарской доблести и мужской красоты — вот только то, что творилось в голове у сутенёра, она предпочитала не знать.

— Все мы прекрасно понимаем, в каком виде встретил уважаемый покойник разъярённого родственника его дражайшей пассии, — сладко пропел он, переводя взгляд с Фео на Фло и обратно. Ухмыльнулся и издевательски добавил, — честнее поединка и не придумаешь!

— Нужно созывать совет, — отозвался старший охранник, потирая подбородок. — Дело сложное.

— Ренольд, мы почти все здесь, — развёл руками Бенедикт, довольно щурясь на бледных близнецов. — Ты, я и Топор. Осталось вызвать Вилору и Карена, и всё чин чином. Вилора внизу, а Карен в случае успешно проведённого собрания не понадобится. Ни к чему беспокоить нашего вечно занятого торговца смертью. Улавливаете мысль?

Ренольд вынужден был признать правоту сутенёра. Пятеро ставленников Большого Питона следили за ночной жизнью — каждый в своей сфере, на чётко отведённой территории. Ренольд, как личный телохранитель Питона и силовик, имел вес не меньший, чем все остальные, но мнение Карена действительно значило всегда чуть больше, чем того же Топора или даже Бенедикта. Торговца дурманными порошками и зельями побаивались и презирали одновременно — и лишь Вилора-воровка относилась к Карену совершенно равнодушно. Неудивительно, что присутствия влиятельного Карена в совете не желал никто.

— Что происходит? — решилась подать голос Флорика. Происходило что-то странное, и молчать и дальше девушка уже не могла. — О чём вы говорите?

Сутенёр повернулся к ней, изображая полнейшее внимание и готовность слушать.

— Девочка моя, — по его губам скользнула знакомая скользкая ухмылка. — Видишь ли, у нас есть свои законы… некий кодекс…

— Знаю, — перебил Феодор. — Ближе к делу, Бенедикт.

— О-о-о, — протянул сутенёр, подмигивая застывшим у порога Топору со вторым охранником. — Сразу быка за рога! Прирождённый лидер! Клянусь Клеветником, этот парень мне нравится! Кроме того, совершенно ничего не знает о наших прошлых делах… — на лицах Топора и Ренольда промелькнуло одинаковое выражение полнейшего понимания и обоюдного согласия. — И избавит нас от борьбы с Кареном… — очередная многозначительная ухмылка Бенедикта, адресованная Ренольду, просто-таки лучилась самодовольством. — Ведь если всё по закону, и парень займёт священное место по всем правилам, то даже Карен не посмеет нарушить кодекс.

— Я так полагаю, — прокашлялся Ренольд, глядя на Топора, — мы все голосуем «за»?

— Клеветник с вами, — выругался палач, не сводя глаз с мёртвого тела бывшего главаря. — Бенедикт прав!

— Вот и славно, — ухмыльнулся тот, скрещивая руки на груди. — Даже если Вилора против, получается трое против двух…

Феодор не выдержал. Недомолвки и смятение были тем, чего никак не ожидал галагатский вор, идя на опрометчивое признание, и, похоже, убивать их не собирались — по крайней мере, пока — а значит, самое время проявить характер. Кроме того, ему совершенно не нравилось то, куда клонил хитрый сутенёр.

— Бенедикт! — рыкнул Фео, делая шаг вперёд. — Можешь мне объяснить, что уготовано человеку, убившему Большого Питона?

С лица бывшего рыцаря спала вечная усмешка. Бенедикт смотрел ему в глаза с той абсолютной серьёзностью, которая не оставляет места сомнению. Феодор понял, что сейчас он видит Бенедикта таким, каким он был раньше — без всего того, что кривило, искажало черты красивого лица, то и дело прорываясь наружу — и слышит от него, возможно, впервые, чистую правду.

— Такому человеку, Фео, приходится занять его место.

Феодор ещё пытался осознать услышанное, когда сутенёр усмехнулся и добавил:

— Приветствую тебя, Большой Питон.

В лесу царили прохлада и покой. Они ехали по тропе неспешно, никуда не торопясь, и Михо взахлёб рассказывал новому другу всё, что не успел рассказать старым. Синий баронет принял его поначалу настороженно, но постепенно всё больше проникался доверием к глубоким познаниям молодого лекаря, его тихой улыбке, когда Михо высказывал свои наивные предположения и догадки, мягкому тону во время объяснений, и бесконечному терпению, которое оказывал ему Януш в часы их занятий.

После ухода Фео и Фло Михаэль заскучал — ровно до тех пор, пока госпожа Ами не объявила о своей помолвке с неким валлийским офицером и скором замужестве. Учительница не пожелала бросать своего любимого ученика, предложив и дальше продолжать их занятия, но леди Марион решительно и в крайне резкой форме отклонила подобное предложение, узнав, кем являлся её будущий супруг — сэр Дейл, один из самых приближенных к Ликонту офицеров. И хотя госпожа Ами клятвенно утверждала, что знакомство их оказалось случайным, на службе в храме Единого, леди Марион и слушать не пожелала ничего, что касалось её пребывания в доме. Михо лишился ещё одного близкого человека.

Синий баронет знал, что для них с мамой настали трудные времена. Марион молчала, но Михо понимал, видел сам — маме становилось всё сложнее содержать снятый в Галагате дом, платить Плошу и Кешне, сэру Эйру. Мама не признавалась, почему так произошло, и почему всё чаще в разговорах с экономкой Кешной звучала негромкая, сухая фраза Синей баронессы: «Мы не можем себе этого позволить».