Пыль дорог и стали звон (СИ)

— Держи себя в руках. В конце-концов, ты точно так же нас тормозил по пути сюда. — Таринор ухмыльнулся. — Ладно, давай сюда одну верёвку.

Игнат хотел было спросить, почему бы вторую овцу не повести Драму, но тут же сообразил, что нарвётся на очередную шутку вроде «Он вчера уже одного барана еле дотащил». Так что он принял решение благоразумно молчать.

Искомую пещеру пришлось поискать. Она находилась на приличном удалении от дороги в одной из скал, окружающих дракентальскую долину, и напоминала зияющую пасть в два с лишним человеческих роста.

— Так значит, дракон летающий. — Проговорил Таринор, осматривая скалистые своды, но не рискуя заходить далеко. — Думаю, раз он охотится ночью, то сейчас спит. Здесь, кажется, глубоко, так что мы его не разбудим.

Закипели приготовления. Наёмник принялся устанавливать копья на выходе из пещеры, стараясь не обращать внимание на тошнотворный запах, исходящий оттуда. Временами ему даже казалось, что он слышит нечто, напоминающее дыхание, но он старался не думать об этом, основательно укрепляя в земле древки. Драм устанавливал лагерь, ведь им предстояло дождаться ночи, потому как будить спящего дракона в его же логове представлялось не самой лучшей идеей. Эльф даже отказался от помощи Игната в разведении огня, заявив, что ему следует освоить этот навык, раз он собирается жить на поверхности. Игнат же, чувствуя себя совсем ненужным, присматривал за овцами, что мирно пощипывавали травку и совсем не обращали на него внимание. Небо не предвещало дождя, что не могло не радовать огненного мага, и он, привязав овец к воткнутому в землю копью, позволил себе немного вздремнуть сидя на прогретом солнцем камне. Проснулся он уже, когда солнце, скрываясь за горной грядой, окрашивало скалы в рыжий цвет. Овцы всё так же мирно паслись, а Драм и Таринор сидели у костра. Становилось прохладнее, и Игнат решил к ним присоединиться.

— Гляди-ка, кто проснулся. — Зевнул наёмник, подбрасывая щепки в огонь. — Драму как раз недавно удалось разжечь костёр. Очень вовремя, в таких долинах ночами прохладно.

— Раз уж мы теперь работаем вместе, может, расскажете о себе чуть больше, чем я знаю? — Спросил Игнат, присаживаясь. Он взял свой посох, лежащий подле. Ему почему-то всегда нравилось держать эту непритязательного вида палку в руках. А сидя он просто клал её на колени, стуча по дереву пальцами.

— Ну, историю Драма ты немного знаешь примерно настолько же, насколько её знаю я. Он ещё по дороге в город рассказал, если помнишь. Так что, если ему нечего больше добавить, то…

— Вообще-то, я имел в виду тебя, Таринор. О тебе я знаю лишь, что ты друг Бьорна, но больше ничего. — Перебил его маг.

— Мне тоже хотелось бы услышать твою историю. — Добавил Драм, взглянув на наёмника.

Таринор молчал, неотрывно глядя на пляшущие языки пламени.

— Наёмник я. Без рода и племени. — Буркнул он. — Так меня и видят те, с кем сводит жизнь. Таким меня эта самая жизнь и сделала.

— Но ведь у тебя была семья? Даже я — сирота-безотцовщина — и то знаю, что мать была, да померла. А потом меня в Академию увёз отец. Ну, приёмный то есть. Во всяком случае, я его таким считал. — Юноша сжал пальцами посох.

— Была. — Проговорил наёмник, не отрывая взгляда от огня. — Но помню я только мать. Об отце она рассказывала, только то, что он был. А на вопрос, куда делся, уклончиво отвечала, что ушёл куда-то и не вернулся. И делала вид, что ей всё равно. — Наёмник поднял взгляд на Игната. — И знаешь, мне со временем тоже стало всё равно. Наверное, от неё передалось. Жили мы небогато, так что времени на раздумья не было, нужно было думать, где кусок хлеба добыть. А жили мы на самом краю мира, к северу от Гирланда, у подножья гор. С одной стороны — Северная Роща, с другой — промозглое море. Деревня там была. Маленькая такая, все друг друга знали. Я с мужиками то в море на лодке выходил, рыбачили, то в лес охотиться брали. Они все мне отца заменяли, каждый в своей мере. А вот мать в дом никого не приводила. Она вообще выходить не любила никуда. Разве что за водой до колодца и обратно… Жила затворницей. И умерла так же. Как я её схоронил, так меня жизнь в оборот и взяла. Всякие времена были. Но одно ясно было — либо учись, либо помирай. Вот я и учился: на жизнь зарабатывать, читать, мечом махать…

— Ты ведь застал войну? — Вмешался Игнат.

— Застал. — С горечью в голосе ответил Таринор. — Но рассказать об этом даже не просите. Поганое время, которое не хочется вспоминать.

— Понимаю. — Сказал Драм. — Война людей — это невообразимо. Мы всегда ужасались способности людей столь масштабно убивать друг друга.

— Сказал тёмный эльф. — Усмехнулся Игнат, грея руки над огнём. — Уж кто бы говорил насчёт убийства себе подобных. Не думаю, что вы жалуете своих собратьев с поверхности.

— Времена эльфийских войн давно прошли. Наши народы стали мудрее. В конце концов, мы все — лишь части одного. Как две стороны луны, светлая и тёмная, попеременно меняющие её лик, но не меняющие сути.

— Сейчас снова начнётся про богов, луну и прочее. — Улыбнулся наёмник.

— Наши народы живут в согласии с богами и идут, влекомые их волей. — Парировал Драм.

— Пускай эльфы думают как им хочется. Раз эти мысли помогают им не воевать, хорошо. А мне проще жить, когда богам нет до меня дела.

— Богам есть дело до всего, Таринор. Ты можешь быть частью их замысла, даже не подозревая об этом.

— И предпочту и дальше об этом не подозревать. — Ответил наёмник. Порыв холодного ветра обдал его спину. — Я тебе так скажу. Короли считаются благословлёнными богами, так? И войны начинают именно короли. Получается, что боги одобряют войну. Так зачем мне преклоняться перед теми, кто одобряет и потворствует убийству тысяч простых людей? Из страха божественной кары? Ты ведь не знаешь, Драм, как это? Не видел сожжённые сёла, насаженные на пики головы? Не видел, как матери хоронят сыновей? Боги карают, отнимая. Они властны лишь над теми, кому есть, что терять. А мне терять больше нечего.

Эльф молча глядел на Таринора. Вздохнув, он перевёл взгляд на ночное небо. Игнат вообще был под впечатлением от этой тирады и старался не проронить ни звука. Где-то пели сверчки, и свистел ветер, обдувая скалы.

— А я просто хочу, чтобы мне было, что терять, Таринор. — Нарушил, наконец, молчание эльф.

— Жизнь у меня такая, Драм. Где найдёшь, где потеряешь… — Наёмник бросил в костёр ветку, подняв сноп искр в ночной воздух. — Колесо истории смазано кровью. И я больше не хочу быть ни частью этого колеса, ни источником смазки для него. Слишком многих я знал, кто попал под это колесо, как мышь под телегу. — Таринор поднял взгляд на грустные лица и усмехнулся. — Я же говорил, плохая тема для разговора. Жизнь есть жизнь, и у нас ещё есть в ней дела. Смотрите-ка, совсем стемнело. — Он встал и втянул носом прохладный воздух. — Стало быть, скоро и дракон проснётся. Пора заняться овцами. Драм, готовь склянку.

У всякого уважающего себя бродяги-наёмника всегда при себе был остро заточенный нож. Таринор не был исключением. Его ножик служил верой и правдой уже несколько лет и, хоть порядком истончился от частой заточки, всё ещё был способен отрезать кусок бечёвки или разделать кроличью тушку. На этот раз предстояло иметь дело с тушкой покрупнее, чем кролик, ну да и разделывать её было не нужно. Но только сейчас наёмник осознал, что понятия не имеет, как правильно зарезать овцу.

— Кому-нибудь это делать приходилось раньше? — Спросил он, бросая настороженный взгляд в бездонную темноту пещеры.

— Ты ведь наёмник, бродяга, учись-тут-учись-там? — Усмехнулся Игнат. — Неужели ты никогда…

— Да. Никогда. Я не овцевод. — Недовольный голос наёмника отражался от скал дрожащим эхом. — Но думаю, только я начну её резать, она взбрыкнёт и убежит. — Драм! Тебе ведь, кажется, приходилось иметь с ними дело? Там, в пещере?

— Мне бы не хотелось об этом вспоминать. — Эльф поморщился.

— Но ты же как-то…

— Я украл! — Почти криком ответил Драм. Наступившее молчание нарушал только треск огня. — Да. Украл. Это позор для благородного этельдиар, но мне пришлось забрать овечью тушу. Я не резал её. Теперь вы знаете.