От мрака к солнцу (СИ)

— А что с вампиром? — зеленые глаза пристально и внимательно смотрели в мои. Тонкие пальчики нервно сжались на моих плечах. Даже коняшка перестала изображать дрему и заинтересованно насторожила уши.

— Оставим себе. Мифараэду надо практиковаться. Да и согласись, Высший вампир штука полезная. Будет вас охранять, если меня вдруг рядом не окажется. Может, разведем свою вампирью общину... Вампиры хорошо идут на черном рынке. Знает он много, почти на сто лет старше меня, — задумчиво пожевал нижнюю губу.

— Постой... он твой раб?! — у принцессы удивленно вытянулось лицо.

— Да, Лю, он мой раб. Не волнуйся, никаких плетей, колодок и сечки, — твердо сказал я.

— Только рабский ошейник, — процедил светлый эльф. Его губы задрожали и превратились в одну тонкую полоску.

— Послушай, я знаю, тебе больно и до сих пор снятся кошмары о... — замялся, не хотел тормошить острую проблему в душе любимого, — рабстве и...

— Откуда?! — уши светленького прижались к голове, он стыдливо опустил взгляд. Не ответил, ласково коснулся шрама на шее, на запястьях и, уронив Лютариэ на дерево, приласкал лодыжки.

— По ночам ты иногда начинаешь метаться и плакать, — виновато сказал я, заправляя белую прядку за руку, — Но тех людей больше нет, они убиты. Ты когда-нибудь думал, что с вами хотели сделать и кому отдать? — этот вопрос был задан очень осторожно.

— Понятия не имею. Все случилось так быстро. Наш отряд не был одним целым, нас легко разбили. Поймали и привели в лагерь. У кочевников Лиловой степи язык совсем другой, и я не понимал, о чем они говорят. Но то, что просто так меня никто не отпустит я понял, когда... — взгляд любимых глаз стал невыносимо печальным и стыдливым. Но я терпеливо ждал, что он скажет, — забрали оружие, раздели до гола и обрезали волосы. Это знак рабства. Мне было так страшно, никогда не думал, что могу так сильно ненавидеть кого-то. Потом надели ошейник. Так больно, когда шипы вводят в кожу... Я много раз пытался бежать, и работорговцы постоянно ловили меня. Что стало с другими, не знаю, их продали, наверное. А меня два месяца держали под наркотиком.

Он не плакал, только пальцы тряслись и как-то сразу мне любимый показался совсем ребенком. Такой бледный вдруг стал. А у меня комок застрял в горле. Ну как я скажу эльфику, что это для дроу кочевники ловили светлых, что это я ехал, чтобы забрать их... как рабов. Медленно отстраняюсь, меня тоже затрясло. Какой ты трус, Гор. Но мне так больно от этого, так стыдно. Малыш вдруг всхлипнул и спросил:

— Неужели я так противен тебе после этого?

— Лю, да как ты можешь такое говорить?! — выдохнул, мысленно обзывая себя идиотом. — Просто я должен кое-что сказать тебе. Вас захватили из-за нас, темных. Тогда все хотели сделать быстро, но степняки знали, что для дроу светлые эльфы представляют большую ценность. И отрядом, который должен был забрать новых рабов силой, командовать назначили меня, — на принцессу я не смотрел, а она молчала, — Тогда случилась страшная бойня, дроу задавили количеством. Полегли все, и я... Ты знаешь эту историю и что потом произошло.

— Миф сказал, что когда ты надел на нас родовые наручи, то объявил своей собственностью, — светлый сел, его голос звучал спокойно, — Ты считаешь меня своим рабом?

Я не ответил, меня душил истерический хохот, который сдерживала ладонь, зажимающая рот. Ох, я волнуюсь о том, что Лютариэ считает меня чудовищем и боится за жизнь своих братьев, чья участь осталась неизвестной. А он переживает из-за того, что сказала блондя!

— М-да, светлые о темных обычаях совершенно не знают, — отдышавшись, сказал я. Потом встал и приподнял голову удивленного Лю за подбородок, — Рабство у нас обозначается ошейником. И своих рабов, особенно светлых, мы ценим и бережём. Многие остаются в Пещерах Наэ добровольно. Малыш, мы конечно злые и темные, но не монстры. Но вернемся к теме браслетов. Наручи неотъемлемая часть меня, как оружие или скорпионы. Они говорят о моем статусе и имеют много полезных свойств. В них, вы с Розой, наверное, уже заметили, есть огромный резерв, который я копил всю свою жизнь, потому что магом не являюсь. Благодаря ему могу общаться с Домом на далеких расстояниях и даже чувствовать их. Браслеты невозможно украсть или потерять. А вот этот синий камешек, лунный кристалл — часть моего родового минерала. У эльфов родовые деревья, а у дроу — минералы. И по ним можно определить, мертвый я или живой. А еще они парные, потому что одновременно являются и брачными браслетами. И надев их на вас с Мифом, я дал понять, что хочу связать свою жизнь узами брака и мои женихи находятся под защитой всего Дома Жалящих, а Бонни, выбрав тебя своим хозяином, только подтвердила, что ты моя пара.

— А, — на эти круглые глаза можно было любоваться вечно, — Я теперь твоя невеста?

— Будет правильнее считать тебя женихом. Но в свете последних событий, дорогая Люси, ты моя невеста, — тихо рассмеялся, подхватывая свое золотце на руки, — Вот когда вся эта беготня кончится, сделаю тебе нормальное предложение. Я люблю тебя.

Эльфик забыл обо всем: о рабстве, об Аиде, о Снин-ра. Только я и мои губы... Пришлось прекратить, сейчас не время, а мы стоим в обнимку, шальные и заведенные. Сажусь, свешивая ноги вниз, довольный, чуть ли не мурлыкающий Лю привалился к моему плечу, а потом и вовсе положил голову мне на колени. Запустил пальцы в шелк белых волос. Они не сильно густые, но такие мягкие и пушистые. Перебирать их одно удовольствие. Спать нам не хотелось, завели разговор о Благом Дворе.

Я внимательно слушал, не упуская ни одной мелкой детали. И все больше мрачнел, злясь на настойчивость и бесцеремонность, с которой Королева вмешивалась в жизнь Лютариэ. Искоса посмотрел на любимого, когда тот делился, как же трудно ему было сдерживать себя и прятать эмоции. Да, знаю, что он аристократ и должен уметь скрывать свои чувства, но...

— Что ты на меня так смотришь? — хлопнул длинными белыми ресничками светлый эльф.

— Не могу представить тебя отстраненным и холодным. Лю, ты всегда такой живой и яркий, такой по-детски наивный и чистый, хрупкий и сладкий, — игриво поцеловал любимые губы, наклонившись.

— Вот не надо! Сам сказал никакого секса, а так меня мучаешь! Ты и так давно меня не трогал... — возмущение, а потом внезапная подозрительность, — Это почему еще наивный? И никакой я не хрупкий!

— Ты меня провоцируешь, принцесса. Все принцессы хрупкие. Привыкай, я буду носиться с тобой, как с хрустальным...

— Ага-ага, скажи это себе во время тренировки. У меня везде синяки после твоей “бережности”! — меня легко ударили кулаком в грудь.

— Это где же у тебя синяки? — недоверчиво, когда мы деремся на палках, я стараюсь быть как можно осторожнее и мне казалось, что это получается.

— Вот! — мне с готовностью продемонстрировали, задрав ночную рубашку до подбородка. На обозрении оказались коротенькие голубые шелковые шортики с красноречивым бугорочком. Гм... Мне только что отплатили моей же монетой. У самого в штанах стало тесно. Но я стоически проигнорировал восхитительный запах чужого возбуждения и, подавив свое с помощью стальной воли, склонился над давнею гематомою с куриное яйцо размером. Обдал горячим дыханием. Животик втянулся и тут же покрылся мурашками.

— Действительно, извини, мой хороший, — нежный чмок в макушку, невинно хлопнул ресницами, как и он недавно. В зеленых глазах появилась и тут же пропала лукавая искорка. Невозмутимо Лю поправился и снова устроился на моих коленях, ткнувшись в понятно что. Направил свой молящий взор в небо. Предки, помогите, но он же все делает, чтобы его трахнули! Содом и Гоморра!

— Любимый, представляешь, я недавно познакомился с твоей сестрой в очень неловких обстоятельствах, — ладошка накрыла мой твердый член через ткань штанов. Так, Гор, не поддавайся! Это уже дело чести и принципа! Дроу против светлого. Сначала я даже не сразу понял суть предложения.

— Что... значит... ты познакомился с моей сестрой?! Она сейчас в Подземельях, — вот умеет же быть невыносимым, маленькая мстительная кошка. Трется об меня щекой. Терпи!