Инквизиция

Я посмотрел на помост. Инквизиторы волками смотрели в зал. Аскет поджал губы и сидел с перекошенным лицом. Как такое могло происходить? Казалось невероятным, что фетийцы смеют вот так попирать власть Сферы, совершенно не заботясь о последствиях. Разве кланы не должны вести себя дипломатичнее? Я думал, клановая политика – это тонкость и коварство, а не такое небрежное поведение, будто они властны делать все, что им заблагорассудится. Судя по тому, что я слышал, Ассамблея была собранием бесхребетных сибаритов, уступающих при первом признаке давления. Это не соответствовало реальности, которую я видел сейчас.

На помосте хэйлеттит покачал головой в ответ на что-то, сказанное аскетом. Казалось, они снова не соглашаются, что было только к лучшему. Сакри стояли как всегда неподвижно, и я то и дело поглядывал на них. Могут инквизиторы приказать им схватить и консулов тоже? Это был бы не очень умный шаг, но здесь, фетийцы были отрезаны от поддержки.

– Как имперский губернатор Илтиса, – объявил Итиен, прерывая разговор с представителем консулов, – я прекращаю этот суд, как нарушающий имперские и клановые законы. – Это прозвучало чуть дипломатичнее, но теперь Итиен загонял инквизиторов в угол, не оставляя им легкого выхода.

– Кажется, вы все никак не можете понять, – медленно, словно разговаривая с детьми, сказал хэйлеттит, – что ваш любимый закон здесь неприменим. Мы действуем по Всемирному Эдикту, который перевешивает всю другую юрисдикцию…

– Меня кое-что озадачивает, Мауриз, – не обращая внимания на инквизитора, Итиен вернулся к скартарисцам. – Как они повредили «Призрачную Звезду»?

Мауриз ответил по-фетийски, но я и так знал, что он говорит. На лице Итиена появилось возмущение, а круглолицый экспрессивный салассанец прищел в ужас. Он еще что-то сказал, и я молча выругался, что не понимаю фетийского, на котором они все говорят. Подошли еще два консула, и я увидел беспокойство на их лицах, когда они совещались.

– Он говорит: вот почему инквизиторы так самоуверенны, – прошептала Палатина. Эмиссар Кантени, казалось, не заметил ее – он говорил с женщиной с острыми чертами лица, носящей цвета, которые я видел раньше, но не узнал.

– Есть только один закон, имеющий здесь значение. – Инквизитор-аскет приободрился, уверенный, что у его магов есть окончательный ответ на высокомерие фетийцев. – Это закон Рантаса, который – как пришлось узнать подсудимым, – выше всех других законов. Его правосудие покарает тех, кто грешит против Него.

– Итиен говорит, что беспокоиться не о чем, – продолжала свой комментарий Палатина. – Он говорит, что пока это дает им преимущество, но скоро будет найдено решение, беспокоиться не о чем… другие не согласны.

Всего несколько минут назад это был упорядоченный суд, а теперь он превратился в хаос. Фетийские консулы главенствовали в трапезной, возбужденно толкуя друг с другом, а Итиен и представитель консулов спорили с инквизиторами о пунктах закона. Это больше напоминало многолюдную сходку, чем суд, особенно с быстрым, мелодичным щебетанием доминирующих в зале фетийцев.

– Как это может сойти им с рук? – спросила Палатину сбитая с толку Равенна. Ее замкнутость на время исчезла. – Я ни разу не видела, чтобы такое случалось.

– Возможно, Фетия не так могущественна, как раньше, и император обладает большей властью, но это по-прежнему великие кланы. Итиен знает, что его в этом поддержат. – Палатина нервничала, но больше от нетерпения, чем от беспокойства. Она никогда не подавала виду, что скучает по Фетии, но теперь я начал спрашивать себя, не было ли это только притворством. Среди своих земляков она двигалась и говорила с новой живостью, что обрадовало меня и в то же время встревожило. Не забудет ли Палатина, зачем приехала сюда, не засосет ли ее снова мир, в котором она жила до нашей встречи?

– Но почему они так уверены? – спросил я, маскируя тревогу.

– Фетийцы до сих пор правят здесь на море. И нас никогда не будут подвергать гонениям, ни сейчас, ни через тысячу лет. Только император был бы на это способен, но даже Оросий не допустит в Фетии сожжений или инквизиторов. Инквизиторы ему не подчиняются, и если Оросий допустит их, это уменьшит его власть. Они бы не стали перед ним отчитываться, а Оросию эта мысль невыносима. – Палатина замолчала когда инквизитор-хэйлеттит ударил книгой по столу и заговорил в наступившей на миг тишине.

– Наши права на Архипелаге абсолютны, – заявил он, явно ожидая, что это положит конец дискуссии. – Пусть обвиняемые – фетийские граждане, но преступление – помощь еретикам – они совершили на Архипелаге.

– У нас нет на это времени, – раздраженно молвил Итиен: судя по выражению его лица, ему уже осточертело упрямство инквизиторов. Представитель консулов тронул его за руку и что-то прошептал. Итиен кивнул, и представитель ответил:

– Согласно Конвенции Рал Тамара, подписанной первым премьером Темеззаром и императором Валдуром I, Фетия и фетийские граждане свободны от религиозного закона. Тех, кто обвиняется в религиозных преступлениях за пределами границ Фетии, должны судить в фетийских светских судах. По светскому закону никакое преступление не было совершено, потому этот суд незаконен.

Когда он договорил, Итиен пошел к двери и хлопнул в ладоши. Неожиданно взволнованный, представитель консулов последовал за ним. Итиен что-то сказал, свирепо и повелительно, указывая на нас. Представитель, менее возбужденный, указал на сакри.

– Вам не мешало бы вспомнить, против чьей власти вы идете, – вмешался аскет. – Даже по вашим меркам презрение, которое вы выказываете к Его представителям на земле, считается ересью.

В святилище раздались шаги, и возле Итиена появился человек в чешуйчатых доспехах и гребенчатом шлеме. Командир морской пехоты, решил я, разглядывая голубой плюмаж на его шлеме и серебряную отделку на синем плаще. Возможно, командир гвардии Итиена? Странно было видеть солдата и сакри в одном и том же помещении. Блестящие, почти экстравагантные доспехи фетийца выглядели неуместно рядом со зловеще темными фигурами фанатиков.

– Прямо как в опере, – задумчиво молвила Палатина. – Хотя в настоящей опере сейчас бы появилась важная персона и разложила все по полочкам. Инквизиторы получают по заслугам, влюбленные уходят вместе, президент получает обратно свой клан и так далее.

Мне это показалось больше похожим на сцену из причудливого, невероятного сна: грозная инквизиция унижена пестрой толпой фетийцев. Хотелось бы только, чтобы это уменьшило мой ужас перед инквизицией, но даже теперь, когда их власть исчезла, двое инквизиторов на помосте все еще были фигурами, внушающими страх. Я знал, что фетийцы спасали не нас, а Мауриза и его команду. Итиен пришел сюда, чтобы защитить своих земляков фетийцев, потому что есть лояльность, которая переходит клановые границы.

По рождению я был фетийцем, как любой из них, и странно было наблюдать, как мои соотечественники спорят между собой на языке, которого я не знал. Я не чувствовал себя одним из них; они жили в мире мне незнакомом. Я вовсе не был уверен, что хочу его узнать. Впрочем, отрезать себя от него я тоже не хотел.

– Все выходим, – приказал Итиен. – Быстро. С вещами разберемся позже.

– Генерал-инквизитор об этом услышит! – вставая, прорычал хэйлеттит. Сакри хотели преградить выход, но он сердито махнул им отойти. – Он и император услышат о том, что вы сделали, и тогда посмотрим, сможете ли вы ослушаться их.

– Я велю тщательно осмотреть ваш багаж, нет ли там еретических текстов, – пригрозил на прощание аскет.

– Осматривай, – бросил Итиен, когда мы последовали за Мауризом и командой «Призрачной Звезды» к двери. Палатина хлопнула Мауриза по плечу и сказала что-то по-фетийски, ответ Скартариса вызвал у нее облегчение.

Нас освободили без применения силы, но когда мы вышли из трапезной в святилище и проходили мимо вечного огня храма, я вспомнил выражение в глазах инквизиторов и никакого облегчения не почувствовал. Любому из нас, кто снова попадет в их руки, придется туго, и Мидий услышит об этом, как только инквизиторам удастся доставить ему послание. Апелагов Мидий уже ненавидит, а этот эпизод не внушит ему любви и к Фетии.