Сказание о страннике

Зашипел Лесовик, прервав вереницу тревожных мыслей:

— С-смотрите! Там кто-то есть!

Все тотчас сбились вместе и, приготовив оружие, стали вглядываться во мглу.

— Что это? — взволнованно спросил Финвольд. Следом раздался голос Эппы:

— Болдх?

Лесовик раздражённо взмахнул рукой, призывая к молчанию, и медленно показал направо. Взглянув туда, они едва смогли разглядеть одинокую фигуру, стоящую на кочке. Меж струящимися завитками тумана, в бледном вечернем свете вырисовывался смутный силуэт. Фигура казалась неподвижной, но из-за царящего сумрака трудно было сказать наверняка. Даже расстояние определить не удавалось, не говоря уж о природе этого существа.

— Ты видел его раньше, Нибулус? — спросил кто-то.

— Возможно, — ответил пеладан, сомневаясь. — Он явно не пытается скрыть своё присутствие.

— Да, не прячется, — согласился Финвольд. — Думаешь, это ловушка?

Нибулус, воин опытный, не принимал скоропалительных решений. Всматриваясь сквозь болотные испарения и липкий туман, он признался:

— Понятия не имею.

— А он нас видит, Нибулус? — спросил Эппа.

— Это человек, — обеспокоено вставил Гэп, — или тасс? Все продолжали рассматривать фигуру, хотя теперь она стала призрачнее среди сгустившихся теней.

— Нет, не тасс, — уверил спутников Лесовик.

— Верно, — подтвердил пеладан, — пастухи-великаны редко забираются так далеко на восток. И уж точно не в одиночку.

Гэп облегчённо вздохнул. Воспоминания о встрече с огром были ещё слишком свежи; юноша не мог и помыслить о присутствии ещё одного великана, даже сравнительно мирного тасса.

— Он знает, что мы здесь, — вновь заговорил Лесовик. — И не боится нас.

Слова колдуна не вызывали сомнений, ведь восприятие у него было гораздо острее, чем у них.

— Посмотрите! — снова зашептал Лесовик. — Уходит... На их глазах фигура исчезла. Либо пелена тумана стала гуще, либо создание действительно ушло. В любом случае больше никого не было видно.

— Быстрее! — заволновался Финвольд. — Мы не должны его упустить.

— Что! — воскликнул Гэп, забывшись от страха. — Пойти за ним? Ты, верно, шутишь?

— Он наверняка из какой-нибудь деревни поблизости, — продолжал настаивать жрец. — Никто не отправится сюда в одиночку.

— Я «за», — согласился Эппа, — возможно, он — наш единственный шанс отыскать дорогу. Ещё один день, и мы умрём от голода. По крайней мере я точно умру.

— Будьте осторожны, эскельцы, — предостерёг Лесовик. — В болотах нельзя торопиться. В том создании было что-то волшебное. Оно может ходить по трясине и пахнет хульдром.

«Хульдры» — слово торков и значит «те, что сокрыты». Так называли всех призрачных созданий, которые жили в сумерках, в странном загадочном мире волшебного народца, невидимом для смертных, если только хульдры сами не желали раскрыться. Для жителей Вида-Эскеленда сами создания ассоциировались со зловредными, нечестивыми поступками. Назойливые маленькие твари потешались над честными людьми, проникая в их мир, чтобы нанести вред: молоко скисало, лошади стояли по утрам загнанные и потные, невинные девы просыпались в постели с незнакомыми уродами, а вместо детей в колыбелях оказывались отпрыски хульдров.

Многим было нелегко поверить в их существование, но для народа Лесовика хульдры реально существовали. Торки не сомневались, что эти создания появились задолго до людей, гораздо раньше всех иных рас. Только рогры, наверное, были древнее их.

В Нибулусе, прагматике и реалисте, не текла кровь торков. Он чувствовал крепость рукояти Анферта через кожаную перчатку, и это придавало ему уверенности.

— Шестеро против одного, — подытожил пеладан. — Не важно, человек это или демон. Крепче держите оружие и следуйте за мной. Голод — единственный враг, против которого меч не поможет.

Они пустились в погоню за исчезнувшим созданием. С каждым шагом двигаться становилось всё труднее. Ночная тьма полностью окутала болота, и приходилось идти в туманном мире, между небом и землёй, как во сне. Теперь всех охватила та же тревога, что и Гэпа. Чавкая при каждом шаге, трясина высасывала волю продолжать движение, словно вытягивая саму жизнь.

Время от времени кто-то из путников начинал кричать: «Вот он!», и все тотчас меняли направление, на время ускоряя шаг от вновь появившейся надежды. Однако призрачная фигура всегда опережала их и не останавливалась ни на какие оклики. Несмотря на постоянную тревогу — как бы ни попасть в ловушку, — путешественники упрямо продолжали преследование. Неожиданно прямо перед ними из тумана возникла стена тьмы. Поначалу они не поняли, что это; но, осторожно приблизившись, уткнулись в лесную чащу.

— Здесь, — шёпот Лесовика нарушил тишину. — Слева, прямо перед деревьями, видите? Наш ускользающий друг.

Они посмотрели, куда указывал палец. Что-то двигалось в двадцати—тридцати ярдах от них. Та же смутная фигура вошла в лесные заросли. Прежде чем путники успели позвать беглеца, он растворился меж деревьев.

Они поскакали быстрее, сокращая разделявшее расстояние, и уже через несколько мгновений тоже ступили в заросли.

Если на болоте им было страшно, то здесь, в лесу, страхи только удвоились. Туман стал густым, как суп, кромешная тьма окутала путешественников, скрыв последние отблески вечернего света. Дороги не было, и им приходилось продираться сквозь густое переплетение терновника и корней — колючки цеплялись за одежду и хватали за ноги. Путники продвигались так медленно, что казалось, будто они стоят на месте, а влажные ветви внезапно появлялись из ниоткуда и хлестали по лицу.

Усталость несколько притупила осторожность, путешественники хотели только найти таинственного незнакомца и тем самым положить конец бесполезному дневному переходу. И всё же тревожная мысль не давала покоя: вошедший в эти дебри должен был бы продвигаться вперёд с таким же трудом, как и они. Путники вошли в заросли вслед за мелькнувшей фигурой и до сих пор не нашли дороги; тем не менее вокруг ничего и никого не было слышно и видно. Может, он поджидает их, спрятавшись в темноте? Он один? Человек ли? И самое странное: что он делает в болотах ночью, так далеко от любого поселения?

Путешественники поняли, что окончательно заблудились, даже Лесовик, с которым прежде такого никогда не случалось. Они упустили из виду незнакомца и просто ломились через чащу, не понимая, куда идти дальше.

Вокруг стали раздаваться тихое бульканье, будто кто-то тонул. Ясно было одно: никто не хотел останавливаться и разбивать лагерь. Только не здесь.

Тут все одновременно ощутили, что земля пошла под уклон, и вскоре деревья стали расти реже. Путники спускались в низину, освещенную тусклым непонятным светом, а там их поджидала чёрная трясина. Ужасная чернота топи словно высасывала души и тянула к себе в бездонные объятия. Казалось, здесь погибли тысячи существ, сгнив в зловонных миазмах. Путешественники содрогнулись, увидев торчащие из воняющей гнилью тины голые кости тех, кто стал жертвой этого ужасного места. Над трясиной повисла отвратительная серо-зелёная дымка, которая и освещала низину.

Паутина тянулась от дерева к дереву, от ветки к ветке, укрывая низину подобно шатру; а ниже, словно балдахин, растянулись более тонкие нити, кишащие гигантскими чёрными пауками и ядовитыми красно-зелёными насекомыми. На самых высоких ветках важно вышагивали вороны, в темноте напоминая оживших висельников.

Чудовищный страх заполз в души, холодя сердца. Ни один человек не пойдёт сюда ночью. Ни этой ночью и ни какой-либо другой, ибо здесь не было места для живых. Запах смерти пропитал воздух. Даже Лесовик морщил нос, чувствуя тёмные чары волшебного народца. В таких местах бродят заблудшие души, погружаясь в призрачный мир оцепенения, до жути похожий на сон.

Ужас, смрад смерти и разложения исходили из трясины и тянулись к путникам призрачными щупальцами испарений. Обычные звуки здесь умирали: голоса и топот копыт звучали приглушённей, а ветки царапали доспехи почти бесшумно. В гниющем мире только что-то капало, чмокало и перешёптывалось.