Перемещенный (ЛП)

— Почти, — отозвалась японка. — Все, что нам осталось — это убедить Мартина вновь натянуть на себя одежду… Черт побери!

Мелоди в остолбенении уставилась на вновь прибывших.

На площадке появилась Жа-Нетт в сопровождении Мартина. Девочка широко улыбалась. На ней была обычная вечерняя форма: джинсы, тапочки и ее любимая красная куртка. Из уха едва выглядывал шарик трансивера. Причем Ко могла сказать об этом совершенно определенно, поскольку в данный момент обычно скрытое роскошными локонами ухо девочки было полностью открыто. Голову маленькой негритянки покрывал ежик волос длиной не более восьмой дюйма — почти как у самой Ко.

— Что ты наделала? — воскликнула Мелоди и сама поразилась, насколько глупо прозвучал вопрос — ведь она прекрасно видела, ч т о именно сделала Жа-Нетт. И почему.

Девочка сконфузилась, и ее радость улетучилась:

— Мне казалось, тебе это должно понравиться…

— Я… но твоя грива была просто великолепной, Жа-Нетт.

Губы девочки предательски задрожали.

— Твои волосы тоже великолепны.

Ко молча обругала себя за несдержанность и, подойдя к Жа-Нетт, крепко прижала ее к себе:

— Мои волосы не могут служить эталоном красоты, Жа-Нетт. Просто такая прическа очень удобна, когда мне приходится что-нибудь паять. Или носиться с вами по разным жутким местам.

Жа-Нетт отступила на шаг и улыбнулась:

— Что ж, давай носиться вместе.

Мелоди быстро взглянула на Сорда и едва заметно качнула головой, предупреждая его возможное объяснение ребенку того, как глубоко они уже во все это влезли.

Сорд, поколебавшись, шагнул к девочке и неожиданно дружески хлопнул ее по плечу:

— А мне нравится. Хорошо выглядишь!

— Правда? — лицо Жа-Нетт просветлело.

— Мартин стриг, — добавил Мартин, убедившись, что ругать не будут. — Ножницами. Не кусал.

— Отличная работа, — похвалил Гален и, повернувшись к Ко, шевельнул губами: «Нормально?».

— Порядок, — ответила Мелоди. — Теперь давайте перенесем наше шоу на улицу.

Когда все гурьбой двинулись к лифту, Жа-Нетт радостно продекламировала:

— Одной семьей идем на бой!

Она повернулась к Сорду и Ко, и оба вдруг почувствовали всю боль, прозвучавшую в ее неожиданном вопросе:

— Ведь это правда, Сорд? Мы ведь одна семья, верно?

Гален быстро взглянул на Ко, и японка физически ощутила, о чем он думает. Здесь, в компьютерном центре, стоившем несколько миллионов, их было пятеро: выдающийся ученый, прикованный к креслу проклятием из Первого Мира; получеловек, полуоборотень, способный без труда взбираться по отвесным стенам; ребенок, который мог перемещать предметы силой мысли; миллионер, утверждавший, что не является обычным человеком; и сама Ко, всю жизнь считавшая себя серой посредственностью.

— Все правильно, ребенок, — Сорд крепко пожал растопыренную ладошку девочки. — Сейчас девяностые годы, и мы можем стать семьей, если того пожелаем.

Жа-Нетт издала радостный вопль и понеслась по лаборатории, коснувшись по пути рук Мартина и Ко; влетев в лифт, она ласково дотронулась до руки Форсайта.

При выходе из лифта Ко пропустила Мартина вперед и, повернувшись к Сорду, тихо сказала:

— Спасибо, Гален, — в ее голосе звучала неподдельная благодарность.

Сорд замер:

— Пусть сегодня вечером все сработает, ладно?

Ко протянула к нему руку:

— Сработает.

Когда их руки встретились, обоих словно пронзил электрический разряд. Но они даже не шелохнулись. В течение долгого, очень долгого времени Сорд и Ко молча стояли на верхней ступени крыльца, неотрывно глядя друг на друга, и в их глазах читалось нечто большее, чем просто человеческая теплота.

Снизу донесся голос Жа-Нетт, и они очнулись:

— А Буб сможет пойти с нами?

Сорд зажмурился; на мгновение его лицо исказила гримаса недовольства. Гален нехотя освободил руку Ко из своей ладони.

— Никаких условий, — пробурчал он и, повернувшись, поспешил вниз. — Мне хотелось бы после этой вечеринки остаться единым целым.

И мне тоже, следуя за ним к гаражу, подумала Мелоди. Всем нам хотелось бы, чтобы с тобой ничего не случилось.

Глава 15

Ночное небо было хмурым, и тяжелые облака, согнанные, казалось, со всего мира бесшабашным осенним ветром, образовали над городом низкий, темный свод. Снизу тучи подсвечивались лучами прожекторов, окружившими вход в музей подобно ледяным колоннам из подземного царства. Вблизи впечатление усиливалось, и Сорд вдруг ощутил себя исследователем, приготовившимся вступить в Затерянный мир.

Миновав длинный ряд таксомоторов и лимузинов, Сорд подвел свой «Порше» к широкому тротуару перед главным входом в Американский Музей Естественной Истории. Высокий мужчина в длинном сером плаще и широкополой шляпе возник у дверцы автомобиля со стороны водителя и попросил предъявить приглашение. Гален извлек из кармана белый плотный прямоугольник и показал его человеку, но тот, со словами «Позвольте, сэр!», нагнулся ниже и взял приглашение из рук Сорда. Последний нехотя отдал его — белый прямоугольник обошелся ему в десять «круглых». Но человек только поднял палец, и юноша в короткой красной куртке поспешно вручил Сорду разрешение на парковку.

Обладатель широкополой шляпы предупредительно распахнул дверцу машины и, вернув приглашение Галену, объяснил, где тот сможет отыскать свой «Порше» по окончании вечера. Затем он перешел к следующему автомобилю, и Сорд очутился в толпе, направлявшейся к пологим каменным ступеням главного музейного входа.

Поднявшись на площадку, Сорд на мгновение остановился и огляделся по сторонам. Ветер усилился, и шелест длинных знамен, свешивавшихся с громадных колонн фасада, сделался отчетливее. Надписи на английском и французском языках приглашали на 105-й ежегодный бал Общества Св. Линуса. С помощью Форсайта, проявившего завидную выдержку и терпение, Сорду наконец удалось вытянуть из Мартина, что Церемония Превращения происходит примерно раз в семь лет. Последнее означало, что Мартин почти достиг восемнадцатилетнего возраста, и что многие из разодетых в мантии и фраки люди, окружавшие сейчас Сорда, посещали подобные балы на протяжении вот уже семи столетий. Резкий порыв ветра заставил Галена поплотнее запахнуть пальто.

— Что-нибудь не так? — спросила Ко. Ее голос звучал тоньше, чем обычно. В этот вечер Сорд заменил свой привычный трансивер устройством, напоминавшим аппарат для усиления слуха. Роль приемника выполнял золотой портсигар в кармане фрака, а сигнал поступал в наушник через антенну с радиусом действия порядка восемнадцати дюймов. К сожалению, у Сорда не было возможности отвечать, не привлекая всеобщего внимания — со стороны могло показаться, что он разговаривает сам с собой — поэтому он, коснувшись рукой слухового аппарата, повернулся лицом к улице и встал так, чтобы оказаться в поле зрения черного фургона, приткнувшегося к пожарному гидранту на противоположной стороне, и отрицательно покачал головой: «Все в порядке».

— Если понадобится наша помощь, мы рядом, — сообщила Мелоди.

— Покажи им, Сорд! — добавила Жа-Нетт.

— Сорд? Гален Сорд? — неожиданно раздался чей-то голос.

Сорд повернулся к музею и увидел, что кто-то машет ему рукой из небольшой группы приглашенных, залитых светом прожекторов в каком-нибудь десятке футов от него. Черная изящная рука, призывно взметнувшаяся вверх, была украшена дорогим бриллиантовым браслетом, ее пальцы сжимали микрофон. И почти тотчас же Сорд узнал обладательницу этой руки.

— Погасите прожектора, ребята, — услышал он ее голос, и с некоторым удивлением Гален принялся наблюдать за тем, как, проложив себе широкий путь среди других гостей, она подошла к нему, оставив киносъемочную группу за собой.

Сорду пришлось наклониться, чтобы легонько коснуться губами темной щеки, подставленной для поцелуя.

— Кенни, я, признаться, не ожидал…

— Это же моя тема, Гален, — рассмеялась женщина. Телерепортер практически не изменилась с момента их первой мимолетной встречи в доме Маркуса Асквиза на другое утро после смерти адвоката. Не менялась она и все их последующие встречи. Кенни по-прежнему сочетала в себе напористость с совершенно непередаваемым выражением своего лица, заставлявшим ее зрителей день изо дня выбирать из всей телепрограммы именно ее передачу. Но в этот вечер Кенни Марш была одета совсем по-другому, не так, к чему уже привык Сорд. Выглядела она просто потрясающе, а с бриллиантами, сверкающими на запястье женщины, могли поспорить разве что украшения, охватывавшие стройную длинную шею.