Краденая победа (СИ)

Тут била ключом жизнь - хоть и жизнь подневольная. Улицы и базарные площади

заполняли тысячи, если не десятки тысяч человек, людское море колыхалось, как

прибой, билось в стены вставшего на господствующей высоте серого, приземистого

форта. Билось - и откатывалось назад, бессильное вытолкнуть из своей страны

кусок далекого северного государства...

Сон летел дальше. Теперь он - только что зачисленный в Особый батальон и

поставленный на довольствие "разведчик".

- Сир капитан, разрешите обратиться?

- Ну, - буркнул Сюлли. Тавалленец, да и то родом не с побережья, а из

предгорий, он изнемогал от жары, выправка не давала ссутулиться и шаркать ногами

по пыли, но по лицу под раскаленной каской тек пот. - Говори, разрешаю.

- Если их так много, а нас так мало... почему мы правим этой страной?

- Хороший вопрос, рядовой. А правим мы потому, что у них каждый сам за себя, а

мы заодно. В Аркоте народу не меньше, чем на всем нашем материке - но аркотцев

нет, а есть маллы, теджари, аркистанцы... джайсалмерцы и еще уйма народов и

племен. А в каждом из них - уйма каст, а в каждой касте... ну, тоже каждый

гребет под себя. Они не могут вместе делать одно дело, мы всегда можем натравить

одних на других. В этом наша сила и их слабость. Впрочем, разве не так у вас в

Эрхавене?

Массивные чугунные ворота (прошибешь только из пушки, да и то в упор)

отворились, через ров с зеленой вонючей водой перекинулся подъемный мост. Под

двумя с лишним сотнями сапог доски противно завибрировали, но мост выдержал.

Когда колонна втянулась на крепостной дворик, ворота с лязгом захлопнулись,

словно отсекая прошлое. В этот миг, наверное, каждый в роте осознал, что

начинается новая жизнь. Со старой покончено.

Их встречал комендант города, целый дивизионный генерал Бастиани. Он выехал на

белом коне, безумно дорогом в этих краях, на поясе сверкала сабля в золоченых

ножнах, на нем был новый форменный камзол и, вместо раскаленной каски -

пробковый шлем. Генерал бодро (уж он-то точно отсиживался в прохладных покоях, а

не рвал глотку на плацу) говорил о том, что, милостью Единого-и-Единственного,

Темеса правит этой землей. Ее владычество несет свет истинной веры и цивилизации

в эти дремучие края, а туземные правители склонили головы перед темесской

властью, ибо не в их силах тягаться с Владычицей морей Темесской Конфедерацией.

Лишь одно государство не признает власть Темесы - Джайсалмерское царство, им

правит алчный и жестокий правитель Валладжах, но и джайсалмерскому народу вскоре

будет дарована свобода. И еще много о чем, застывшие в строю под палящим солнцем

солдаты не запомнили.

Потом их повели в казармы, потом в столовую, а потом... Потом была служба.

Лишь недавно роту снова погрузили в каравеллу и морем отвезли в Маюрам. Тут роту

подчинили подполковнику Меттуро и поставили задачу - двигаться на Джайсалмер.

Тянулась бесконечной лентой пыльная дорога, порой попадались многолюдные и в то

же время сонные деревни. Косились, выглядывая из-под покрывал, на колонну

женщины, застигнутые, когда набирали воду в кувшины у реки. Они безошибочно

угадывали: раз по их земле опять маршируют чужеземцы, ничем хорошим это не

кончится.

Именно тут, на дороге, посреди бесконечных аркотских полей, джунглей и

деревень, Рокетту стал сниться один сон. Может быть, дело в том, что ему было

девятнадцать, а местные женщины оказались наделены диковинной красотой? Но как

тогда объяснить, что лицо той, кто ему снилась, было одним и тем же, но никто из

встреченных по дороге женщин не был на нее похож?

Начать с того, что она не закрывала смуглое, прекрасное, как бывает только в

юности, лицо покрывалом, стыдливо отворачиваясь при виде посторонних. Наоборот,

смотрела на мир прямо и открыто, словно несла знамя. Ярко, но со вкусом

подведенные губы и глаза, высокая грудь под шелком чоли со вшитыми в него

зеркальцами. Зеркальными кружками расцвечена и зеленая юбка. Сияет золотистая

лента, вплетенная в черную, как смоль, косу до пояса. Когда незнакомка идет, или

налетают порывы ветерка, вокруг танцуют разноцветные осколки солнца. Тоненькое

смуглое запястье охватывают многочисленные золотые браслеты, рассыпают искры

массивные серьги, а каждый шаг сопровождается мелодичным звоном ножных

колокольчиков. Каждый ее шаг казался танцем, исполненным достоинства и в то же

время чувственности - удивительное сочетание, какого Рокетт никогда не встречал

в Эрхавене. Впрочем, а многих ли он там видел? Мелину, с которой успел пару раз

поцеловаться на праздниках - и все. Портовые девки не в счет - какая тут любовь,

одни деньги...

И еще запоминаются глаза. Огромные, черные, как здешняя ночь, искусно

подведенные - в них можно смотреть, наверное, часами, ныряя, как в омут. В них

читается шаловливость юной девчонки, едва переступившей порог детства - и

мудрость женщины, жизнь которой не была легкой. Эти глаза могут быть прикрыты

веками в минуту наслаждения - или широко открытыми от гнева и презрения, они

могут рассыпать искорки веселья, но иногда в них плещется океан горя и боли. Они

всегда разные, эти глаза. Они глядят в самую душу, и им нельзя солгать.

Раз за разом Рокетт во сне понимал, что так продолжаться не может, она должна