Трехречье (СИ)

— И что он там делал? — со стебом спросил я, но присутствующие не оценили, слишком важны в этом мире подобные вещи.

— Он сказал… что я должен пойти за ним.

— Тогда иди, — ответил Талес и оглянувшись выложил на стол местами окислившуюся медную бляху княжеской власти, — это принадлежало моему отцу, а до того отцу моего отца.

Впечатление, которое произвел на Тарина и Туска этот жест было очень сильно, Тарин как-то даже закашлялся, а Туск был готов приклонить колено…

— Так ты…

— Да.

— Я пойду за тобой, — с каменным лицом произнес Туск.

— Прибери Талес… подальше прибери, — испортил я торжественный момент, — и ты меня извини конечно, но пока вообще забудь кто ты такой. И раз так у нас все кладывается, давайте о деле.

— Верно, — согласился Тарин, — тогда так, мы с Туском берем купленного жеребца и едем кое-что купить для похода, а вы вдвоем выезжаете и ждете нас у кузни в посаде.

— Не забудь дорогой кафтан, — сказал я.

— Хорошо.

Мы допили вино, отправились к казарме, где быстро собравшись снялись с места.

Городище, Архив суда Хранителей.

Корен, помощник председателя суда.

Полный мужчина в серых одеждах и сером плаще, с бегающими поросячьими глазками не находил себе места. Он то отходил к окну и побарабанив пальцами по подоконнику возвращался к столу, то подходил к двери и прислушивался… На его столе стояла плетеная квадратная корзина с несколькими свитками толстой бумаги, и холщевыми мешочками. Он снова подошел к столу и развязав один из мешочков вытряхнул себе на пухлую ладонь пластиковый цилиндр с медным донцем…

— Кто ты? Зачем ты появился именно сейчас? — тихо прошептал Корен, — нет, я тебя отыщу! Ты здесь не нужен… ты все испортишь! Двадцать лет я просидел в этих каменных стенах, я адаптировался в этом мире, я выстроил четкую линию своей жизни… и тут ты! Нет, ты мне тут не нужен.

Корен сел в обитое кожей деревянное кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза… побежали картинки воспоминаний, как он едет по Кутузовскому проспекту на черном 600-м Мерседесе по встречной полосе в сопровождении милицейских машин… как он развлекается на даче покойного отца — бывшего второго секретаря обкома партии… Он всю жизнь катался как сыр в масле, не работал руками ни дня в своей жизни, ему все доставалось… положение родителей, потом МГУ, потом удачное место госслужащего, потом депутатское кресло и все привилегии Ельцинской России… А потом эта блажь… поохотиться с вертолетов в Сибири… Катастрофа… Он не перенесся в этот мир целиком, сюда перенеслось его сознание, в тяжело заболевшего молодого писаря хранителей, служащего в архиве. И вот излечившись от одной болезни, Корен чуть было не подвинулся умом, пытаясь понять своим новым сознанием, своей новой личностью, что с ним произошло и куда он попал. Но он справился, адаптировался и пристроился в этом мире, после чего шагая по головам, благо опыт огромный, он неплохо продвинулся по карьерной лестнице в этом мире…

Надо действовать! — сказал сам себе Корен, прошел к двери и позвал стражника из коридора. Затем уложил все в корзину, закрыл крышкой и завязав шнурком с деревянной биркой вручил охраннику.

— Вот это отнесешь в подвал, затем найди мне Севона.

— Слушаюсь, — кивнул стражник и вышел.

Спустя пол часа в дверь постучали и комнату вошел Севон. Корен чуть ли не с пробуксовкой рванулся к нему и с размаху залепил ему пощечину…

— Щенок! Я тебе сколько раз говорил что бы ты сообщал мне обо всем необычном и странном происходящем в княжестве?

— Но дядюшка Арас…

— Твой дядюшка доживает последние свои дни, я разговаривал с лекарем… И как ты думаешь, кого выберет совет в случае его смерти?

— Вас господин…

— Ну прости, прости старого дурака, — смягчил голос Корен и обнял Севона, — я просто очень переживаю за наше дело, и очень расстроился когда мне попало в руки дело этого кузнеца… как его?

— Варас господин.

— Да, Варас… Где он кстати, он же не казнен?

— Нет господин, суд учел его заслуги перед княжеством и мы отправили его на каторгу.

— Хорошо… очень хорошо. Ладно, дальше я этим займусь сам… Скажи, твоя поездка к Желтому озеру успешна?

— Да господин, две сотни наемников ожидают приказа.

— Хорошо… ты знаешь что делать, ступай, — сказал Корен и спровадив Севона, он еще некоторое время постоял у окна и взяв со стола большую кожаную папку вышел в коридор.

Главного хранителя Араса очень утомила прогулка с князем по городищу, и он, сидя в кресле дремал… болезнь все больше давала о себе знать, и найти положение, что бы не было больно и поспать становилось все труднее и сейчас тот самый момент. Но в дверь настойчиво постучали, Арас открыл глаза, поморщившись пошевелился и сказал:

— Входите…

— Приветствую Вас господин Арас…

— Корен, что за срочность?

— Дела княжества господин… Вы же знаете, как много времени я уделяю проверке чистоты помыслов и деяний наших братьев, и вот на днях, мои соглядатаи доложили мне, что на угольных копях судейская стража позволяет себе вольности… и не допустимые действия порочащие нас всех.

— Что ты хочешь Корен?

— Я хочу господин, что бы вы подписали распоряжение, выделить мне отряд судейской стражи для поездки на копи… я хочу все там проверить.

— Ты напоминаешь мне меня Корен, — натужно улыбнулся Арас, — я тоже когда-то не жалел себя и делал все на благо княжества и спокойствия нашего народа… ты подготовил распоряжение?

— Да господин, вот оно, — Корен вынул из папки лист.

Арас не глядя подписал бумагу и откинувшись на спинку стула сказал:

— Иди Корен, и попроси стражу, что бы привели лекаря.

— Хорошо господин, — учтиво поклонившись ответил Корен и вышел.

Пока ждали Тарина и Туска я понадежнее закрепил снаряжение за седлом. Заждались на самом деле, я успел выкурить трубку, а Яр даже немного развлечься — уличные музыканты расположившиеся у неподалеку, вокруг которых собралась небольшая толпа народа, играли веселую мелодию на каких-то духовых и струнных инструментах, и Яр в такт музыке смешно кивал головой и притоптывал. Наконец из-за поворота показались два всадника с груженым несколькими тюками жеребцом.

— Что-то долго вы, — сказал я усевшись на Яра.

— Туск оказывается очень любит, и главное умеет поторговаться, что не плохо отразилось на наших тратах.

— Ну что, отъедем от городища и обсудим маршрут?

— Я его уже продумал, не торопясь, к вечеру будем в большом многодворце, с хорошим постоялым двором, там и ночлег, коней обиходят, накормят и напоят.

— Тогда в путь, — сказал я, и легонько придавил икрами Яра.

До многодворца добрались без приключений, если не считать попытки трех объездных, которые плелись за нами около часа, и поняв, что мы не собираемся в сторону владения их хозяина отстали.

Утром следующего дня плотно позавтракали и отправились дальше. В дороге мы были не полных пять суток, нормально переночевать нам удалось еще один раз, на заимке одного вполне зажиточного Рода, все остальные привалы и ночевки прошли под открытым небом. К слову рана моя меня практически не беспокоила больше, я делал по две перевязки в день, а сегодня утром выдернул нитки из шва, заживает как на собаке… или кошке? И вот на горизонте показались невысокие горы, а справа от дороги, идущей параллельно протоке показался густой лес и мы остановились на развилке.

— Что за лес? — спросил я Тарина.

— Хороший лес, то что нужно… Выкупим Вараса, и на ночевку встанем в этом лесу.

— Добро, — кивнул я, — ну, где купеческий наряд?

Тарин соскочил с коня, и подошел к навьюченному тюками жеребцу и достал богатый кафтан, и вставки цветные и вышивка, полный местный гламур короче… ну и шапка в таком же стиле. Я напялил все на себя, повязал плетеный кожаный пояс.

— Бороденка у тебя конечно… — скривился Тарин, — ладно поехали.

Мы поехали по дороге прямо, через пару километров протока отвернула вправо и с обоих сторон дороги пошли кочки и заросли болотной травы. Дорога немного сузилась, и когда нам на встречу попался обоз из дюжины телег груженых углем и запряженные мощными тяжеловозными лошадьми, нам пришлось принять вправо и пропустить их. Спустя час пути за холмом показались крыши домов.