Людомар из Чернолесья. Книга 1 (СИ)

Неожиданно, проходящий мимо пасмас бросился ему в ноги. Потолок харчевни метнулся вбок, а пол больно ударил людомара по затылку.

– Навались! – прорезалось сквозь всеобщий шум, и в ту же секунду еще несколько тел закрыли собой ровный желтовато-оранжевый свет рочиропсов харчевни.

Сын Прыгуна инстинктивно сжался в комок, удерживая на хребте двух или трех холкунов с пасмасами. Они неистово лупили его руками и ногами; путаясь в полах плаща, пытались дотянуться до его тела ножами.

Людомар резко выпрямился, отбрасывая ногами двух холкунов; еще двоих над своей головой он схватил руками за шиворот и дернул к себе, лишив равновесия. Они повалились на своих товарищей, ища у них опоры. Эти доли секунды охотник потратил на то, чтобы схватить скамью и зашвырнуть ее в них. Низкие своды помещения, его переполненность, не дали скамье пролететь бесследно. Раздались взвизги, ругательства и, вскорости, вся харчевня дралась, побивая каждый каждого за все тяготы своей жизни в Эсдоларге.

Сын Прыгуна вскочил на ноги и двумя сильными ударами отбросил в сторону пасмасов. В этот момент он получил сильный удар в спину. Обернувшись, он увидел перед собой холкуна, которого поил за свой счет. Холкун даже не попытался бежать. Сильный удар охотника заставил его лицо расцвести алым. Подобно снопу он повалился на пол.

Поняв, что, довольно, людомар принялся прокладывать себе путь к выходу и выбрался наружу. Осмотрев себя и ощупав, он не нашел никаких серьезных повреждений.

Холодный воздух Прибрежья быстро остудил его боевой пыл, и он наскоро подавил жажду крови, которая почти захватила его душу. Нехотя, она снова сокрылась в дальних уголках его существа.

Поправляя сбившуюся маску и прихрамывая, он пошел куда глаза глядят.

На холоде думалось хорошо. Сперва он подумал об Ириме и о том, что еды он ей оставил надолго. Потом о том, что она достаточно умна, чтобы не высовывать нос из расщелины. И только лишь после этого он повернул мысли в сторону произошедшего.

Дебы имели над всеми в Прибрежье, также как и на Синих Равнинах, неимоверную власть. Не стоило ему говорить об их наличии. Скорее всего, потому на него и напали. Мерзкие холкуны. В кого они превратились?! Он помнил их тогда… когда помнил. Они были прижимисты, но не в нынешнем смысле. Их хозяйственность заключалась в делах: они работали, гордились своей работой; их городки были образцами чистоты и порядка. Что же такое с ними сталось за эти годы?

На улицу прямо перед ним вывалила толпа дерущихся. Еще одни!

Драка была нешуточная. Двое из вояк уже корчились на земле в лужах крови. Один из дерущихся схватил другого и единым движением вонзил ему нож в самое сердце. Несчастный захрипел и повалился навзничь.

Вдруг убийца перевел ошалевшие от опьянения глаза на людомара и бросился на него со словами: «И ты-ы-ы!» В этом хрипе, в этом зверином рыке не оставалось ни капли разума.

Нож промелькнул рядом с рукой людомара, а его обладатель наткнулся на кулак охотника и отскочил, словно мячик ударившийся о стену. «А-а-а!» – закричал он истошно и в бешенстве заколотил руками и ногами по земле.

Сын Прыгуна хотел было запрыгнуть на ближайшую крышу и скрыться, но усилием воли остановил себя. Тикки не для этого умер. Что-то в его глазах молило людомара выполнить просьбу. Немую просьбу. Казалось, тот взгляд передавал боль всей жизни.

Охотник плотнее запахнулся в свою хламиду. Глухо звякнула кольчуга под ней. В следующий миг толпа, безучастно следовавшая мимо, растворила его в себе.

***

Прошла уже большая луна с тех пор, как Сын Прыгуна впервые ступил на дощатый настил улиц Эсдоларга Прибрежного. Постепенно он частью привык, частью свыкся с особенностями проживания в этом странном городишке, где жизнь и смерть соседствовали за близстоящими столиками, переплетаясь в нераспутываемый клубок.

Сложнее всего было привыкнуть к жителям, точнее к тому типу их отношений, который порождал Эсдоларг. Недаром они называли себя не молчами, как на всех остальных землях, но гродами. Дружба, любовь, ненависть – все эти чувства были здесь неоднозначными. Иначе и нельзя было назвать их. Дружили гроды весьма странно: они могли пройти вместе огонь и воду, и медные трубы, но на совместной попойке исполосовать друг друга ножами за одно неуважительное или еще какое-нибудь «не.. –ительное» слово.

Про любовь людомар знал меньше, но одно понял довольно быстро. Семьи в привычном даже для высоких охотников понимании Эсдоларг не знал. В конце концов, до Сына Прыгуна дошла мысль о том, чем руководствуются гроды. Интерес. Вот и все, что их связывало.

Среди них выделялись воины и охотники. Среди этих братств людомар распознал зачатки и дружбы, и семьи.

Хождение по кабакам и харчевням Эсдоларга довольно быстро включило людомара в число жителей Эсдоларга. Все сплетни, каждое событие и происшествие – все это он узнавал из нетрезвых разговоров, песен, криков и ругательств.

Наиболее полюбилась ему харчевня, над входом в которую была прибита облезлая лапа, похожая на лапы чудовищ, которых он убил, чтобы отобрать у них пещеру. Помещение харчевни было просторным, но и цена не самой последней. В ней собирались большей частью охотники и воины. Иной раз заходили и торговцы, но это было наиредчайшим событием.

Людомар занимал дальний угол харчевни и просиживал в ней долгие часы. Его знали здесь под именем Тикки из Нисиоларга. Сам себе Сын Прыгуна напоминал паука, который расставил паутину и тихо сидит в укрытии, ожидая ее едва заметного подёргивания.

Несколько раз ему казалось, что холкуны, брезды и даже один дремс поводили головой, заслышав его крик: «Жрать Тикки неси! Тикки из Нисиоларга! Жра-ать!» Но далее ничего не происходило.

Он старательно изображал пьяного, пролеживал вечера, уткнувшись лбом в стол, но все было напрасно. К нему привыкли и прониклись тем типом доверия, которое имеется только в Эсдоларге, когда могут рассказать сокровенное, а после и прирезать за то, что развесил уши. С ним часто разговаривали на тему охоты и хвалились тем, что он и так давно знал по запаху, исходившему от собеседников.

Людомару нравилось, что им никто не интересуется. Что гроды одеты и поступают, как им заблагорассудится. Воистину, Эсдоларг был островком свободы. Жестокой, бесчестной, но все же свободы.

Холода усиливались. Зима пришла настолько стремительно, что не одна сотня обитателей Эсдоларга нашла свой покой по дороге из него или к нему.

– Холвед проснулся, – шептались жители, ежились и спешили поскорее уйти с улицы.

В тот вечер людомар, как и много раз до этого, прошелся по нескольким злачным местам, окончив свое путешествие в харчевне «Лапа неизвестно какого чудовища». Все шло как и всегда. К нему подсел один из ставших знакомым пасмасов с изуродованным ударом когтей хищника лицом. Он завел длинную историю о своих похождениях у подножия Меч-горы и Острокамья, что за Холведской грядой, в центре которой и располагался Эсдоларг. Рассказ его был, попеременно, и веселым, и грустным, и скорым, и нудно-медленным.

К ним подсаживались другие охотники и даже один воин-брезд, которые внимательно слушали пасмаса, дружно взрывались, гогоча во все горло, и трясли головами, сочувствуя утрате родного брата.

Сын Прыгуна тоже хохотал, но раздумывал над одним и тем же. Холода ожидались сильные. Как Ирима перенесет их в пещере. Появилась неожиданная необходимость провести ее в город и спрятать здесь. Но как? Этого он не знал.

От мыслей его отвлек звук возни у входа. Внезапно раздался ужасающий треск и вместе с кусками деревянных ступеней в харчевню вкатился кусок льда.

Все, кто находился в ней, вскочили на ноги. Наступила мгновенная тишина, которую разорвал дикий рев сверху. Один за другим, а то и парами в помещение стали вбегать пьяные олюди и брезды. В руках их сверкало оружие.

– Гроды! Гроды, прошу вас! – попытался вмешаться хозяин харчевни, но его уложили ударом в лицо.