На полпути к себе

Не в силах более пребывать в неизвестности, вываливаюсь из кареты как раз вовремя, чтобы стать зрителем красочного, но очень странного действа.

Солдат оказалось больше, чем в прошлый раз: на глаза попался по меньшей мере десяток, из которого у половины в руках можно было заметить взведённые арбалеты. На периферии маячил хлипкий и, судя по виду, сопливый парнишка, путающийся в необъятных складках излюбленного чародейского одеяния. Интересно, к какому возрасту маги начинают понимать, что одежда совершенно не важна: если ты способен творить волшбу, то хоть в драный коврик закутайся, а всё равно будешь иметь уважение?... Наверное, он собирался оглушить беглую эльфку (и всех её спутников заодно) чем-нибудь простым и действенным, но не успел. По очень понятной причине: от изумления. Полного и всепоглощающего. Я тоже открыл рот, потому что...

Тело представителя королевской власти (уж не знаю, каким чином он был удостоен на настоящий момент) — того самого, что приказал нам покинуть карету, висело в воздухе, на расстоянии трёх локтей от утоптанного снега. Висело вместе с лошадью, причём последняя судорожно дёргала конечностями во всех доступных направлениях, безнадёжно пытаясь обрести свободу. Всадник не дёргался. Он вообще вряд ли уже чувствовал, что с ним происходит.

Тело сминалось и с чавкающим звуком исчезало... прямо в воздухе. На снег текли струйки крови и испражнения — как седока, так и лошадки. Когда невидимая пасть добралась до бедного животного, хрипящего из последних сил, я невольно отвёл взгляд в сторону, потому что чувствовал: ещё немного, и меня вырвет. Остальные участники сцены были примерно того же мнения, потому что на их лицах явственно читалось отвращение, с большой охотой уступающее место паническому ужасу. Задние ряды солдат дрогнули: вот один молодой человек, не выдержав душераздирающего зрелища, пришпорил свою лошадь и понёсся напролом через лес — куда угодно, лишь бы подальше от невидимого ужаса. Ещё один... К чести мага следует сказать, что он попробовал хотя бы выяснить, что за чудовище пожирает командира отряда. Попробовал. Но лучше бы этого не делал... Почему? Во-первых, результата всё равно не получил. Никакого, кроме того, что посланное им заклинание, способное уничтожить пяток реальных монстров, просто кануло в никуда. В пустоту. В пустоту?...

Я нахмурился, следя за тем, как волна Пространства, поднявшаяся от волшбы молодого чародея возвращается к нему самому, чтобы... Чтобы подарить вечную юность, смяв и расплющив хрупкое тело. Пустота... Оч-ч-чень знакомо. Прямо-таки, до боли знакомо. Но та Пустота, что живёт во мне, никогда не действует сама по себе, а это значит, что и теперь она пользуется чужими руками. Или — лапами. Что за зверь или человек нагнал жути на наших противников? Третий Уровень Зрения не поможет, но погружаться глубже я всё равно сейчас не могу... Пробую подобраться к грани, не заступая на Изнанку, и убеждаюсь: кто бы или что бы ни расправлялось на моих глазах с живыми существами, его природу не определить. Пока он/она/оно того не пожелает...

Пустота сыто срыгнула, выплюнув на окровавленный снег несколько мелких кусочков — должно быть, застряли в зубах. Наконец-то скинувшие с себя оцепенение арбалетчики дали дружный, хотя и несколько судорожный залп по врагу. Стрелы пролетели насквозь через то место, где прятался невидимый монстр, что лишний раз подтверждало: ничего у вас, парни, не выйдет. Парни поняли и — пока ещё оставшиеся в живых — резво развернули лошадей. Уйти удалось не всем: ближайший к месту кровавой расправы всадник был пойман пустотой в тот самый момент, когда его лошадь, повинуясь поводьям и нещадному удару шпорами, совершала прыжок. Картинка, надо сказать, получилась впечатляющая: так и не коснувшись копытами земли, животное на короткий вдох повисло в воздухе, а потом... треснуло и разорвалось пополам. Вместе со всадником. Орошая кровью снег и тех, кто, не в силах оторвать взгляд от происходящего, находился поблизости. То есть, попало и на возницу, и на меня, и на эльфов. Одна Мин ухитрилась увернуться от веера горячих капель.

Истошный вопль, исполнителями которого стали слившиеся в агонии человек и животное, подстегнул солдат ещё надёжнее и сильнее, чем прежний ужас. Спустя несколько секунд только удалявшийся хруст веток и чавканье копыт свидетельствовали о том, что на дороге всё же были люди кроме нас пятерых. Когда же последний из звуков скоропостижного бегства стих, Ке медленно повернула ко мне голову и одними губами спросила:

— А что делать нам?

Действительно, что? Бежать — поздно, да и пока мы погрузимся в карету, пройдёт достаточно времени, чтобы неизвестное чудовище отловило нас по одному. Честно говоря, я пребывал в глубочайшей растерянности. Не зная природы монстра — да что там, природы! — не зная даже, где именно он находится... Куда бежать от неведомой опасности? Тем более, что... В отличие от всех остальных мне почему-то не было страшно. Даже любопытно не было. Наверное, потому что в следующий же момент, последовавший за вопросом эльфки, чудовище решило явиться нашим взорам.

Воздух над дорогой задрожал — легко-легко, как слабенькое летнее марево — и начал раздвигаться. Словно перед нами располагалось зеркальное стекло, отражающее то, что находится ЗА НИМ, и сейчас это самое стекло узенькими полосками складывалось, как ширма, открывая... Я ахнул от удивления.

Она выглядела самим совершенством. От кончика мельчайшей чешуйки на длинном — невероятно длинном — хвосте до матово мерцающих когтей. Инеистая ящерица, собственной персоной. Чудо из чудес. Скажете: чего же тут удивительного? Ничего. И — всё. На расстоянии двух десятков шагов от меня, изящно изогнув гибкое тело, парил над землёй зверь, который не существует. В нашем Пласте Реальности. Вообще — в Пластах. Единственное животное (да и животное ли?), избравшее местом своего обитания Межпластовый Лабиринт. Я видел изображение этой ящерицы только на гравюрах, обычно сопровождавшихся подписью: «Встреча и личное общение не рекомендуются». Но почему? Ведь она... Она прекрасна.

Чешуйки меняют свой цвет в зависимости от того, под каким углом на них падает солнечный луч: вот они кажутся почти чёрными, а вот, встопорщившись, становятся прозрачными... Наверное, именно так красавица и скрывала своё местонахождение — играла наклоном чешуек. Да, пожалуй, именно так. Просто и эффективно. Кто бы мог предположить, что мне посчастливится наяву увидеть волшебный сон? Охваченный непонятным счастливым возбуждением, я двинулся по направлению к ящерице.

Что тянуло меня? Не знаю. Не могу объяснить. Но даже самые убедительные доводы не смогли бы заставить передумать и прогнать желание прикоснуться к призывно мерцающей чешуе...

Шаг. Второй. Третий. Громада гибкого тела нависает надо мной, и я поднимаю голову, чтобы заглянуть в глаза одного из прекраснейших созданий в мире. Точнее, за пределами мира...

Эти глаза не имеют цвета. Или — состоят из всех возможных цветов и их оттенков. Вертикальные зрачки похожи на ночное небо: в них точно так же вспыхивают и гаснут... звёзды? Пасть приоткрывается, узкий язык зеленовато-жемчужного цвета на мгновение показывается мне и тут же снова втягивается внутрь. От ящерицы веет... домом. Не тем, который я когда-то покинул, чтобы (как полагал до недавнего времени) не возвращаться, а тем ДОМОМ, который живёт только в самой потаённой мечте, в самой сокровенной фантазии умирающей души. Это не объяснить словами, да и образы не помогут. Это надо чувствовать, а не осмысливать или наблюдать... Я знал, что на меня с ужасом и непониманием смотрят те, кто мне небезразличен, но не мог противиться мечте, раскрывающей объятия...

Зрачки распахиваются широко-широко, заполняя собой всю радужную оболочку. Кто может устоять перед ТАКИМ приглашением? Я — не могу. И падаю в бездонный колодец бесстрастных глаз. Падаю, в последний момент понимая, ЧТО меня толкнуло: комок слизи, разлетевшийся брызгами по моему лицу. Такой холодной слизи, что её прикосновение обжигает жарче любого огня... Я слышу только горький вздох Мантии: