Перепутье Третье

— Скачи, сынок, и пусть все боги мира благословят тебя в спину!

Докари Та Микол хорошо представлял себе путь, прямо в уме его наметил, даже и карты не надобно: сначала по имперской дороге, вдоль границы родовых владений, потом самым краешком — тут уж не миновать — по владениям Камборов, потом по сырым лесам… Океанию он обойдет южнее, потом на восток, заберет еще чуть покруче к югу…

А вот и тот самый перекресток, где, со слов Керси, тот повстречался с целым выводком баронов Камбор… А там кто-то есть! Боги, пусть это не будут Камборы! Не то чтобы Докари опасался стычки с ними, нет, он даже и спорить не станет: предъявит пайзу императорского гонца — и разъедутся мирно, без бурчаний и невнятных угроз… А просто неохота ему нарушать тот особый внутренний настрой, который приходит в дороге привычному путешественнику, то грустное, однако, чем-то даже сладостное состояние, когда тебе мнится, что из людей ты один-одинешенек на всем белом свете, и только дорога стелется под ноги, да верная Черника мчит ровной упорной рысью, не отвлекаясь, сберегая силы, да этот плут и разбойник Гвоздик, которому никакая усталость не способна помешать творить каверзы и баловство… Гвоздик! Ты чего это…

Гвоздик мчал, как обычно, впереди, потешно выбрасывая лапы, но вдруг, по мере приближения к перекрестку, повел себя странно: хвост его, свернутый на время бега в колечко, развернулся в торчащую вверх свечу, уши запрядали — так шустро и Черника ими трясти не умеет, в лапах какая-то неуверенность… остановился, сел! Редчайший случай! И нет в его скулеже ни страха, ни злости, а только вроде как растерянность и… Радость, что ли? Не может быть! И откуда на этом перекрестке каменный истукан? Что-то он не припомнит такого. Камборы поставили?

Лошадь, упряжь — были незнакомы юному князю, а вот эти седые волосы до плеч, осанка…

— Снег!!! Ура-а-а! Снег!

Гвоздик словно ждал от хозяина этого счастливого крика, тотчас подпрыгнул из положения сидя, смешно подкинув хвостатую задницу едва ли не до самых облаков, и взялся плясать вокруг незнакомой лошади и хорошо знакомого всадника. Кобыла, совершенно не знакомая с повадками доброго и веселого охи-охи Гвоздика, завизжала от ужаса, беспорядочно лягая воздух…

— Цыц всем! — Снег ловко поймал кобылу за ухо, хлестнул ее заклятьем — успокоилась и равнодушно уронила голову к траве. — Решительно никто не изменился, ни звери, ни люди: все по маковку забиты детством и глупостями! Здравствуй, Лин, здравствуй, мой дорогой!

Докари за это время успел спрыгнуть с лошади, сдернуть перчатки и только ждал паузы в притворном ворчании своего наставника, чтобы броситься к нему!

Обнялись по-рыцарски, сдержанно, однако у обоих — рот до ушей и в глазах счастье.

— Снег! Вот уж не чаял… Я-то знал, что ты к нам прибудешь… потому что подслушал, честно сказать… Не я, а Керси подслушал, но мы оба в этом виноваты, а не он один! И я, конечно, жду-пожду, а тут меня неожиданно посылают на восток, на юг… с поручением…

— К маркизам Короны в удел.

— Д-да… Но откуда ты…

— Давай наперегонки соревноваться в хранении тайн: я свои крепко храню. А ты?

Докари мгновенно справился с собой и рассмеялся.

— И я… Стараюсь по твоим заветам… А вот Гвоздик свои чувства хранить не умеет, они у него все на языке… Как тебе не стыдно, Гвоздик!

— Да уж! — Снег вытянул из рукава платок, насухо протер от слюней бороду и лицо, яростно облизанные охи-охи, а пальцами свободной руки взялся пошкрябывать между ушами довольного собою зверя.

— Ну, что, Лин… давай пообедаем, что ли… Раз счастливый случай нас свел — надо этим воспользоваться полною мерой.

Докари — в эти мгновения, от макушки до пят, прежний Лин — замешкался с ответом, покраснел.

— Я был бы счастлив, клянусь честью и жизнью, но — приказ… И кроме того, я решил выгадывать каждое мгновение, чтобы успеть обернуться туда-сюда до начала… гм… событий.

— Приказ ты выполнишь. А вот обернуться туда-сюда до начала Морева — даже и не надейся, не успеешь.

Лин широко распахнул глаза и побледнел.

— А… ты?

— А я успею. Так что — вон фляга, смой грязь с лица, присаживайся к костру. Расскажем друг другу новости, накопившиеся за эти годы… да, в конце концов, я тебе приказываю: видишь пайзу? Ну-ка, глянь, рыцарь-посланник!

Лин послушно осмотрел, ощупал пайзу, простым и магическим зрением — не ниже, чем у самого Когори Тумару!

— Ура! Приказывайте, сударь Снег!

— То-то же. Ишь, как он сразу повеселел! Я-то, в простоте душевной, надеялся, что ради старого друга он отринет приказ и присягу… Впрочем, шучу. И даже в этом случае не волнуйся, не задержу. Взварчику? Свеженький?

Лин был настолько огорошен и восхищен внезапной встречей, что и не подумал отказываться от кошмарной кислятины, которая всегда была так по душе наставнику.

— То есть с удовольствием!

— Держи кружку. Тебе от Мотоны поклоны и поцелуи среди водопада слез. Я слышал — ты женился? И даже счастливо?

— О, да!..

Солнце не успело подняться в зенит, как друзьям пришло время расставаться…

— Снег, но ведь мы еще увидимся?

— Ты хитрый малый, дорогой Лин. Может — да, может — нет, это как Морево себя проявит. Ты думаешь — я провижу будущее и сей миг намеками выдам его тебе? Нет, о нем я не знаю ничего, кроме того, что оно настанет. Где этот чешуйчатый негодяй, полный слюней и коварства? И Чернику обязательно почешем, да Черника?

Лин и Снег обнялись на прощание — оба худощавые, стройные, широкоплечие, настоящие воины, рыцари, однако, один из них совсем еще юнец, а другой совсем уже старик.

— Скачи, не оглядываясь, понял? Вперед!

- 'Вперед'! Эти людишки только и знают, что торопить, торопиться и поторапливаться… Но чуть жареным припахнет по-настоящему, или, хотя бы, старостью — только и слышишь хныканья о том, чтобы все вернуть вспять и остановить… А, Санги?

Волглая земля не давала пыли, осенний воздух стоял прозрачен, позволяя видеть синеву неба чуть не до самого окоема, да только вот сам окоем был переменчив, на клочки изрезан складками местности, чахлым пучковым кустарником меж валунов… Докари Та Микол скрылся за пологими холмами, поэтому, даже при сильном желании, не мог бы подсмотреть и увидеть, как расплылись очертания каменного истукана, сидящего у перепутья, и вместо пузатого клыкастого весельчака, изображающего непонятно какого бога, перед Санги Бо предстал рослый и мощный мужчина, с черною бородой едва не по грудь, в черной рубашке под темно-зеленым камзолом. За спиною у него наискось висел двуручный меч — сразу видно, что непрост меч, древней и весьма искусной ковки, по крестцу застегнут широкий кожаный пояс, кроме секиры на поясе кинжал и швыряльные ножи… вроде бы и кнут… Лихой воин, черная рубашка, но — не рыцарь, а между тем с самим Санги Бо на ты, да еще чуть ли не свысока…